Абрам Фет - Инстинкт и социальное поведение

• Название: Инстинкт и социальное поведение
• Автор: Абрам Фет
• Издательство: Сова
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2008

---

«Верно ли, что все люди равны?»

«Хорошая ли вещь частная собственность?»

«Существует ли эксплуатация трудящихся?

Сами по себе эти вопросы не имеют разумного смысла, но с каждым из них связаны психические установки и реакции, заслуживающие изучения. Такие вопросы предшествуют «разумным» вопросам, рассматриваемым в науке; обычно их относят к философии.

Дихотомично не только познание, но и действие. Реакции живого организма на его восприятия осуществляются той же нервной системой, где действует двоичное кодирование сообщений. Все поведение животного состоит из элементарных движений, которые лишь в редких случаях проявляются отдельно – например, при реакции на укол или ожог; каждое из таких движений запускается единственным сигналом, который может поступить или не поступить, то есть двоичен. Выдача гормонов, стимулирующих поведение, включается и выключается командами того же рода.

Даже психические переживания, при всей их сложности и разнообразии, проявляют отчетливую дихотомию. Почти каждому человеческому чувству (даже равнодушию!) соответствует противоположное чувство, каждой «добродетели» – «порок». По-видимому, структуры мозга, вырабатывающие наши эмоции, «не умеют» остановиться в промежуточном состоянии, а неудержимо стремятся к одному из двух полюсов, рассматриваемых как противоположные, исключающие друг друга, и даже рационализируемых в этом качестве какой-нибудь философией. Самые важные из таких полярных конструкций нашей психики – это дихотомия «добра» и «зла» и связанная с ней – как ее рационализация – дихотомия «истины» и «лжи». Предполагается, что последние две категории могут быть «познаны» человеческим разумом, тогда как две предыдущих, хотя и возникающие спонтанно, некоторым образом вытекают из последних. Гюго выразил эту философию наивными стихами:

…le vrai

C’est le juste, vois-tu:

Bien voir la vérité, c’est trouver la vertu3.

Между тем, это одно из самых опасных предположений – как раз потому, что оно часто оправдывается, но далеко не всегда. Культура, в которой воспитан индивид, говорит ему, чтó «хорошо» и чтó «плохо», и учит его любить то, что она считает «добром», и ненавидеть то, что она считает «злом». Как мы знаем, в основе всех культур лежат инстинктивные мотивы поведения, созданные эволюцией для сохранения нашего вида и обычно способствующие сохранению и благополучию индивида. В этом все культуры сходны между собой. Но культурная глобализация социального инстинкта в разных культурах шла разными путями, и многие черты сложившейся культуры отражают уже не функцию сохранения вида, а функцию сохранения самой культуры, нередко обособляя ее от других культур и даже стимулируя враждебность к людям других культур. Таким образом общечеловеческое смешивается с частным, исторически случайным.

Впрочем, не следует упускать из виду, что эта же историческая случайность культур обусловила их своеобразие и доставила тем самым материал для их плодотворного соревнования. Мы можем радоваться тому, что на наших глазах, по-видимому, складывается единая мировая культура; но если она остановится на уровне общих «стандартов обслуживания» и общих «средств массовой информации», то, может быть, придется пожалеть о более богатой содержанием жизни наших предков.

3. Древнейшие механизмы культуры

Дихотомия добра и зла. Каждая культура основывается на дихотомии добра и зла. Поведение человека мотивируется его инстинктами, образующими сложную систему. Напомним, что у высших животных инстинкт внутривидовой агрессии, охраняющий охотничий участок, корректируется таким образом, чтобы он не приводил к истреблению собратьев по виду: возникает инстинктивный механизм демонстративных поединков, при которых более слабый конкурент изгоняется, но, как правило, остается в живых. Жизнь обезьяньего стада управляется системой тщательно «сконструированных» эволюцией ритуалов, охраняющих более слабых членов сообщества, при условии выполнения «предусмотренных» для этого жестов. Благодаря этим ритуалам, встроенным в генетическую программу вида, агрессивные взрослые самцы не причиняют ущерба друг другу, а самки и детеныши пользуются особой защитой.

