Сельма Лагерлеф - Девочка из Морбакки: Записки ребенка. Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф

• Название: Девочка из Морбакки: Записки ребенка. Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф
• Автор: Сельма Лагерлеф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-17-077265-0

Сельма Лагерлёф (1858–1940) была воистину властительницей дум, примером для многих, одним из самых читаемых в мире писателей и признанным международным литературным авторитетом своего времени. В 1907 году она стала почетным доктором Упсальского университета, а в 1914 ее избрали в Шведскую Академию наук, до нее женщинам такой чести не оказывали. И Нобелевскую премию по литературе «за благородный идеализм и богатство фантазии» она в 1909 году получила тоже первой из женщин.

«Записки ребенка» (1930) и «Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф» (1932) — продолжение воспоминаний о детстве, начатых повестью «Морбакка» (1922). Родовая усадьба всю жизнь была для Сельмы Лагерлёф самым любимым местом на земле. Где бы она ни оказалась, Сельма всегда оставалась девочкой из Морбакки, — оттуда ее нравственная сила, вера в себя и вдохновение. В ее воспоминаниях о детстве в отчем доме и о первой разлуке с ним безошибочно чувствуется рука автора «Чудесного путешествия Нильса с дикими гусями», «Саги о Иёсте Берлинге» и трилогии о Лёвеншёльдах. Это — история рождения большого писателя, мудрая и тонкая, наполненная юмором и любовью к миру.

---

За обедом разговаривали только о том, как будет с вечерним праздником. Погода испортилась, нахмурило, подул ветер, и почти все опасались, что пойдет дождь. Но если начнется дождь, то карнавальное шествие конечно же отменят, как и праздник в Ботаническом саду, с речью доцента Монтана в честь Весны, с пением «Всеобщей песни» и питьем пунша.

Обед закончился, а с погодой по-прежнему никакой ясности. Кое-кто из студентов твердил, что праздник состоится, даже при небольшом дожде, а кое-кто говорил, что это невозможно. Ну что за радость — карнавал под дождем?

В конце концов целая компания пансионеров вызвалась пойти разузнать, как обстоит дело, а потом вернуться и рассказать. И они ушли, да-да, уйти-то ушли, только вот ни один не вернулся, а мы — докторша, Адольф, Кора, Даниэль и я — всё сидели и ждали.

Понятно, мы немножко заскучали, а поскольку никто не возвращался, Даниэль сказал, что пойдет на разведку. И очень быстро вернется.

Но представьте себе, Даниэль тоже не вернулся! Между тем уже пятый час, в пять начнется карнавальное шествие, если, конечно, его не отменили. Наконец Кора и Адольф Хедберг вызвались пойти на улицу и разобраться, что к чему. И уж они-то, разумеется, вернутся всего через несколько минут.

Выглядели они оба до невозможности благонравно и чванливо, никому и в голову не могло прийти, что с ними получится так же, как с другими. Однако ж получилось. Время шло себе и шло, а они не возвращались.

Докторша Хедберг действительно относилась ко мне очень мило и дружелюбно. Она понимала, как я обеспокоена, что не попаду на весенний праздник (ведь в Упсалу-то я поехала именно ради весеннего праздника), и когда часы пробили пять, она, успокаивая меня, сказала, что время еще есть, так как в Упсале все всегда начинается на четверть часа позже назначенного срока.

Вдобавок она была уверена, что весенний праздник не состоится, иначе-то хоть кто-нибудь из посланцев воротился бы.

Но когда и в пять минут шестого никто не явился, докторша решила, что лучше всего нам с нею выйти из дома и самим поглядеть, что происходит. Так мы и сделали.

Докторша направилась в сторону реки, Фюрисо, и, подойдя к мосту Исландсбру, мы вправду заметили двух ряженых. Один был в красном трико, второй — в голубом, и оба на бегу высоко подпрыгивали. Выглядело это очень забавно, и я сказала докторше, что если эти двое спешат присоединиться к карнавальному шествию, то нам надо идти следом за ними.

Но докторша не согласилась. Она считала, что бежать за этими чудаками нет смысла, ведь если карнавальное шествие состоится, то пройдет оно именно здесь, по Огатан.

Как ни странно, на улице, по которой мы шли, не было ни души. Мы с докторшей очень дивились этакому безлюдью. И совершенно не понимали, в чем тут дело.

Перейдя через мост Исландсбру, мы с докторшей направились по Вестра-Огатан вниз, к «Флустрет». Но и там никого не увидели, ни единого человека, чтобы спросить про карнавал и весенний праздник.

Неожиданно за спиной у нас послышались громкие крики и возгласы. Мы обернулись и в самом деле увидали в дальнем конце улицы большую толпу народа.

Докторша решила, что там драка. Отказалась идти в ту сторону, продолжила путь к «Флустрет».

Когда добрались туда, мы увидели, что в большом саду перед ресторанным павильоном расставлены столы и стулья, но ни одного посетителя нет.

Тут мы с докторшей сказали друг дружке, что весенний праздник определенно отменили — ведь поголовно весь народ сидит по домам.

Мы еще довольно долго прогуливались по Огатан, так как шествие, если оно состоится, пройдет именно там. А через полчаса начался дождь.

Тогда мы пошли домой, в твердой уверенности, что из-за дождя отменили и весенний праздник, и карнавальное шествие.

