Геннадий Прашкевич - Герберт Уэллс

• Название: Герберт Уэллс
• Автор: Геннадий Прашкевич
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-4658-0

Герберт Уэллс — несомненный патриарх мировой научной фантастики. Острый независимый мыслитель, блистательный футуролог, невероятно разносторонний человек, эмоциональный, честолюбивый, пылающий… Он умер давным-давно, а его тексты взахлёб, с сумасшедшим восторгом читали после его кончины несколько поколений и еще, надо полагать, будут читать. Он нарисовал завораживающе сильные образы. Он породил океан последователей и продолжателей. Его сюжеты до сих пор — источник вдохновения для кинематографистов!

---

Почему же Уэллс не встал в ряд моих любимых писателей?

Думаю, в том числе еще и потому, что я слишком рано его прочел.

Отчётливо помню ощущение, которое испытывал при чтении: увлекательно, но неприятно. Местами — крайне неприятно. Дочитываешь до конца и хочется стряхнуть с себя что-то, сам не понимаешь — что. Вероятно, Уэллс был мизантропом, и его презрение к людям просачивалось не только в сюжеты, но и во фразы. Нелюбовь к собственным героям буквально пропитывала тексты. Но при этом, повторяю, увлекательность не страдала. Страшное разочарование постигло меня только когда я дошёл в собрании сочинений Уэллса до его реалистической прозы. Ну представьте: подростку из советской эпохи в руки попало пятнадцать томов заграничной фантастики уровня» Человека-невидимки». Прочитано менее половины, он предвкушает новые путешествия по жутковатым мирам — долгие и увлекательные, и вдруг выясняется, что фантастика кончилась! Начитанных томов на полке — длинный ряд, а читать нечего!

Бытовые романы Уэллса я честно попытался осилить. Всё-таки от автора остросюжетных фантастических боевиков (как ещё назвать лучшие его вещи?) можно было ждать, что вот сейчас он извернётся и в который раз поразит моё воображение, вот сейчас… вот еще десяток страниц… вот еще сотню страниц… Но нет… Не поразил… Романы оказались неожиданно скучные.

Предав фантастику, Уэллс нанёс мне настоящее оскорбление.

Помню, в досаде я листал оставшиеся нечитаными тома, пытаясь найти хотя бы «клубничку» (романы-то вроде как «про любовь»), но и тут облом. Конкуренцию с Жоржем Амаду и с его «Доной Флор» Уэллс проиграл вчистую. Так был вбит ещё один гвоздь в крышку не сложившихся отношений классика с читателем (мной). Понятно, что нефантастические романы Уэллс писал не для меня, однако детская обида — прилипчивая штука, её помнишь годами.

Позже, уже в институте, я узнал о существовании «России во мгле». Мне говорили: о, это нечто! Под негласным запретом! Антисоветчина! Полный мрак! И снова я вытащил из шкафа собрание сочинений, открыл том номер пятнадцать. И… ничего не помню из той книги… разве что описание встречи Уэллса с Лениным, да и то смутно…

Начав эти воспоминания, я снимал с полки старые томики — потёртые, зачитанные. Листал их, останавливался на цветных вкладках. У страниц — совершенно особый запах. Ни одна из современных книг так не пахнет; возможно, это и есть запах детства? В голове возникают яркие картинки, рождённые когда-то прочитанным. Оказывается, я многое отлично помню. И мелькает странная мысль: а не обделил ли я себя, десятилетиями держа Уэллса вне круга своего чтения?

Вместо точки ставлю многоточие…»

4

Из работ Уэллса, написанных в годы Первой мировой войны, стоит упомянуть роман «Неугасимый огонь»(«The Undying Fire: A Contemporary Novel»). Он вышел в 1919 году. В романе два вечных существа — Бог и Дьявол, — в ослепительно белых одеяниях, ведут нескончаемую беседу о сущем. Они — явления космического порядка, они — два полюса одного и того же мира. Когда святой архангел Михаил, пораженный дерзостью Дьявола, хватается за меч, Господь останавливает архангела. Дело не в вечности двух противостоящих друг другу сил. Дело в том, что без Дьявола и его происков мир замкнется в своем хрустальном совершенстве, а это ли человеку надо?

Другие важные работы того времени — «Очерк истории» («The Outline of History») и «Краткая история мира» («The History of the World»), изданные в 1920 году и многократно переиздававшиеся. К тому времени Уэллс «художником» себя уже не считал — преобразователь мира, так точнее. Он верил в прогресс, верил, что все проблемы человечества могут быть решены с помощью науки и здравого смысла. А раз так, человека надо образовывать.

И Уэллс создает новую, более точную историю мира.