Человеческие культуры, выполняющие аналогичные функции в более сложных сообществах, развились из ритуалов обезьяньего стада, и потому сохранили основные черты «культуры обезьян». Обезьяна не размышляет о правах и обязанностях своего собрата, а придерживается генетически унаследованных правил, говорящих ей в каждой ситуации, выполнить или не выполнить такое-то инстинктивно запрограммированное движение. Все эти унаследованные инструкции имеют, как всегда у животных, дихотомический характер: движения запускаются сигналом, который может поступить или не поступить. Более сложно, но также дихотомически устроены ритуалы человеческого общества, определяемые совместно генетической и культурной наследственностью.

Как мы уже знаем, у человека действие инстинктивных механизмов во многих отношениях нарушено. Мы уже видели, каким образом запрет убивать собратьев по виду, имеющийся у всех приматов, сузился у человека до членов собственной группы, а затем расширился на более многочисленный коллектив – племя. По-видимому, эти изменения в поведении были обусловлены генетически; но чем сложнее и чем «новее» инстинкты, тем труднее их осуществление, и тем чаще при этом происходят «сбои». Это тем более относится к культурным подпрограммам, заполняющим открытые программы инстинктов, например, к «запрету убийства». Глобализация этого правила, постепенно возвращающая нам «мораль» всех высших животных, до сих пор не завершена.

Точно так же, у человека нарушено действие полового инстинкта, предписывающего всем другим высшим животным строго определенные для каждого вида формы сексуального поведения. У человека способы образования пар крайне разнообразны, даже у родственных племен: по-видимому, от полового инстинкта у нас осталось лишь элементарное влечение, а все остальное поведение определяется культурной традицией – в этом случае крайне разнообразной. В меньшей степени то же относится к культурным программам воспитания потомства.

Напомним общую причину такого разнообразия: длинные цепочки инстинктивных действий, запрограммированные для определенных ситуаций и запускаемые у животных в виде непрерывных последовательностей, у человека разделились на короткие отрезки, соединяемые его сознательными решениями или выработанными привычками. Эти специфически человеческие изменения инстинктов делают поведение человека более гибким, но такое преимущество сопровождается опасностью: действие инстинкта, утратившего свою жесткость, может оказаться ненадежным.

Так было, несомненно, уже в первоначальных человеческих группах. Самые важные решения, от которых зависело выживание группы, не могли быть предоставлены зачаточным мыслительным способностям первобытного человека, и культурная эволюция выработала твердые правила, прежде всего устанавливавшие, что можно делать, и чего делать нельзя. Отсюда, по-видимому, и произошла дихотомия «добра» и «зла»: добром считалось все способствующее выживанию «своей» группы, а «злом» – все вредное для группы, то есть уменьшающее ее шансы на выживание. Мы уже встретились с категориями добра и зла, рассматривая в предыдущей главе «племенную мораль», дихотомический характер которой не вызывает сомнения. Как уже было сказано, эта мораль в своих основных чертах универсальна, поскольку происходит от действия одного и того же генома. Этим и объясняется тот удивительный, до сих пор недостаточно оцененный факт, что при встрече различных, никогда не видевших друг друга племен возможно было некоторое взаимопонимание, основанное на сходных представлениях о добре и зле.

Рассматривая племенную мораль, мы сосредоточили внимание на экономических и социальных сторонах жизни, важных для предмета этой книги. Древнейший слой этой морали, восходящий к первоначальным человеческим группам, составляют основные «запреты», осуждающие и наказывающие поведение, признанное безусловно «плохим». Они перечисляют неправильные действия инстинкта внутривидовой агрессии и полового инстинкта, то есть действия, противоречащие социальному инстинкту.

На стадии образования племенных союзов и государств эти запреты превратились в этические предписания или «заповеди», древнюю форму которых мы находим, например, в Ветхом Завете. Мы выбрали этот кодекс морали из многих других, очень на него похожих, потому что он составил основу христианской культуры, в дальнейшем – европейской или западной, в наше время господствующей на Земле. Глава 20 Книги Исхода содержит «десять заповедей». Опуская обязанности по отношению к богу и обязанность любить родителей, мы находим в них следующие пять запретов. Вот они, в синодальном переводе: