Николай Черушев - Из ГУЛАГа - в бой

• Название: Из ГУЛАГа - в бой
• Автор: Николай Черушев
• Издательство: Вече
• Жанр: О войне
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4444-0933-6

Герои этой удивительной книги – те командиры Красной Армии (представители ее элиты, высшего звена комначсостава), кто, будучи незаконно репрессирован в 1930-е гг., тем не менее вышел на свободу из тюрем и лагерей НКВД в 1939 – 1941 гг., перед началом Великой Отечественной войны: К. В. Рокоссовский, К. А. Мерецков, М. П. Матер, В. А. Зайцев, А. В. Горбатов, К. Н. Галицкий… Привлекая уникальные архивные документы, автор, известный военный историк Н. С. Черушев, раскрывает перед читателем трагизм и величие людских судеб. Тех, кто в тяжелейших, незаслуженно выпавших на их долю испытаниях и на полях сражений сохранил верность Отечеству и приблизил час победы над врагом.

---

Александр Васильевич соскучился по настоящей работе. Приступив к своим обязанностям, он поспешил ознакомиться с дивизиями, входившими в состав корпуса. Их состояние сильно огорчило Горбатова:

…Они были полностью укомплектованы, но настоящей слаженности я в них не почувствовал, и общее состояние их оставило у меня впечатление неважное. Чем больше вникал я в дело, тем больше убеждался в правильности своих первоначальных впечатлений. Не было необходимого порядка, организованности и должной воинской дисциплины. Хуже всего было то, что многие командиры не замечали этих недостатков. Вернувшись в управление корпуса, я без преувеличений, но ясно и четко доложил обо всем виденном командиру. Он во всем согласился. Но на устранение недостатков времени у нас уже не было – в воздухе пахло войной[175].

С началом войны дивизии корпуса были переброшены на Западный фронт. Анализируя итоги первых дней и недель войны, Александр Васильевич много размышлял о причинах неудач, постигших войска Красной Армии. Безусловно, тут были и внезапность нападения гитлеровской Германии на СССР (хотя разведданные о подготовке вторжения поступали и Сталину, и в Генеральный штаб), и использование Германией промышленного потенциала и сырьевой базы чуть ли не всей Европы. Все это было. Но, как утверждает А. В. Горбатов, его волновало другое:

…Но меня до пота прошибли мои прежние опасения: как же мы будем воевать, лишившись стольких опытных командиров еще до войны? Это, несомненно, была, по меньшей мере, одна из главных причин наших неудач, хотя о ней не говорили или представляли дело так, будто 1937–1938 годы, очистив армию от “изменников”, увеличили ее мощь[176].

На первых порах боевой деятельности А. В. Горбатову пришлось столкнуться и с паникой в войсках, боящихся окружения, и с беспорядочным отходом частей и подразделений с занимаемых ими позиций. Он стыдил отступающих, увещевал, требовал от командиров этих частей и подразделений вернуться на покинутые позиции, грозя судом военного трибунала за отход без приказа. Многое из творившегося вокруг него возмущало и удивляло Александра Васильевича:

Мне, только что вернувшемуся в армию, все это казалось плохим сном. Не верилось тому, что видели глаза. Я пытался отогнать навязчивую мысль: “Неужели 1937–1938 годы так подорвали веру солдат в своих командиров, что они и сейчас думают, не командуют ли ими враги народа? Нет, этого не может быть. Вернее другое: неопытные и необстрелянные командиры несмело и неумело берутся за исполнение своих высоких обязанностей”[177].

Что и говорить – значительная часть командного состава Красной Армии в 1941 г. воевать не умела, особенно те из них, что прибыли из запаса. Непопулярная в народе война с Финляндией в 1939–1940гт. («зимняя война») вскрыла многие недостатки в подготовке войск. Полностью устранить эти недостатки к началу Великой Отечественной войны не удалось. Теперь предстояло учиться воевать с опытным, хорошо моторизованным врагом уже в ходе Отечественной войны, учиться не на полигонах и стрельбищах, а на поле боя, под пулеметным и артиллерийским огнем противника, при господстве немецкой авиации в воздухе.

Будучи ранен в июле 1941 г. под Ярцевом, где он организовывал оборону войск, А. В. Горбатов был эвакуирован в госпиталь в Москву. Рана оказалась не тяжелой, и через две недели Александра Васильевича уже выписался из госпиталя. Десять дней он пробыл в резерве, а затем его зачислили слушателем краткосрочных курсов высшего комсостава.

Мне стыдно было ходить по улицам Москвы. С фронта не поступало радостных вестей. Казалось, что все на меня смотрят и хотят спросить: почему так плохо там получается и почему ты болтаешься в тылу? Очень хотелось попасть скорее снова на фронт, но, как ни старался, назначения не получал: корпусные управления к этому времени ликвидировали. Только через месяц я получил назначение, но не на фронт, а в глубокий тыл, к новым формированиям в районе Омска…

На другой день я пошел в гостиницу “Савой” к Вильгельму Пику; до 1937 года он бывал у нас во 2-й кавалерийской дивизии как представитель компартии Германии, которая шефствовала над нами с 1926 года. Товарищ Пик знал о моем аресте и встретил меня с распростертыми объятиями. Пробыл я у него часа два. Естественно, наш разговор был о положении на фронте и о Германии; оба мы твердо верили в победу над гитлеризмом и строили предположения, как именно она осуществится. Он напомнил нашу последнюю встречу в 1936 году; тогда, поднимая бокал с вином, он сказал: “За встречу в свободном Берлине”.

