Джой Адамсон - Пятнистый сфинкс. Пиппа бросает вызов (с иллюстрациями)

• Название: Пятнистый сфинкс. Пиппа бросает вызов (с иллюстрациями)
• Автор: Джой Адамсон
• Издательство: Мир
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1983

Четвертое издание книги хорошо известной советскому читателю английской писательницы и ученого Джой Адамсон, в которой она рассказывает о своем многолетием эксперименте по возвращению в природную среду выращенных в неволе животных.

Для широкого круга читателей.

---

Мы поехали дальше, продолжая звать Мбили, и вскоре увидели, как она прокралась в траве и затаилась в кустах. Это было непохоже на нее, я подошла поближе и увидела, что она ослепла на один глаз. Правый глаз раздулся до размеров мячика для пинг-понга и был налит кровью. На лбу у нее был полузатянувшийся шрам — двух- или трехдневной давности. Я накормила ее мясом — Мбили брала его у меня из рук, — и она легла под тенистый куст с туго набитым брюхом. Я очень боялась, что воспаление может перейти с больного глаза на здоровый и Мбили совсем потеряет зрение, поэтому решилась вызвать Харторнов. К несчастью, связь никак не налаживалась, и нам пришлось ждать до утра, чтобы послать радиограмму. Во второй половине дня я съездила за мясом к Джорджу и починила вольер в своем лагере на случай, если придется поместить в него Мбили.

На следующее утро мы отыскали ее на прежнем месте. Глаз был воспален еще больше, а нижнее веко покраснело от лопнувших кровеносных сосудиков. Я хорошенько накормила ее и обработала шрам сульфатиазолом. Потом, оставив ее на попечение Локаля, я поехала в Скалу Леопарда, где мне сказали, что Харторны прилетят в четыре часа дня. Когда я вернулась, Мбили уже отошла на несколько сотен ярдов к равнине, но Локаль неотступно следовал за ней. Увидев меня, она тут же скрылась. Мы пошли ее искать и едва спаслись от носорога, который возник из густых зарослей как раз в тот момент, когда я пыталась посмотреть, не прячется ли там Мбили. Мы искали ее упорно и настойчиво, но было уже четыре часа, когда я заметила над травой два уха, которые мгновенно исчезли, Мбили отошла примерно на милю и забилась в густой кустарник, откуда ей была видна вся болотистая равнина — от нижнего края посадочной площадки до самого конца долины Мулики. Я оставила Локаля на страже, а сама быстро поехала к дому директора, где меня уже ждали Харторны. Они были готовы оперировать даже ночью, потому что на следующий день им нужно было в два часа улететь обратно.

Нельзя было терять ни минуты. Они впрыснули в кусок мяса 100 миллиграммов сернилана — дозу, рассчитанную на вес тела в 100 фунтов. Такую же дозу мы применяли для обездвиживания Уайти. Потом мы поехали за Мбили, но, завидев нас издали, она удрала; мы с Локалем искали ее до самой темноты, и в этот день так и не нашли. Меня охватил панический страх — а что если врачи улетят раньше, чем мы отыщем ее? Теперь-то она прекрасно поняла, что мы за ней охотимся.

Как только забрезжил рассвет, мы снова вышли на поиски, и тут счастье нам улыбнулось — мы нашли ее прямо на посадочной площадке: она следила за венценосными журавлями. Я протянула ей кусок мяса с серниланом, и она, кажется, что-то заподозрила, но тут мне снова повезло — я ухитрилась затолкать мясо ей в пасть прежде, чем она ушла. Это произошло в половине девятого утра, и я послала Локаля за Харторнами, которые ночевали у директора. Три часа подряд мы следили за Мбили; она становилась все более сонной, все чаще зевала, лежала на открытом месте, пока не наступила жара, а потом отошла к росшему поблизости тенистому дереву. Мы с Тони Харторном подошли к ней, стараясь улучить момент, чтобы ввести внутримышечно еще дозу сернилана — первая явно оказалась недостаточной. Пока я поила ее молоком, чтобы отвлечь, Тони воткнул шприц — она так и взвилась, почувствовав укол. Мы прождали еще час — и только убедились, что нужна еще доза сернилана, чтобы можно было оперировать. Тони удалось сделать еще одну инъекцию, так что теперь общая доза была рассчитана на 150 фунтов веса (разумеется, к этому времени действие первой инъекции уже стало ослабевать). Чтобы обеспечить полную неподвижность Мбили во время глазной операции. Тони ввел ей в вену быстродействующий и обезболивающий наркотик. Тем временем мы послали за сеткой для бадминтона, и директор сам привез ее нам. Мы с ним крепко держали Мбили, опутанную сеткой, а Харторны пытались осмотреть глаз. Но веки так распухли, что в полевых условиях их нельзя было раздвинуть. Поэтому мы отвезли Мбили в дом к директору, где уже был приготовлен операционный стол.

