Лариса Петровичева - Роса и свиток

• Название: Роса и свиток
• Автор: Лариса Петровичева
• Жанр: Фэнтези

Сосланный из дивного нового мира Земли на отсталую планетку на краю галактики, Александр Торнвальд не мог даже предположить, что его ожидает в дальнейшей жизни. Новые земли, удивительные открытия и приключения, честь и отвага станут и наградой и наказанием для человека, который решится избрать собственный путь и не стать марионеткой в чужих играх. Политические интриги, война за власть и битва за то, чтобы остаться самим собой — это не просто приключения «нашего человека» там: это попытка выжить любой ценой.

---

— И что сказал Вельдер? — осведомился Шани, положив платок на скамью и снимая камзол. Вблизи оказалось, что одежда декана инквизиции замарана винными пятнами всех цветов и оттенков; маскировка удалась на славу.

— Он сказал, что не сможет составить этих препаратов, — ответила Софья. — И никто в столице не сможет этого сделать. И если бы вы не отправили на костер зельевара Керта, то сейчас бы имели нужное зелье. Но Керт умер, а больше ни у кого нет его талантов.

Шани усмехнулся и принялся распускать шнуры на рубашке, испачканной не меньше камзола. Судя по одежде, благородный джентльмен кутил изрядно, побывав и в кабаках, и в канавах.

— Во-первых, я его не жег, — брезгливо заметил Шани, избавившись от рубашки. Софья испуганно смотрела на грубый шрам, который вился у него по груди и уходил вбок, и не могла отвести взгляда: когда-то инквизитора очень хорошо подрезали в бою. Из саквояжа, стоявшего на скамье рядом, он достал форменную темную сорочку-шутру с алыми официальными шнурами, без единого пятнышка, и продолжал: — А во-вторых, это было пять лет назад. Тогда я в скромном чине брант-инквизитора работал в Залесье и знать не знал о здешних делах.

— Я ни у кого больше не была, — призналась Софья. — Не успела. Вельдер дал мне коляску и кучера, и мы как раз ехали к мастеру Кримешу.

Инквизитор отмахнулся и небрежно затолкал грязное тряпье под лавку.

— Если Вельдер не сможет выполнить заказ, то и в самом деле никто не сможет. Ладно, что теперь… Спасибо за работу, Соня, я признателен.

Софья только руками развела: дескать, что вы, не стоит благодарности. Шани завязал шнуры на воротнике и спросил:

— Ты, должно быть, голодная?

* * *

— Я этот день очень хорошо помню. Родителей увезли из дома две седмицы назад, и я уже не верила, что они вернутся. Знаете, мы ведь очень хорошо жили. У нас был свой дом на набережной. И вот я на всякий случай собрала маленькую сумку с вещами… «Послание Заступника» взяла, куклу и медоеда. Ну я же маленькая была, что еще могла собрать. А потом в дом пришли чужие люди, и огромный такой, толстый господин с красной рожей взял меня за шиворот и выкинул на улицу. Ничего я не успела взять, так и пошла.

Они сидели в небольшом, но очень приличном кабачке, в закрытом кабинете, где их никто не беспокоил. Кабатчик с порога получил пригоршню монет, принес еду и несколько бутылей южного вина и больше не показывался. Когда одна из бутылей опустела, то Софья внезапно обнаружила, что говорит и не может остановиться. Слова, которые давным-давно созрели и умерли в ее сердце, вдруг прорвались наружу, и она не в силах была их удержать.

— И куда ты пошла? — спросил Шани. Софья вдруг подумала, что он не верит ни единому ее слову. У всех проституток есть как минимум две жалобные истории: одна про жестоких родителей, вторая про судьбу-злодейку — вот он и слушает ее, как слушал бы любую другую байку. Да и кем еще, кроме дорогой проститутки, можно считать Софью, после жизни-то в приюте Яравны…

— Не знаю, — призналась она. — Не знаю, просто шла себе и шла. В никуда. А потом пришла к собору Залесского Заступника и села на ступеньки… так и сидела, пока не стало темнеть. А потом из собора вышел настоятель и спросил, кто я и что тут делаю.

Шани откупорил вторую бутылку вина и плеснул немного Софье и себе. Девушка заметила, что он почти не слушает: смотрит ей в переносицу, задает правильные вопросы в правильный момент, но сам думает о чем-то другом. Ну и ладно. И пусть. Он купил ее не затем, чтобы слушать пьяные откровения.

— Я переночевала в комнатке при соборе, а наутро настоятель отвел меня в приют госпожи Яравны. Представляете, я только через два года поняла, что там к чему. А так… думала, что это обычный приют. Ходят туда важные господа, так мало ли — может, деньги дают на содержание сирот, — Софья нервно хихикнула и зажала рот ладонью. Все правильно: приходят господа и дают деньги; Софье казалось, что у нее начинается истерика. Очень некрасивая, пьяная истерика.

Инквизитор отпил вина и вдруг посмотрел на Софью так, словно впервые увидел ее, пожалел и поверил. В сиреневых глазах теперь было неподдельное сочувствие; Софья шмыгнула носом и стерла слезинку тыльной стороной ладони.

