Ефим Гольбрайх - Былой войны разрозненные строки

• Название: Былой войны разрозненные строки
• Автор: Ефим Гольбрайх
• Издательство: Издательское содружество А. Богатых и Э. Ракитской
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-98575-166-X

Автор настоящих записей, — свидетельствовал Василь Быков, — безыскусно, но очень правдиво, со скрупулезной точностью участника и очевидца повествует о пережитом, тем самым внося свой благородный вклад во всенародную копилку памяти о тех героических днях, примет которых все меньше остается в нашем сегодня… Ефим Гольбрайх прошел всю Великую Отечественную войну. Был рядовым солдатом пехоты, комсоргом батальона и полка, командиром стрелковой роты, заместителем командира штрафной роты. Участвовал в обороне Москвы, Сталинграда, освобождении Севастополя, Украины, Прибалтики. Был ранен, награжден четырьмя орденами и многими медалями. После войны много лет работал в искусстве. В бывшем СССР и в Израиле вышли его книги «Солдатские судьбы», «Записки театрального администратора»; «Последние участники» и другие.

---

Десятки лет Ада с мамой безуспешно искали доктора Околович.

Уже после смерти мамы, в 1980 году, Ада случайно узнала, что Околович живет в Ленинграде в двух кварталах от нее! Встреча была со слезами на глазах… А через год Ада проводила мамину спасительницу в последний путь на Охтинское кладбище Ленинграда…

По своим детским болезням Ада может, как по шпалам, пробежать лет до семнадцати. В пятилетнем возрасте она почему-то целый год не болела. Родители на работе, домработница Маня занята по хозяйству и ей не остается ничего другого, как заняться самообразованием. Дома много номеров газеты «Известия». «Правда» была под материнским запретом еще до Адиного рождения, будучи ею уличенной в бессовестном вранье в освещении июльских событий восемнадцатого года, свидетелем которых мама была в Петрограде.

В заглавии «Известий» Аду заинтриговала буква «Т» — массивная, похожая на лопату. Ада спросила у папы, что это за лопата. Он объяснил ее значение и заодно некоторые другие буквы. К шести годам Ада бегло читала про себя и вслух. Читала все — неадаптированного «Гулливера» и адаптированного «Маугли» — чудесную повесть о мальчике «Травка» (Тимофей), «Звери дедушки Дурова», заливаясь слезами, когда злые люди зарезали к Новому Году ученого гуся…

Маня вышла замуж, Ада осталась бесхозная и родители решили, что пора ей отправляться «в люди». Записали в старшую группу детского сада. Там-то и началось становление Ады как «общественного и политического деятеля». Воспитание было предельно заидеологизировано. Был январский утренник, посвященный Ленину. В те годы отмечался день его смерти. В старшей группе висел на стене плакат — на серой глянцевой бумаге красные глянцевитые печатные буквы составляли строчку «Ленин умер, но дело его живет». На утреннике дети были в костюмах народов мира. Ада — турчанка, как это понимала мама и как позволяли подручные материалы. Ей была отведена роль глашатая ленинских идей. Стоя на табуретке она с пафосом продекламировала: «Ленин милый, дорогой, ты лежишь в земле сырой, как я только подрасту — в твою партию вступлю. Буду бороться, как ты, за счастье рабочих и бедноты». Так свет ленинских идей озарял детсадовское детство, вместо приличествующих возрасту Бармалея и крокодила Тотоши. (Вини Пух и Чебурашка еще придуманы не были).

Вот такие были времена.

В первом и втором классах Ада училась в Ленинграде, жила с бабушкой и мамиными братьями. Родители по году были на курсах усовершенствования в Москве, а папа еще ина военных сборах. В первом классе политические и атеистические взгляды Ады сформировались в стройную «философскую» систему: всем своим существом служить делу мировой революции и бороться с религиозным дурманом. Точкой приложения сил по первому пункту оказался СМ. Киров. Руководство ленинградской партийной организацией он совмещал с шефством над школой в которой она училась, благо жил в доме напротив. Школа располагалась в бывшем Александровском лицее на бывшем Каменноостровском проспекте — в то время улица Красных Зорь.

Однажды стало известно, что он должен прийти в школу. Встреча будет происходить в актовом зале с колоннами и концертным Бехштейном. По сценарию его должны были приветствовать девочка из первого класса и подросток из последнего. Девочкой была выбрана Ада. На предложение учительницы вместе с ней продумать текст выступления — приветствия она гордо ответила: «Мне помощь не нужна. Я сама знаю, какие слова я скажу вождю!» — Учительница была умная, порядки в чем-то еще были либеральные (1930 год!) и Аду пустили в свободное плавание.

И вот пришел Киров — точно такой, как на портретах: широкая улыбка, зачес волос назад, гимнастерка под широким поясом. Стал в проеме рояля, рядом стоял стул. Первым его приветствовала первоклашка Ада — подбежав к Кирову она звонким голосом пообещала ему от имени октябрят своего класса всяческую поддержку в борьбе за светлое будущее человечества, чему не будет помехой возраст, ибо они — октябрята-ленинцы. Вместо растроганной благодарности вождя, на что рассчитывала Ада, Сергей Миронович сел на стул, посадил ее на колени (!) и как маленького ребенка погладил по голове. В злобе и слезах Ада спрыгнула с его колен, убежала и спряталась в последних рядах старшеклассников. Измерить ее обиду на Кирова обычными методами былоневозможно. Но долго сердиться по природе своей она не умела и искренне плакала в 1934 году, когда он был убит.