Теперь Харторны сделали ей инъекцию кортизона, потом приложили адреналин со льдом из холодильника, чтобы снять опухоль, и кокаин, чтобы уменьшить боль. Как только эти лекарства подействовали, Харторны раскрыли ей веки и отвели в сторону распухшее «третье веко». Они заглянули внутрь глаза при помощи специальной лампы и сказали, что зрение сохранилось. К счастью, это было только поверхностное повреждение — возможно, от сильного удара копытом. Харторны считали, что дня через два опухоль спадет, и оставили мне терракортриловую мазь, чтобы я как можно чаще смазывала распухшие веки. Они считали, что Мбили придет в себя на следующее утро, и советовали мне ни в коем случае не оставлять ее в лагере — оправившись и увидев решетку, она может прийти в ярость и повредить себе при попытках выбраться наружу; но самое главное — Пиппе теперь может не понравиться это вторжение на ее территорию и не исключено, что она нападет на Мбили. Поэтому мы решили отвезти Мбили на то же место, где мы ее нашли. Она проснется в привычной обстановке, и жизнь ее снова начнется как бы с той минуты, когда мы усыпили ее и увезли.

За Харторнами уже прилетел самолет, но они сами хотели видеть, как будет себя чувствовать Мбили и отложили свой отъезд. Мы все вместе доставили Мбили к болотистой равнине возле взлетной площадки, положили на травяную подстилку в тени дерева и два часа не спускали с нее глаз. Наконец она открыла глаза и подняла голову. Успокоенные Харторны улетели домой. Мбили снова заснула глубоким сном. Мне хотелось приласкать ее и утешить, и я стала легонько поглаживать ее, но она лежала неподвижно и ни разу не шевельнулась. Когда стемнело, я прикрыла ее травой, чтобы защитить от утренней прохлады, и улеглась в своей машине, которую заранее подогнала поближе к Мбили, чтобы охранять ее от хищников. Вскоре совсем рядом я услышала рычание льва и очень испугалась. Мбили все еще не могла двигаться. Я быстро подхватила ее на руки, положила в машину и поехала к директору. Он снова посоветовал мне не оставлять ее в лагере, а дать ей проснуться на ее собственной территории. Со свойственной ему добротой он откомандировал в мое распоряжение двух патрульных, дал им палатку для ночевки, потом помог мне найти подходящее место прямо на взлетной полосе, в полумиле от его конторы, и ушел домой только тогда, когда мы еще раз положили Мбили на травяную подстилку между палаткой и моей машиной. Тело Мбили было холоднее обычного, и я поверх травы накрыла ее еще и одеялом. Всю ночь я следила за ней из своей машины, стоявшей совсем близко. В три часа утра мы с патрульными услышали предсмертный рев буйвола и рыкание льва. Утром, заметив, какая масса грифов кругами снижается к месту охоты, я порадовалась, что Мбили была в безопасности — мы ее охраняли.

Даже теперь она едва-едва оторвала голову от земли и сонно огляделась вокруг. Опухоль на больном глазу опала настолько, что через узкую щель был виден расширенный зрачок. Я сумела заставить ее выпить немного сгущенного молока, и к десяти часам она уже могла держать голову на весу вполне твердо и съела мясо, которое я ей давала. Оказалось, что ничего более вредного я сделать не могла, но к несчастью, я узнала об этом слишком поздно. Нельзя было кормить ее до тех пор, пока лекарство не было выведено из организма, — это затянуло ее выздоровление, и мы обе дорого заплатили за мое невежество. Солнце начинало припекать, и я соорудила навес, пристроив палатку к своей машине. Под этим навесом мы с Мбили провели все утро. В час дня она с усилием поднялась, отошла на несколько ярдов, и ее пронесло совершенно черной водянистой жидкостью. Полуденное солнце палило немилосердно, и даже под полотняным навесом стало невыносимо жарко. Мбили потащилась к дереву, до которого было несколько сотен ярдов; шатаясь как пьяная и несколько раз падая, она наконец добралась до него и свалилась в тени. Я положила рядом с ней мясо и воду, поставила машину неподалеку и провела возле нее весь день. Понемногу она приходила в себя. Около пяти часов нас навестил директор, и мы решили, что мне и Локалю нужно пробыть возле нее еще одну ночь. Но Локаль, к сожалению, так гремел своими кастрюлями, что Мбили забеспокоилась, и когда мы оба улеглись — он в палатке, а я в своей машине, — она вдруг встала и пошла прочь. Мы видели, как она шла неверными шагами, но очень целеустремленно, потом вышла из луча фар и темнота поглотила ее. Если бы мы поехали за ней следом, это заставило бы ее уйти дальше, пешком же идти в темноте не имело смысла. Делать было нечего — оставалось надеяться, что она не попадет в беду до утра. Почти всю ночь я слышала сопение двух львов, и от этого моя тревога вовсе не уменьшилась, хотя я уповала на то, что они еще не успели проголодаться после вчерашней охоты.

Как только первая птичья трель возвестила рассвет, мы с Локалем стали искать Мбили и обнаружили ее в канаве ярдов за двести от места нашей ночевки. Я послала Локаля за козой, которая была припасена на этот случай в Скале Леопарда, а пока напоила ее молоком. Она жадно лакала из миски, но была очень раздражена и огрызалась на меня. В этом ничего удивительного не было, если подумать, сколько ей пришлось перенести за последние дни: ведь сернилан только обездвиживает, и все время, кроме короткого сна под наркозом, она была в полном сознании. Теперь она снова могла двигаться и, естественно, старалась уйти от меня подальше. Двигалась она нормально, если не считать небольшой скованности задней части тела, куда вводили всю массу лекарств. Взглянув на пробегавших зебр и павианов, она пошла к посадочной площадке, все прибавляя шагу, и вскочила на стоявший в бездействии грейдер, чтобы осмотреть оттуда местность.