Джерри Лендей - Иисус Навин. Давид

• Название: Иисус Навин. Давид
• Автор: Джерри Лендей
• Издательство: Ростов-на-Дону, «Феникс», 1999 — 352 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-222-00486-4

Имя Иисуса Навина — младшего сподвижника Моисея — традиционно затеняется именем легендарного вождя израильского народа.

О битвах и трудах Навина, о его беззаветной, неколебимой вере, об истинном, для многих неизвестном, масштабе этой личности повествует книга восхищенного исследователя.

…Знаменитой схватки с Голиафом, скорее всего, не было! К такому выводу приходит американский журналист Дж. М. Лендей, день за днем «прочитывая» жизнь одного из знаменитейших царей в мировой истории. Но и без Голиафа Давид — пастух, песнопевец, поэт, воин, преступник, царь — настолько могуч и ярок, великолепен и трагичен, нечестен и великодушен, логичен и непредсказуем, что совершенного им с избытком хватит на добрый десяток обычных монархов. Именно он сплотил, создал нацию, бывшую до него зыбким союзом племен; и за все времена Израиля никто более, чем он, не обладал таким — обостренным и безупречным — чувством историчности.

---

Он мог любить свой народ, но не мог обладать им, найти в нем утешение или прибежище. Он не мог поделиться самыми сокровенными соображениями со своими подданными, довериться им, оставаться с ними самим собой. Он играл роль царя и не мог себе позволить ни на минуту выйти из этой роли. Это его душило. Он не мог подавить в себе обыденное, чисто человеческое. Он был чувственным, страстным человеком, личностью необычайной силы и воли. Эти страсти увеличивали его аппетиты, его желания, его потребности, как они увеличивали и его жажду величия. Внутренняя ненасытность загоняла Давида еще яростнее в его труды и одновременно — в его одиночество.

Глава 7 ОТЦЫ И СЫНОВЬЯ

Однажды весенним вечером, когда Иоав и его войско все еще стояли лагерем у стен Раввы за Иорданом, Давид решил немного отдохнуть от своих забот. Он взошел на крышу своего дворца и озирал оттуда Иерусалим. Камни города казались насквозь пропитанными золотистым светом заходящего солнца. Давид обратил взор на восток, к Милло и к холмистой местности за ним, к остроконечным краям расщелины, круто спускавшейся к долине Иордана далеко ниже Иерусалима. За грядой отдаленных гор по ту сторону Иордана лежала Равва. Там, где Иерусалим начинал уступать место пустыне Иорданской расщелины, голая земля была сейчас покрыта ковром цветов пустыни, появившихся вслед за поздними зимними дождями. Вскоре летнее солнце выжжет их, и они превратятся в песок, а весенний сад снова высохнет в пустошь.

Давид прошел к западному парапету дворца, выходящему на город. Внизу виднелись кровли домов, подернутые спускающейся голубоватой тенью. Давид разглядел чье-то быстрое движение на одной из крыш. Он внимательно вгляделся и различил склоненную фигуру служанки, наполняющей водой большой глиняный таз. Служанка удалилась, и через несколько мгновений показалась молодая женщина. Как и Давид, она посмотрела на город в меркнущем свете, не замечая, что за ней наблюдают.

Потом с неповторимой грацией она поворотилась к тазу и распустила свои длинные темные волосы. Вымыв лицо, она подняла выше колен подол одежды и неторопливо стала мыть ноги. Чуть выставленные вперед, ее нога и бедро в сгущающихся сумерках сверкали, как слоновая кость. С естественностью, возбудившей Давида больше, чем какой-либо нарочитый жест, она распахнула свою одежду сверху, сбросила ее с плеч и собрала складками на талии. Давид увидел сильные, но нежные линии ее спины и упругие округлости ее грудей, когда она повернулась, чтобы помыть их.

Затем она удовлетворенно качнула головой и закончила омовение. Подставила обнаженное тело ласковому ветерку, чтобы тот его высушил. А потом внезапно скрылась за округлым куполом кровли. Давид позвал к себе слугу, указал на уже пустую крышу и спросил, знает ли он, кто эта женщина. Слуга ответил: это Вирсавия, дочь Элиама, жена Урии Хаттеянина.

Дед Вирсавии Ахитофел из Гило, почтенный старейшина Иуды, был советником Давида; ее отец и муж принадлежали к легиону самых прославленных воинов Давида, «Тридцатке». Урия был иноземным наемником из северных земель. Он присоединился к Давиду в дни Адоллама и, приняв религию Яхве, так и остался у царя на службе. Давид знал, что в это время и Элиам, и Урия вместе с Иоавом находятся у стен осажденной Раввы. Увы, эта женщина была слишком связана с царским кругом, чтобы Давид решился на мимолетный роман. И все же он явно впал в безрассудство, поскольку как бы не замечал всей опасности этой любовной связи.

Природа приговорила человека к хождению по гибельно узкой тропке между искусом и самоограничением. Сознательно или нет, он вынужден временами выбирать между опасностью и благоразумием. Но почти каждый человек — безоглядно азартный игрок, и всякий раз он предпочитает не думать о возможном проигрыше.

