Кайли Фицпатрик - Гобелен

• Название: Гобелен
• Автор: Кайли Фицпатрик
• Издательство: Эксмо; Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-40422-3

Мадлен, преподавательница истории Средних веков в Университете Кана во Франции, ведет тихую размеренную жизнь. Она еще не оправилась от разрыва с любимым, когда внезапно умирает ее мать. От неизбывного горя Мадлен спасает случайно попавший к ней дневник вышивальщицы гобеленов, жившей в середине XI века. Мадлен берется за перевод дневника и погружается в события, интриги, заговоры, царящие при дворе Эдуарда, последнего короля саксов, узнает о запретной любви королевы Эдит и священника.

Что это — фальсификация или подлинный дневник? Каким образом он связан с историей всемирно известного гобелена Байе? И какое отношение все это имеет к самой Мадлен? Что ждет ее в Англии? Разгадка тайны гобелена? Новая любовь?

---

Им принесли заказ, и они принялись за пресный хлеб и какое-то непонятное, сильно прожаренное мясо с пряностями, перчеными овощами и кускусом[50].

Потом им принесли еще одну бутылку вина. Беседа текла все так же легко и непринужденно.

Мадлен казалось, что она ведет себя слишком эксцентрично, но не знала, как это скрыть. Николас так задавал вопросы, что она охотно и откровенно на них отвечала. Она уже призналась, что история привлекает ее обещанием приключений и воображаемыми мирами, которые создает.

— Я немного завидую твоему романтическому подходу, — сказал Николас, удивив Мадлен.

Она всегда считала, что склонность к романтике является слабостью.

— Я не уверена, что этому стоит завидовать! — со смехом ответила она. — Реальность обычно оказывается более разумной.

— Разумной-благоразумной. Проблема в том, что сначала нужно столкнуться с романтикой, чтобы иметь право стать реалистом.

Мадлен нахмурилась.

— Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь.

— Смотри, — сказал Николас, закуривая сигарету, — Вирджиния Вульф была реалистом, хотя жила среди романтиков. Она покончила с собой. А это поступок романтика, но не реалиста.

Именно в этот момент Мадлен решила, что ей больше не стоит пить. Она не согласилась с не совсем понятными ей доводами Николаса, предложив вернуться к этому вопросу, когда будет мыслить яснее.

Пока они ждали такси возле ресторана, чтобы разъехаться по домам, Мадлен слегка дрожала в тонком платье и шали, едва прикрывающей плечи. Стало прохладно.

— Замерзла? Возьми.

Николас накинул ей на плечи легкий пиджак, который держал в руках.

Он настоял, чтобы она первой взяла такси, потом положил руки ей на плечи и быстро поцеловал в губы, как уже делал однажды. Поцелуй получился совсем коротким, но пока Мадлен ехала домой, она все еще ощущала его губы и прикосновение рук. От пиджака едва заметно пахло его одеколоном.

Они не договорились о следующей встрече, но Мадлен до сих пор пребывала в легкой эйфории, которую впервые ощутила в саду. Казалось, ею завладела уверенность, что теперь все будет хорошо и прошлое перестанет оказывать негативное влияние на ее жизнь.

Весь следующий день Мадлен работала в саду. Погода была великолепной, и к вечеру она чувствовала себя прекрасно — она погрелась на солнце, мышцы приятно гудели от физической работы.

Сад теперь выглядит прелестно, заметила Джоан, когда навестила ее вечером. Они сидели за столиком в саду возле задней двери и пили чай со льдом.

Джоан с очевидным удовольствием оглядела работу Мадлен. Отсюда был виден канал — сорняки и высокая трава не портили вида.

— Здесь очень красиво. Что ты намерена делать с домом, Мадлен?

— Я и сама уже давно об этом думаю. Мне здесь нравится. Трудно представить, что я продам дом или даже сдам его в аренду.

Джоан кивнула.

— Конечно, мы все были бы рады, если бы ты сохранила дом, но тогда тебе придется здесь жить. Тебе бы этого хотелось?

Джоан сформулировала вопрос, который не осмеливалась задать себе Мадлен.

— Это нелегкое решение. У меня есть обязательства в Кане.

— Разумеется, — согласилась Джоан. — К тому же правильное решение обычно приходит само, ты согласна?

— Я полагаю, что это замечательная философия.

Джоан хватило такта не спрашивать про Николаса, хотя она знала, что они встречаются. Вместо этого она задала вопрос о Государственном архиве и завещании Элизабет Бродье.

Они немного поговорили о торговле вышивками в Англии саксов, которая брала свое начало во времена еще более древние, чем годы жизни Леофгит. Джоан описала самую древнюю сохранившуюся ткань с вышивкой — религиозное одеяние начала десятого века, выставленное в соборе Дирхем на севере Англии. Изощренная работа говорила о том, что искусство англосаксонских вышивальщиц уже тогда не имело равных в Европе.

— Норманны, — продолжала Джоан, — в полной мере пользовались умениями английских вышивальщиц. Они всячески поддерживали его и внесли собственное чувство стиля.