— Несмотря на ваши большие неудачи, — сказал товарищ Пик, — я верю, что фашизм будет побежден и мы встретимся в свободном Берлине.

Поговорив со мной, Вильгельм Пик позвонил Л. З. Мехлису и сказал ему:

— После ранения приехал с фронта и зашел ко мне комбриг Горбатов, он много видел и, вероятно, больше, чем мне, может рассказать вам. Может быть, выкроите время и поговорите с ним?

Не опуская трубки, Пик спросил меня, где я остановился и передал мой адрес Мехлису (заместителю наркома обороны, начальнику Политуправления РККА, армейскому комиссару 1-го ранга. — Н.Ч.).

Через сутки, в час ночи, в дверь моего номера в гостинице ЦДКА постучали, а когда я открыл ее, в номер вошел, как в ночь ареста в 1938 году, офицер НКВД и сообщил, что меня вызывает Мехлис и он может меня проводить к нему. Трудно описать мое состояние, когда я ехал в машине по пустым улицам ночной Москвы.

Увидев меня, Мехлис повышенным тоном спросил:

— Почему действуете в обход? Почему не обратились прямо ко мне?

Не дав мне времени ответить, присутствовавший здесь же Щаденко (заместитель наркома обороны по кадрам. — Н. Ч.) добавил:

— По-видимому, его мало поучили на Колыме.

Не ожидавший такой встречи, я на минуту растерялся, а потом доложил о своем давнишнем знакомстве с Вильгельмом Пиком. Отвечая на дополнительные вопросы, пересказал содержание нашего разговора. Рассказал и о том, что получил назначение в Омск. В обращении со мной Мехлиса и Щаденко все время чувствовалась угроза, а когда Мехлис, отпуская меня, отменил поездку в Омск и приказал положить на стол командировочное предписание, в моей голове был уже полный сумбур…[178]

Самого худшего, что уже А. В. Горбатов испытал в 1938 г., не случилось, так как ему удалось попасть в состав группы командиров, отправляемой в распоряжение главнокомандующего Юго-Западным направлением маршала С. К. Тимошенко, где он был назначен командиром 226-й стрелковой дивизии, расположенной недалеко от Харькова. Дивизия доукомплектовывалась личным составом и готовилась к новым сражениям. Она уже имела некоторый боевой опыт, понеся в предыдущих боях большие потери.

Фактически вновь сформированная 226-я стрелковая дивизия во второй половине октября 1941 г. вступила в бой с немцами севернее Харькова в составе 21-й армии. Общая же обстановка была неблагоприятной: советские войска оставили Харьков и частям дивизии А. В. Горбатова пришлось испытать горечь отступления по территории родной страны. В условиях осенней распутицы этот отход был исключительно тяжелым.

Вот что писал А. В. Горбатов в своем донесении:

Горючее полностью отсутствует, нет надежды на его подвоз колесным транспортом. По дороге г. Волчанск – ст. Бибиково-Новый брошено шоферами большое количество машин с грузом, принадлежащих 14-й кавдивизии. Кроме того, в г. Волчанске оставлено без горючего много машин, даже танков, принадлежащих 3-й танковой бригаде, хотя ее части отошли восточнее[179].

В этом донесении в штаб армии Александр Васильевич докладывал о вопиющих фактах, когда специальные команды подрывают мосты, не дождавшись перехода через них всех наших частей. А также о том, что подобные команды уничтожают тысячи тонн горючего, тогда как в то же время много исправных машин остается без бензина.

Анализ первых боев в обороне позволил А. В. Горбатову внести некоторые дополнения в тактику действий одиночного бойца, отделения и взвода. В своей книге он по этому поводу пишет, что:

…в войну мы вступили с укоренившимися взглядами на прогрессивность групповой тактики, с распылением взвода почти по всему обороняемому району. Однако красноармейцы теряли при этом чувство локтя, не видели не только командира взвода, но порой и командира отделения, не слышали команд, то есть были неуправляемы. С тех пор, как я начал сознательно относиться к тактическим вопросам, я был всегда ярым противником такого расположения в обороне и считал его устаревшей системой. Такая разобщенность на поле боя в известной мере оправдывала тех, кто покидал оборону, ничего не зная о своих, воображая, что “уже все отошли, я ушел последним”[180].

Исходя из названных обстоятельств, комбриг Горбатов (он еще носил старое, довоенное звание. Генерал-майором Александр Васильевич станет только в конце декабря 1941 г.) требовал от подчиненных командиров не распылять взвод, располагать его на позиции в общей траншее, не более ста двадцати метров по фронту. Причем располагать так, чтобы командир видел своих подчиненных, а они – своего командира, чтобы он мог контролировать их действия и поведение. Среди других рекомендаций и требований командира дивизии А. В. Горбатова было и то, что он допускал наличие незанятых промежутков между взводами и ротами. Но в этом случае они, промежутки, обязательно должны были простреливаться управляемым огнем.