Давид послал слуг, чтобы те привели Вирсавию во дворец. Она была встревожена внезапным вызовом, но у нее и в мыслях не было ослушаться царя. К тому же в этот тихий весенний вечер у нее были серьезные причины подчиниться приказу, и она наскоро оделась, обуреваемая дурными предчувствиями и страхом. И отец, и муж Вирсавии, оба заслуженные воины, были на войне. Как знать, может быть, один из них погиб. И царь решил сообщить ей эту ужасную новость.

Но Давид хотел всего лишь пообедать с ней, оплести ее сетью комплиментов, по правде сказать, звучащих несколько нарочито, но вожделение его было слишком очевидно и намерения не вызывали сомнений. Вирсавия была потрясена, но возмущена, в сущности, не была; напротив, ей льстило, что ее пожелал самый знаменитый человек в Израиле, всеми безмерно почитаемый и любимый. Нет, нелегко отвергнуть притязания царя. Но и принять их значило бы подвергнуть себя страшной опасности. Разве по законам Яхве супружеская измена не карается смертью? Поскольку личный слуга Давида и его телохранители знали о том, что она сейчас во дворце, об этом наверняка узнают Урия и Елиам. Ахитофел же вообще знает обо всем, что происходит в царских покоях, и это свидание не останется для него незамеченным. И все же Вирсавия в душе понемногу склонялась к согласию, тем более что, как ей намекнул царь, Урия не останется внакладе. К тому же она чувствовала, что ее влечет к Давиду, и она была уже не в силах оттолкнуть его.

Давид приказал подать еду и вино. Он запросто рассказывал ей о своей жизни, о своих тяготах и заботах. Они пили вино из Кармила, которое разожгло в ней желание. Вирсавия была поражена контрастом между кажущейся неприступностью монарха и такой притягательной человечностью прославленного царя. Воздух был по-весеннему душистый, иерусалимская ночь озарена белым пламенем луны и звезд. Давид поднялся и привлек ее на свое ложе. Вирсавия не противилась. Они предавались любви всю ночь напролет, а на рассвете заснули в объятиях друг у друга.

Вскоре их вожделение превратилось в пылкую взаимную страсть. Но когда однажды на рассвете Вирсавия призналась царю, что беременна, Давид был во власти противочувствий. Он наверняка хотел бы, чтобы Вирсавия главенствовала в его гареме. И все же он был в ужасе от тех осложнений, которые ребенок принес бы им обоим. Он, Давид, был помазанником Божьим, поклявшимся соблюдать заветы Яхве, и все же он нарушил одну из важнейших заповедей. Вирсавию сочтут неверной мужу, который по причине долгого отсутствия никак не может быть отцом этого ребенка. И их связь невозможно будет сохранить в тайне. Тем более, что слуги обо всем знали и уже судачили напропалую.

Давид задумал отчаянный план. Он отослал гонца к Иоаву, требуя, чтобы Урия был срочно отослан в Иерусалим. Когда тот прибыл, Давид был с ним невероятно любезен, но так и не объяснял ему причину неожиданного вызова. Воину принесли изысканные яства. Давид дотошно расспрашивал его об осаде, о врагах, о войске, о его собственных подвигах. Он похвалил Урию за его храбрость у стен Раввы и сказал, что этот краткий отпуск — награда за его отвагу. Это объяснение удивило Урию, так как он отлично понимал, что другие воины заслуживали поощрения не меньше, чем он. Давид прервал эту странную встречу, сказав Урии: «А теперь ступай домой». Царь резонно рассудил, что столь долгое воздержание определенно подтолкнет Урию к супружескому ложу, и через несколько месяцев причина беременности Вирсавии будет правдоподобна истолкована.

Но Урия, иноплеменник, воспринявший веру Яхве со всем жаром прозелита, ощутил себя в большей степени евреем, чем большинство прирожденных евреев.

Существовал обычай, запрещавший израильскому солдату познавать женщину в ходе военной кампании. Скорее всего, это табу возникло, чтобы в лагерях не появлялись доступные женщины и не разлагали армию. К тому же религиозные требования по части нравственности были вообще весьма высоки. И Урия не собирался от них отступать. Несмотря на ухмылки Давида и его неловкие намеки, воин прямо заявил, что проведет целомудренную ночь где-нибудь вне дома, подальше от телесных искушений.

Чрезмерная добродетель Урии раздосадовала Давида, тем более что сам он в этом отношении вел себя противоположным образом. С трудом скрыв свое раздражение, он вызвал Урию во дворец на следующий день и снова стал уговаривать его навестить Вирсавию.

— Вот, ты пришел с дороги, — сказал царь, — отчего же не вошел ты в дом свой?

Урия ответил:

— Ковчег, и Израиль, и Иуда находятся в шатрах, и господин мой Иоав, и рабы господина моего пребывают в поле, а я вошел бы в дом свой, чтобы есть, пить и спать со своею женою! Клянусь твоею жизнью и жизнью души твоей, этого я ни за что не сделаю.

Давид был разозлен и обескуражен. Но ему ничего не оставалось, кроме как и дальше разыгрывать великодушного государя. Ко все растущей тревоге Урии, Давид бесконечно продлевал его отпуск, неоднократно вызывал Урию в царские апартаменты, вел с ним однообразные скучные разговоры, щедро потчуя его самыми прекрасными из своих вин. Но воин противился и пьянству.