Итоги Итоги - Итоги № 42 (2013)

• Название: Итоги № 42 (2013)
• Автор: Итоги Итоги
• Жанр: Публицистика

---

— Ваш дед потом не жалел, что сражался на стороне красных?

— Об этом мне судить трудно... Во имя чего убивать, каждый решал во время гражданской войны сам. «Цена жизни копейка, а то и меньше — вот что такое гражданская война», — писал Гашек в одном из писем.

— Однако для Гашека российская эпопея закончилась вполне благополучно?

— Если бы он остался в России, то наверняка стал бы жертвой сталинских чисток. Возможно, сработала его интуиция... Дед сумел убедить «товарищей», что позаботится о мировой революции в Чехословакии, и его отпустили на родину. Вместе с Шурой, с которой он в эти годы не расставался, они выехали из Москвы по поддельным паспортам — выбирались через Нарву и Ревель, потом по Балтике до Штеттина, оттуда в Берлин и, наконец, поездом в Прагу. Говорили, что Гашек хотел остаться в России, но я в этом сомневаюсь. Всю войну у него на шее был медальон-ладанка с фотографией моего отца Рихарда. Дед хотел вернуться! Впрочем, в Чехословакии тогда уже революция никого не привлекала. На Гашека смотрели с опаской, за ним установили слежку, одна журналистка его спросила: «Скажите, правда, что большевики едят пленных китайцев?» В ответ на этот и многие другие бредовые вопросы Гашек написал цикл рассказов «Распоряжением коменданта Бугульмы» о том, как его направили устанавливать советскую власть в этом городке...

— А что за история с двоеженством?

— Деда хотели судить за это! Примерно четверть Чехословацкого корпуса вернулась из России с боевыми подругами, хотя на родине у них оставались законные жены. В основном подругами становились учительницы из глубинки, у многих уже родились от чехословаков дети. А в Чехословакии тогда вышел особый закон, который, по сути, закрывал глаза юстиции на двоеженство. Просто считалось, что браки, заключенные в России, в Чехословакии становятся недействительными. На деле же у многих военных оказывалось по две семьи. Дело житейское! В конце концов отстали и от Гашека, привязанного к Шуре с ее постоянным: «Ярославчик, тебе нельзя пить!» Но дед не очень-то ее слушал. В Липнице сохранился десятилитровый пивной кувшин, без которого не обходился ни один рабочий день писателя.

— Как складывалась творческая жизнь вашего деда после возвращения?

— Юмор у Гашека сохранился, но иллюзий уже не осталось. Дед снова начал пить, кочевать по кабакам, жить в долг. Снова вспыхнула любовь с Ярмилой, которая оставалась интеллектуальной спутницей жизни до конца дней, первой читательницей романа о Швейке. Именно Ярмила первая заявила, что роман получается гениальный. Ее поддержка много значила для деда. А Шура так и не научилась говорить по-чешски. Отношения деда с Шурой были сложными, и он сбежал осенью 1921 года, поселившись в деревне Липнице, чтобы сосредоточиться. Но Шура и там его нашла... Писал Гашек «Швейка...» взахлеб — по нескольку страниц в день — и тут же отправлял издателю в Прагу. Но здоровье быстро ухудшалось — отказывали почки. Дед умер 3 января 1923 года. Заплатить за похороны было некому — издатель отказался, как, впрочем, и родной брат Богуслав, так что все расходы взял на себя приятель Гашека с говорящей фамилией Заплатил (ударение на втором слоге). Финансовые дела деда были настолько плохи, что кредиторы забрали за долги домик, и Шура оказалась на улице. С Арсеном Заплатилом (он потом поменял фамилию на Верны), к слову, связана еще одна история. Мой дед и Шура познакомились с Арсеном на пути из России в Прагу. Говорят, что Арсен влюбился в Шуру с первого взгляда и, возможно, был заинтересован в скорой смерти моего деда. Мне кажется, Гашек умер при загадочных обстоятельствах. Вспоминаются его горькие слова: «Чихайте на дружбу. Среди друзей как раз и оказываются самые большие предатели». Есть подозрение, что деда постепенно травили мышьяком: такие предположения высказали некоторые специалисты из Германии и США, с которыми я вел переписку. И тут, возможно, не обошлось без Шуриного ухажера. Позднее Заплатил сделал Шуре предложение и женился на ней. Но это уже после того, как Шура начала получать гонорары за «Швейка...». Более того, этими гонорарами оплачивалась учеба Заплатила в университете! А в 1941 году он с Шурой развелся: боялся, что немцы косо посмотрят на то, что он женат на русской.

— Как приняли роман о Швейке?

— На родине критики не увидели в романе ничего особенного, пока в 1924 году Ярмила не перевела «Швейка...» на немецкий и он не прогремел в Германии. Пьесу по мотивам романа написал Бертольт Брехт, в берлинских театрах были аншлаги. «Швейка...» играли по всей Европе, а роман стали переводить на все новые и новые языки. Первый перевод на русский был сделан с немецкого в 1926—1928-м, в 1929-м появился еще один перевод профессора Петра Богатырева. Существует более двадцати экранизаций романа, сделанных в том числе и в СССР. В ходе Второй мировой войны четыре или пять советских авторов написали книги о Швейке и его борьбе с нацизмом, но после войны ни одна книга так и не была издана. Многие считают «Швейка...» романом антивоенным. Но война у Гашека — всего лишь фон, чтобы показать абсурдность нашего мира. Не очень-то веселого мира... Какой, впрочем, была и вся жизнь моего деда.

— Что стало с авторскими правами?

— По закону авторские права истекли в 1973 году. Поначалу наследницей авторских прав Гашека стала Шура Львова. Неудивительно, что Ярмиле это показалось крайне несправедливым, и она подала в суд, который назначил 7/16 от авторских гонораров сыну Рихарду и 9/16 Шуре.

— Есть ли у вас что-то общее с великим дедом?

— Таких людей, как Ярослав Гашек, в мире не может быть много. Я, например, никогда не пытался писать: считаю, что одного гения в семье вполне достаточно. Моя карьера сложилась в армии. Я женат, у меня двое взрослых детей — дочь Петра и сын Мартин, трое внучат. В 2002 году нам удалось выкупить старый дом в Липнице-над-Сазавой, где был трактир «У чешской короны», и сделать там небольшую гостиницу и кабачок. «У чешской короны» — место легендарное. Именно там была написала большая часть «Швейка...».

— В Липнице стоит и знаменитый памятник Гашеку, так и невостребованный в Праге...

— В 1983 году скульптор Йозеф Малейовски решил сделать подарок столице Чехословакии к столетию моего деда и задумал памятник, на котором Гашек полулежит в вальяжной позе. Бронзовая отливка была готова в 1988 году, но пражские власти не могли найти место, куда бы поставить Гашека. Коммунистов не устраивала поза писателя: дескать, если бы он был изображен трудящимся в поте лица, а то просто тунеядец. Идеологически не выдержано! Вероятно, поэтому памятник пролежал 20 лет в пыльном хранилище, где в 2008 году мы его и нашли. Рядом расположились Фучики, Готвальды и Ленины всех размеров... Скульптура Гашека оказалась где-то совсем в углу, отдельно от большой компании, и ему явно было там как-то одиноко. Когда мы перевезли памятник в Липнице и установили там, в первую же ночь после возвращения бронзового Гашека кто-то поставил пол-литра пива у постамента. И что бы вы думали, утром кружка была пустой!

Прага — Липнице

Признак оперы / Искусство и культура / Искусство

Признак оперы

/  Искусство и культура /  Искусство

Василий Бархатов: «Время художников, которые пребывают в образе, заламывая руки, закатывая глаза и вздымая клешни к небу, прошло»

 

Стовосьмидесятый по счету сезон Михайловский театр встретил с новым худруком оперы. 27 октября в Санкт-Петербурге состоится юбилейный гала-концерт, который замыслил и поставил тридцатилетний Василий Бархатов. Контракт с ним заключен на три года. Юный по академическим меркам режиссер успел поработать и в Мариинке, и в Большом. При этом Бархатов не считает себя революционером, но уверен, что пора стряхнуть вековую пыль с бархатных кулис…

— Бороду отпустить не пробовали, Василий? Или хотя бы усы?

— Для пущей солидности? Думал, но понял, что вряд ли поможет. Мне и законные годы не дают, всегда думают, что еще моложе. На тему моего возраста начали шутить давно и продолжают до сих пор.

— Слышал, вас называют Зельдиным наоборот. Дескать, так долго на сцене не живут и так рано не начинают…

— Вспоминаю, как знакомился с Юрием Темиркановым, и тот, окинув меня взглядом с ног до головы, сказал с непередаваемым акцентом: «Рановато начал…» В моем случае обычно сравнивают количество поставленных спектаклей с прожитыми годами.