— Милая Софья, — задумчиво и мягко проговорил Шани, — у тебя все будет хорошо. Слушайся меня, делай все, что я скажу, и через полгода ты уедешь отсюда и будешь жить в своем доме. Поселим тебя в небольшом, но культурном городке, ты станешь собирать яблоки в собственном саду, а потом выйдешь замуж за доброго и хорошего человека. А я, старый грешник, стану кружником ваших детей, если мы с тобой к тому времени не рассоримся по моей милости.

Вот тут Софью прорвало: она опустила голову на руки и разрыдалась. Тяжелая ладонь инквизитора легла на ее макушку и ласково погладила несколько раз — так когда-то давно, в другом мире и другой жизни плачущую Софью успокаивали родители.

— Что я должна сделать? — проговорила Софья, захлебываясь в слезах. Видение иной, хорошей жизни было невыносимым и желанным. — Шани, что я должна сделать?

— Не бойся, девочка, — донеслось до нее. — Всего лишь войти в высший свет. Я помогу.

* * *

Следующие две седмицы пролетели быстро, насыщенные самыми разными, но не слишком примечательными событиями.

За быстрое завершение расследования смерти покойного государя Луш наградил декана инквизиции роскошным особняком на площади Звезд, с полной обстановкой и прислугой. Несколько дней ушло на переезд; Софье выделили собственную комнату, в два раза превосходившую размерами ее прежнюю спаленку в приюте Яравны. Это не дом, говорила себе Софья, бродя по комнате и то рассматривая красивую изящную мебель тонкой восточной работы, то выглядывая из окна на площадь, где чинно гулял народ, мастера открывали витрины многочисленных магазинов, а глашатаи зазывали зрителей в театр на очередное представление. Это не дом, повторяла Софья, это только шаг на пути к дому — и все равно чувствовала себя невероятно счастливой.

Прислуга оказалась чрезвычайно вежливой и почтительной, но Софья не могла не заметить их слишком пристальных для прислуги взглядов. Вечером она осторожно поделилась с Шани своими опасениями, стараясь, чтобы ее не услышали. На декана снова напала тоскливая хандра, которую следовало запивать крепкими винами, на сей раз не маскируясь. Вольготно устроившись в широком кожаном кресле и с хозяйской небрежностью положив ноги на инкрустированный перламутром столик для посуды, Шани мрачно выслушал Софью и сообщил:

— А, это они все записывают и доносят.

— Доносят?! — изумилась Софья. — Кому? И зачем?

— Государю доносят, — сказал Шани и полез в секретер за очередной бутылкой спиртного. — Ему, видишь ли, очень любопытно знать о том, как у меня обстоят дела.

Что ж, пусть так; Софья сделала выводы и в присутствии домоправителя и двух горничных держала язык за зубами, так что доносить им было особо не о чем — во всяком случае, по ее поводу.

Спустя три дня на площади перед дворцом был сожжен злокозненный колдун и еретик, бывший лейб-лекарник Машу. На казни присутствовал государь собственной персоной; впрочем, захватывающего зрелища мук цареубийцы никто не увидел: доктор Машу получил в последней кружке воды порцию яда и умер, едва только его привязали к позорному столбу. Луш пробормотал что-то про инквизиторские штучки и вместе с женой покинул место казни, не дожидаясь полного сожжения тела. А Шани спокойно досидел до конца, проследил за тем, чтобы пепел и головешки тщательно собрали, чтобы развеять над полем самоубийц и нечистых покойников, а затем вернулся домой, где напился до полного изумления, переколотил всю посуду и разогнал прислугу пинками под зад. Сжавшись комочком в углу своей комнаты, Софья с ужасом вслушивалась в звуки снизу, вспоминая, что если гости в приюте Яравны принимались бить фарфор хозяйки и гонять горничных, то следующим номером программы становилось обрывание юбок у всех, кто имел несчастье попасться под хмельную руку. Однако ничего страшного не случилось. Декан заснул на диванчике в гостиной, а по городу поползли сочувственные разговоры о том, как его высочество горюет о потере родителя.

На следующий день они покинули столицу.

Официально было объявлено о том, что декан инквизиции отправляется на богомолье в Шаавхази с одновременной проверкой состояния дел в северных землях. В действительности же Шани и Софья отправились совсем в другую сторону.

— Красиво, правда?

Софья всю жизнь провела в столице и никогда не видела Залесья. Сейчас, когда их лошади стояли на вершине зеленого холма, девушка смотрела по сторонам и не могла насмотреться — кругом, насколько видел глаз, тянулись леса. Их гребни всех оттенков зеленого выглядели горбатыми спинами невиданных сказочных животных; когда налетал ветер, и деревья приходили в движение, то казалось, что животные ворочаются во сне, или волны набегают на берег маленького острова и уходят, и возвращаются снова. Воздух пах не столичным дымом и гарью — он был пропитан запахами травы и хвои, цветов и воды: Софья словно впервые в жизни поняла, что значит дышать. Чуть поодаль холм обрывался: контраст травы и светлого грунта выглядел так, словно с холма сняли кожу, но это было не страшно, а красиво. И на всем, буквально на всем лежал отпечаток той благородного и трогательного очарования, которым владеет лишь природа северных неласковых земель: красоты быстротечной, но незабываемой.