Дома тоже никогошеньки не было. Служанка ушла, и докторше пришлось самой идти на кухню готовить ужин.

Я некоторое время стояла у окна, смотрела на дождь. А поскольку поговорить было не с кем, подумала: достану-ка я дневник и запишу события этого дня. И вот уже несколько часов сижу и пишу.

В тот же день в десять вечера

(Докторша постелила мне на диване в гостиной, и расположилась я там вполне удобно, только вот не спится, потому что я в обиде на Даниэля. Лучше запишу кое-что в дневник, чтобы на ум пришли другие мысли.)

В самом начале десятого в дверь наконец-то позвонили.

Пришли Кора и Адольф и очень удивились, что мы с докторшей уже вернулись домой. Они-то думали, что мы обе на какой-нибудь веселой пирушке, вместе с Даниэлем.

Н — да, затем последовали долгие объяснения и масса сожалений по поводу того, что мы не увидели ни карнавального шествия, ни весеннего праздника.

Докторша, конечно, спросила, почему они не вернулись сообщить нам, как обстоит с праздником, и они принялись винить Даниэля. Выйдя на улицу, они сразу же встретили ряженых и поняли, что карнавал состоится. И как раз хотели повернуть обратно, предупредить нас, но встретили Даниэля, который сказал, что идет домой, чтобы забрать докторшу и меня на весенний праздник.

Сами они сперва постояли-посмотрели на карнавальное шествие, а потом пошли в Ботанический сад, на весенний праздник. Доцент Монтан произнес превосходную речь о весне в природе и весне в душе человека.

Докторша спросила, не слишком ли мешал дождь.

О-о, дождь был совершенно пустячный. Пришлось, конечно, раскрыть зонтики, но они и думать про них забыли за всей этой красотищей. Архиепископ Сундберг прочитал энергичную речь, а песни звучали просто божественно. Пели «Ах, как смеется майское солнце», да так, что все забыли про дождь и холод.

Кора и Адольф были по-настоящему взволнованны, от дневной чопорности и молчаливости следа не осталось.

Словом, теперь я знаю, что весенний праздник состоялся, но почему Даниэль не пришел за мной, понять не могу. Он и к ужину не явился.

Думаю, я имею полное право немножко на него рассердиться.

Суббота десятое мая. Десять вечера, у докторши на диване, как вчера

(Теодор Хаммаргрен сказал, что очень может быть, нынче ночью я услышу серенаду. И я, из опасения, что не проснусь, сижу и пишу, чтобы не уснуть. Вдруг бы со мной случилось то же, что с девушкой, о которой поется в «Однокашниках»: «Чтоб разбудить красотку эту, нужна иерихонская труба».)

Как только Даниэль и остальные пансионеры вышли к завтраку, все, конечно, тотчас заговорили о весеннем празднике. И я, полагая, что вправе немного рассердиться на Даниэля, немедля спросила его, почему он не зашел за докторшей и за мной, как обещал.

Однако, оказывается, дело обстояло по-другому. Сразу после пяти Даниэль приходил, но нас не застал, мы тогда уже ушли из дома. Так что виноваты мы сами, а не он.

Не найдя нас в квартире, он решил, что мы ушли на весенний праздник, и поспешил туда.

— Но мы же вообще не знали, состоится ли праздник, — сказала я. — Мы все время думали, что из-за дождя его отменили.

— Вы и карнавального шествия не видели? — спросил Даниэль.

— Ничего мы не видели, — ответила я.

— Ну а ряженых-то, которые бегали туда-сюда по улицам перед началом шествия, видели?

— Я видела только двоих, — сказала я, — и на всей улице не было ни души, спросить не у кого.

— На какой же улице вы находились?

— На Огатан.

— Господи Боже мой! — воскликнул Даниэль. Он явно считал, что мы с докторшей вели себя до того глупо, что об этом даже и говорить нечего. — Значит, вы были на Огатан! Так неужто не поняли, что раз там совершенно безлюдно, то все ушли смотреть на карнавальное шествие?

— Мы думали, шествие пойдет по этой улице, — сказала я.

— Но вы же знали, что праздник состоится в Ботаническом саду! А туда по Огатан не пройдешь! И все же, мне кажется, начало шествия вы должны были видеть.

— Да, мы видели издалека толпу народа и слышали крики, — сказала я, — но подумали, там дерутся.

— Господи Боже мой! — снова повторил Даниэль.

По голосу было слышно, как он расстроен. Со своей стороны он сделал все, и я сама виновата, что мне не хватило терпения дождаться его.

Странно, что я вечно совершаю нелепые поступки, когда бываю вместе с Даниэлем. Он же всегда такой милый, такой спокойный!

Довольно, больше я не стану сетовать на неудачу с весенним праздником, ведь нынче я весь день провела очень весело, много узнала и много увидела. Вправду замечательно, что я поехала в Упсалу, передать не могу, как замечательно.

Сам завтрак, разумеется, веселым не назовешь, ведь все студенты спрашивали, как мне понравилось на празднике, а услышав, что я вовсе туда не попала, ужасно сожалели.

Признавали, конечно, что все как один сулили вернуться и рассказать, состоится ли праздник в Ботаническом саду, и не выполнили свое обещание, но они же видели Даниэля, который стоял и смотрел на шествие, и у них даже мысли не мелькнуло, что мне никто ничего не передал.