Кайли Фицпатрик - Гобелен

• Название: Гобелен
• Автор: Кайли Фицпатрик
• Издательство: Эксмо; Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-40422-3

Мадлен, преподавательница истории Средних веков в Университете Кана во Франции, ведет тихую размеренную жизнь. Она еще не оправилась от разрыва с любимым, когда внезапно умирает ее мать. От неизбывного горя Мадлен спасает случайно попавший к ней дневник вышивальщицы гобеленов, жившей в середине XI века. Мадлен берется за перевод дневника и погружается в события, интриги, заговоры, царящие при дворе Эдуарда, последнего короля саксов, узнает о запретной любви королевы Эдит и священника.

Что это — фальсификация или подлинный дневник? Каким образом он связан с историей всемирно известного гобелена Байе? И какое отношение все это имеет к самой Мадлен? Что ждет ее в Англии? Разгадка тайны гобелена? Новая любовь?

---

Тостиг самый красивый из братьев. Только он да Эдита унаследовали золотые волосы своей матери. Они все высокие, в отца. Кроме того, Тостиг наименее суровый из всех братьев, поэтому многие считают, что он не должен быть правителем.

Пока он не женился на Джудит из Фландрии, многие леди мечтали стать его женой. От Изабель я слышала, что Гарольд не пропускает мимо ни одной юбки, в то время как эрл Нортумбрии посвящает все время лишь королю.

Эдуард всегда охотно окружал себя роскошью и людьми, обладающими изысканным вкусом, и нашел в Тостиге достойного соратника. Эдуард провел юность в праздности, много охотился и развлекался при норманнском дворе. Поэтому он оказался плохо подготовлен к событиям, в результате которых стал королем саксов. Я смотрела на него и видела болезнь. Тогда я подумала, что его безумие — не более чем терзающий его страх. Эдуард знал, что в королевство со всех сторон готовы вторгнуться претенденты на трон. А сам он не сможет отдавать приказы даже военачальникам, если придется вступить в сражение. Но пока король жив, такого не будет — они ждут его смерти. Возможно, страх короля объясняется тем, что он уверен — после смерти Бог его не примет. Больше всех других королей этих земель Эдуард пытался очаровать Бога римлян. Если римскому Богу не нравится огромная церковь в Вестминстере, похожая на дворец, то такому Богу очень трудно угодить.

Когда все было съедено и припрятано, тарелки унесли. Слуги поставили на столы новые кувшины эля и вина. Появились акробаты и жонглеры, раздались звуки одинокой флейты и барабана. Все артисты были одеты в красное и зеленое, и у каждого были штанины разного цвета. На сапогах звенели маленькие колокольчики, а шляпы были похожи на грибы и тыквы. Они давали представление в центре зала — жонглировали, балансировали мечами на носах и подбородках, стояли на руках. Одним из исполнителей труппы был мускулистый карлик, который вытаскивал из шляп своих товарищей куски желтой материи, цветы и мышей. Дети старались подобраться поближе к актерам и сидели на полу, глядя на них широко раскрытыми глазами. Они громче всех смеялись и искренне наслаждались представлением.

Место акробатов и жонглеров занял бард — странствующий рассказчик, которого мы уже видели раньше. Все называли его Хорьком из-за худощавого, покрытого оспинами лица и длинного носа. Хорек уселся на стул возле огня, напротив стены, где сидела моя семья.

Он принялся умело рассказывать историю воина викинга Беовульфа, которую все слышали много раз. Но Хорек умел управлять слушателями, заставляя их замирать, с нетерпением ожидая продолжения. Когда он говорил, замолкали даже маленькие дети.

Когда он закончил рассказ, матери взяли на руки спящих детей, и горожане начали покидать зал, надевая плащи и прощаясь друг с другом. Большинство были слишком пьяны, чтобы заметить, что король заснул в кресле. Эдита и Тостиг осторожно разбудили его и помогли подняться на ноги. Гарольд перешел к другому концу стола, чтобы поговорить с братьями Гиртом и Леофвином, полностью игнорируя Тостига. Мне показалось, что Одерикус ушел, но потом я заметила его возле камина. Он стоял и смотрел на огонь. Джон положил на плечо спящего маленького Джона, словно мешок с мукой, а я отдала Мэри малыша Джеймса и пообещала, что скоро приду.

Монах погрузился в глубокие размышления. Я остановилась неподалеку — быть может, не следует его тревожить, подумала я. Однако он почувствовал мое присутствие, повернулся ко мне и улыбнулся. Я отчетливо помню наш разговор.

— Леофгит, друг мой. Подойди, постой со мной у огня. Я надеялся, что мы сумеем сегодня поговорить.

Я стояла рядом и смотрела, как горит и обугливается ствол деревца. Люди, которые могли бы нас увидеть, нисколько не удивились бы, поскольку я часто беседую с монахами относительно церковных облачений и драпировок. Наша дружба продолжается уже много лет, хотя никто не знает почему — ведь наши боги носят разные имена. Давным-давно, тогда я была еще молоденькой девушкой, мне казалось, что Одерикус должен знать о мире духа столько же, сколько знает о народах, живущих на континенте. Но его знания почерпнуты из священных книг, написанных людьми. Я уважаю огромные познания монаха и его доброе сердце, хотя он и заблуждается в своей вере. Однако Одерикус — один из немногих, кто действительно верит и живет по своей вере. Мне неизвестно, что заставило Одерикуса искать моей дружбы, когда много лет назад он пришел в мастерскую в Кентербери, но мне кажется, что его интересует моя вера — ведь и мне интересно, как верит он. И я не раз видела, что его удивляет мое нежелание искать ответы на многие вопросы в законах церкви, чтобы правильно прожить свою жизнь.

Он понизил голос и снова заговорил:

— Я хочу кое о чем попросить тебя.

Он взглянул на группу лондонских купцов, которые сидели на скамейке возле камина. Купцы обсуждали цены на шерсть из Сарума и не обращали на нас внимания.

— Эрл Гарольд просил меня хранить молчание о природе его… встречи с Вильгельмом из Нормандии и проследить за тем, чтобы ни один писец не стал об этом писать. Как летописец двора и церкви, я не могу пренебречь своим долгом, но и ослушаться эрла Гарольда не имею права. Но, поскольку ты не раз доказывала, что достойна быть писцом, у меня появилась идея. Ты меня понимаешь?

Я кивнула.

— Хорошо. Я скоро приду в башню. А теперь расскажи, как твои дела.

Я немного посидела с Одерикусом возле огня и рассказала о том, как продвигается работа над занавесью для библиотеки Святого Августина. Он внимательно меня слушал, но я заметила, что он отвлекся, когда королева, проводив мужа в покои, вернулась в зал. Глаза Одерикуса следили за королевой, пока она не заняла свое место и не возобновила беседу с леди Алдитой.

Николас позвонил в пятницу утром и предложил Мадлен «посачковать». Когда он уточнил, что имеется в виду (Лидия никогда бы не воспользовалась таким выражением), Мадлен тут же решила, что это полезное новое слово для ее английского лексикона, и согласилась составить ему компанию.

Она сидела за столом возле окна. Николас подъехал на бутылочно-зеленом «фольксвагене», довольно старом, но ухоженном.

Мадлен смотрела на его стройное тело, на то, как он выбирается из машины, а над его головой поднимается облачко пара от дыхания. Он открыл ворота и оценивающе оглядел коттедж. Мадлен быстро отошла от окна, прежде чем Николас успел заметить, что за ним наблюдают. Она подождала, когда зазвонит звонок, и только после этого направилась к двери.

— Симпатичное место, — сказал он, оглядывая комнату, пока Мадлен искала перчатки и шарф.

— Да, вы правы. Однако я не знаю, что мне с ним делать. Вероятно, нет особого смысла сохранять дом — ведь я не собираюсь здесь жить.

— Вы можете его сдать.

Она пожала плечами.

— Конечно. Трудно сказать…

— Тогда ничего не предпринимайте пока. — Он посмотрел на нее и улыбнулся, словно все было очень просто. — Готовы?

Она кивнула.

Местность между Кентербери и Йартоном была полна развалин каменных строений, деревень, которые казались брошенными, но содержались в полном порядке, с зимними садами и дымящими трубами. Изредка попадались фермы, иногда сараи, доверху заполненные сеном.

«Фольксвагену» часто приходилось ползти на первой передаче вслед за огромными, покрытыми грязью колесами трактора, но Николас всегда дожидался, когда фермер заметит, что его догнал автомобиль, чтобы не сигналить. Однажды он наклонился так близко, что Мадлен смогла уловить аромат его одеколона, и протянул руку к заднему сиденью. Взяв коробку, набитую кассетами, он поставил ее на колени Мадлен.

— Может быть, послушаем музыку? Выбирайте.

В его коллекции оказалось много незнакомых названий, но Мадлен нашла несколько своих любимых мелодий. До Йартона они ехали в сопровождении меланхоличного воркования Ника Кейва — «Зов лодочника». Стихи пробудили в Мадлен грусть, и ей пришлось отвернуться к окну, чтобы скрыть набежавшие слезы.

«Я не верю в существование ангелов, но, глядя на тебя, начинаю в этом сомневаться. Я бы позвал их сюда, чтобы попросить присматривать за тобой…»

Пальцы Николаса отбивали ритм на руле. Казалось, он не заметил ее внезапной грусти, но когда Мадлен повернулась к нему, то увидела, что Николас не сводит с нее глаз.

— Может быть, это слишком грустная музыка?

Она покачала головой.

— Нет, иногда мне нравится чувствовать печаль — можно сказать, это такой способ укрыться от внешнего мира. Вероятно, мои слова звучат мрачновато…

— Нет, думаю, я понимаю, о чем вы говорите. Вы можете быть печальной, не впадая в мрачность. В любом случае меня это не пугает, а что до «существования ангелов», то нам нужно не опоздать на встречу!