Мадлен внимательно слушала, ее завораживала история древнего искусства.

— Складывается впечатление, что в моей семье с древних времен занимались вышивкой, — задумчиво проговорила она. — Я хочу по вашему совету заглянуть в «Книгу Страшного суда».

— Да, так и сделай. Даже если ты не найдешь там упоминаний о своей семье, книгу все равно стоит прочитать. Сейчас она есть во всех регионах, и в библиотеке ты легко сможешь получить на руки экземпляр. Вот только во Францию его увезти будет нельзя.

Когда Джоан ушла, Мадлен решила, что не станет ждать звонка Николаса. Это было бы проявлением трусости. Она нашла его номер в сотовом телефоне и нажала на кнопку вызова.

Мадлен вновь услышала автоответчик, но, когда она заговорила, чтобы оставить сообщение, Николас взял трубку.

Он сказал, что недавно вернулся из Лондона и собирался ей позвонить. Завтра он планирует поехать за город, если погода будет хорошей.

Когда на следующее утро «фольксваген» Николаса подъехал к дому, Мадлен была в передней части сада и пропалывала розовые кусты. Она старалась не испачкаться, но на коленках джинсов остались следы земли, а волосы выбились из-под яркого шарфа, которым она повязала их.

Николас пересек лужайку, чтобы взглянуть на ее работу.

— Мне кажется, сейчас розовые кусты счастливы, — сказала она.

— По крайней мере, они выглядят счастливыми, — согласился Николас. — Пора ехать, — добавил он, посмотрев на небо. — Тучи с той стороны могут все испортить. Однако мы убежим от них, если поедем в противоположном направлении.

Мадлен кивнула.

— Заходи. Я сейчас переоденусь.

Она оставила Николаса побродить возле канала, а потом увидела из окна второго этажа, что он устроился на скамейке, курит сигарету и смотрит на воду. Совсем как она, когда приехала сюда.

Мадлен привезла с собой еще одно платье, кроме того, что купила в «Либерти», — бирюзовое, из индийского хлопка. Оно было длинным и элегантным, с квадратным вырезом и рукавами в три четверти. Мадлен быстро оделась, провела щеткой по волосам, а потом заколола их шпильками.

Мадлен не стала спрашивать, куда они едут, до тех пор, пока машина не выбралась из Кентербери и не покатила по старой дороге. С одной стороны тянулась разбитая, покрывшаяся мхом каменная стена, за которой находился старый сад. Ветви деревьев стали узловатыми и изогнутыми — долгие годы они приносили плоды, раз за разом сбрасывали листву.

— Обычно у меня нет заранее составленного плана, если не считать того, что я стремлюсь покинуть город, — признался Николас. — Ты не против, если мы просто поедем и посмотрим, куда нас приведет дорога? Если тучи будут и дальше нас преследовать, мы окажемся на побережье.

— Я не возражаю. Может, надо было захватить купальник?

— Не думаю. Пляжи здесь выглядят мрачновато, но англичане ничего не имеют против гальки. Они умеют извлекать лучшее из того, что имеют.

— А в Уэльсе пляжи лучше?

— Пожалуй, да. Когда мы были мальчишками, то часто отправлялись летом в Южный Уэльс, в маленький рыбацкий городок под названием Тенби. Он очень колоритный, там полно безумных валлийцев. Одно из таких мест одарило вдохновением Дилана Томаса. Как-нибудь съездим туда.

Николас в первый раз заговорил о том, что у их дружбы может быть продолжение. Казалось, он не придает своим словам особого значения, но Мадлен сразу обратила на это внимание.

Она предложила поставить музыку и нашла запись «Мэдди Уотерс» — старые блюзы, которые соответствовали их настроению и сонным плодородным долинам вокруг.

Примерно через полчаса Николас свернул на Гастингс, и Мадлен оживилась. Он это заметил.

— Здесь начинаются серьезные исторические места, — сказал Николас. — Полагаю, благодаря твоей профессии и крови ты знаешь все о норманнском вторжении.

Если бы он только знал, как много ей известно.

— Да, это одна из тем моих лекций, — согласилась Мадлен, ненавидя себя за то, что продолжает хранить тайну.

А почему бы ей не рассказать Николасу о дневнике? Наверное, он будет обижен, когда узнает, что она так долго скрывала от него его существование, — в особенности после того, как они вместе переводили руны. Дневник проливал свет на происхождение ковчега с мощами святого Августина, и ей отчаянно захотелось поделиться своим новым знанием с Николасом и поговорить с ним о Леофгит.

Гастингс находился немного в стороне от того места, где произошла битва, — на побережье, недалеко от Пивенси, где в тысяча шестьдесят шестом году высадился Вильгельм.

Несмотря на свое знаменитое имя, город не производил особого впечатления. Вдоль дороги, тянувшейся мимо пляжа, выстроились большие обветшалые викторианские дома. Они выглядели печальными, словно мечтали увидеть что-нибудь более веселое, чем черные волны, раз за разом накатывающие на серый песок.