Что касается борьбы с религиозным дурманом, то и здесь впечатляющих результатов Ада не добилась. Бабушке, эрудитке и философу, Ада с ходу бухнула, что бога нет и в синагогу ходить не нужно. Бабушка спокойно ответила, что если Ада считает, что ее Бог — дедушка, сидящий на облаке в окружении ангелов, то она совсем не умная девочка. «Для меня, — сказала она, — Бог такая философская идея, нечто непознаваемое, но существующая в мироздании, как начало начал». Ада все запомнила, ничего не поняла, кроме того, что бабушку превратить в атеистку ей не дано. Второй конфуз на ниве борьбы за атеизм произошел через два-три дня, когда дядя Сима проверял ее уроки и в тетрадке обнаружил рисунок, где церковный колокол был сброшен с церкви, «потому что бога нет». Дядя поинтересовался ее ли это творчество в плане идеи. Узнав, что это было нарисовано на доске, а им было задано срисовать, а текст написать в своих тетрадках, Семен Ефимович сказал, что вера во всем личное дело каждого человека, что сбрасывать колокола с церкви равносильно плевку в душу верующего, все равно, как сорвать с Ады галстук и вывалять его в грязи или сжечь. Словом, здесь Ада тоже потерпела фиаско, но стала атеистом на всю оставшуюся жизнь.

Истоки махрового атеизма Ады еще в дошкольном периоде. В праздник Пурим бабушка накинула на свою красивую, величественную голову черный кружевной шарф, завязала Аде, семилетке, белый бант в стриженных с челочкой волосах и повела в хоральную синагогу. Вначале Аде казалось, что они в театре, благо сидели на балконе. (В прошлом месяце ее водили в Мариинку на детский спектакль «Кот в сапогах». Ада была зачарована зрелищем и до сих пор помнит начало спектакля: кот прыгает на задних лапах, а передними отмахивается от пчел.) Ада посмотрела с балкона вниз и увидела только сгорбленные спины, как попоной, покрытые черно-белой тканью. Началась служба. Через десять минут ей стало убийственно скучно и она решила разрядить обстановку. Ей пришла в голову великолепная идея: незаметно подвинуть на край барьера один из бабушкиных молитвенников и имитировать его «случайное» падение вниз на полосатые спины мужчин. Молитвенник попал в цель — слава Богу не на голову, а на спину одного из молящихся. Поднялся такой переполох и гвалт, как будто пострадали все. Видимо Ада действовала недостаточно конспиративно, ибо ее соседка закричала бабушке: «Послушайте! Что за мамзера вы привели в синагогу? Позор на вашу голову!» — Бабушка величественно поднялась, молча взяла Аду за руку, вывела на галерею и сказала: «Тебе могло быть скучно, но как ты осмелилась оскорбить молящихся! Жди меня здесь, а о наказании мы поговорим потом». — Ада тихо стояла у окна и думала о предстоящем наказании. Больше всего она боялась, что отнимут новые книжки и старую тряпичную куклу Машеньку, которая открывала и закрывала голубые глаза, и которой она сама стилем «веревочка» вышила слоника на передничке. По дороге домой Ада всячески каялась и умоляла не рассказывать о своем проступке родителям. К концу пути ей удалось растопить лед бабушкиного сердца — та обещала маме и папе ничего не говорить и что прощает ее условно. До первого следующего преступления. Ада обещала быть паинькой и какое-то время продержалась.

Итак, с иудейской религией было покончено. Но в начале лета был большой православный праздник и сосед, с дочкой которого Ниной Ада дружила, пригласил их пойти с ними в церковь. Лето было жарким, у мамы был пунктик, что тело ребенка должно дышать. По сему Ада бегала по двору в черных трусиках и белой косыночке. Кроме этой «одежды» на ней были сандалики. Нина была в длинной ситцевой «татьяночке», в черных ботиночках с петлей сзади. До собора ехали на трамвае. В его дворе стояли подводы с подстилкой из сена. Они были покрыты яркими домоткаными ковриками. На возах множество крестьянских семей из окрестных деревень. Когда они стали по ступенькам подыматься к дверям церкви, одна из служек подошла к Аде и сказала: «То, что ты не крещенная, значения не имеет. Бог принимает всех, а то, что ты голая Боженьке неугодно!» — Аду не впустили в церковь и она долго ждала Нину с родителями, слоняясь между возами. Так она была отвергнута и православным Богом.

И у нее остался только путь атеизма.

(по материалам Ариадны Бердичевской) Спасший знамя

В конце двадцатых годов семья Мишнаевых перебралась из еврейского села Бережное в Чернигов. Маленьким Миша бегал в городской парк, где стояли старинные пушки, на берег Десны, куда водочный завод спускал неочищенные воды, и живые еще рыбки выпрыгивали из воды. Отец был ломовым извозчиком, имел лошадь, в гражданскую воевал у Буденного, умер рано, осталось трое детей, Миша старший. Семья перебралась в Керчь. В первый класс Миша пошел, не зная ни одного русского слова. Вышел к доске: «А дэ тра-почка?» — Все засмеялись.