Он тщательно отбирает факты, позволяющие судить о тех или иных событиях и личностях. Всегда склонный к масштабности, он начинает прямо с формирования планеты Земля, с появления (тогда писали — происхождения) на ней жизни. Четыре секретарши и Джейн ежедневно отбирают и перерабатывают огромное количество источников. Предполагалось, что в работе над «Очерком истории» примут участие ученые Гилберт Мерей, Эрнест Баркер, Рей Ланкастер и Генри Джонстон, но все они от участия в создании новой истории мира уклонились, хотя частным образом консультировали Уэллса. Зато помогали ему востоковед Денисон Росс, историк Генри Кэнби и юрист Филипп Гедалла.

Работа удалась. Она помогла людям увидеть историческую панораму.

По Уэллсу, историю двигают не слепые массы и не отдельные светлые личности — историю движет Мысль. А борьба и сотрудничество — её главные механизмы.

Конечно, в итоге должно быть построено единое Мировое государство.

Эффект от книг был огромный. Американский журналист Флойд Делл написал Уэллсу, что благодаря его замечательной книге теория эволюции перестала быть пугалом для большинства американцев. Археолог Джеймс Генри Бретед признавался, что некоторые высказанные Уэллсом мысли повлияли на его научные взгляды. Высоко оценили книгу даже те, кто в последние годы сильно умерили свои восторги по поводу произведений Уэллса: Беатриса Уээб и Бертран Рассел. Успех «Очерка» оказался таким, что в Канаде нашлась феминистка по имени Флоренс Дикс, которая обвинила Уэллса в плагиате. Она утверждала, что Уэллс воспользовался ее рукописью, когда-то отправленной ею в издательство Макмиллана, и потребовала от автора извинений, уничтожения всего тиража книги и компенсации в сто тысяч фунтов. Несколько лет она преследовала Уэллса — и через канадские суды, и через английские, но доводы Флоренс Дикс не были признаны убедительными, к тому же свидетелями со стороны Уэллса выступили многие ученые, с которыми он сотрудничал.

Россия во мгле

1

В 1920 году Л. Б. Каменев, председатель Моссовета и член Политбюро ЦК РКП(б), побывав в Лондоне, пригласил Уэллса в СССР.

Уэллс приглашение принял. Правда, Горький огорчил его, сообщив, что гостиницы в Петрограде пустуют, электрического света нет, продуктов нет, товаров нет, а многие мужчины мобилизованы на борьбу с Юденичем; но, в конце концов, жить можно на Кронверкском — в квартире Горького. Там для Уэллса и его сына Джипа уже освободили комнату.

Горький английского не знал, вечерние беседы с гостем переводила Мария Игнатьевна Закревская — Мура, сыгравшая в будущем огромную роль в жизни Уэллса. За две недели, проведенные в СССР, Уэллс увидел многое: Эрмитаж, Смольный, Большой драматический театр; побывал в Москве и в Петрограде. Богатого гостя без особой симпатии описал Виктор Шкловский: «Уэллс рыж, сыт, спокоен, в кармане его сына звенят ключи, в чемодане отца — сардины и шоколад. Он приехал в революцию, как на чуму. Около Госиздата, против Казанского собора, у блестящей стены дома Зингера играл на кларнете старик. Город был пуст и состоял из одних промерзших до ребер домов. Дома стояли худые, как застигнутое вьюгой стадо, шедшее по железной от мерзлости степи на водопой. И звуки кларнета переходили с хребта дома на хребет. Уэллс осматривал Россию и удивлялся, что в ней так дешевы вещи. Удивлялся на дом Горького, на слонов, на Натана Альтмана (художник. — Г. П.) с плоским лицом кушита. Альтман его уверял, что он, Альтман, — марсианин. А Горькому было печально, что Уэллс не видел в России людей отдельных. Не знал, сколько стоит ложка супа. Не видел скрытой теплоты великой культуры и великого явления культуры — революции…»

2

«Все магазины закрыты».

Объяснить такое западному читателю было нелегко.

Бывшие магазины Петрограда действительно ничем не походили на лавки Бонд-стрит или Пикадилли в воскресные дни, когда шторы на витринах опущены; пустые, давно заброшенные петербургские магазины имели самый жалкий, самый запущенный вид. Краска облупилась, стекла потрескались. «Эти магазины уже никогда не откроются», — записал Уэллс.

Улицы пусты…

Трамваи ходят до шести вечера…

«Люди обносились; все они, и в Москве и в Петрограде, тащат с собой какие-то узлы. Когда идешь в сумерках по боковой улице и видишь лишь спешащих бедно одетых людей, которые тащат какую-то поклажу, — писал Уэллс — создается впечатление, что население бежит из города. Такое впечатление не совсем обманчиво. Большевистская статистика, с которой я познакомился, совершенно откровенна и честна в этом вопросе. До 1919 года в Петрограде насчитывалось 1 200 000 жителей, сейчас их немногим больше 700 000, и число их продолжает уменьшаться…»

Больницы в плачевном состоянии… Продукты выдают по карточкам в определенные часы в специальных точках города… Все, что признано произведениями истинного искусства, заносится в отдельные каталоги… Уэллс видел комнаты британского посольства, похожие на битком набитую антикварную лавку. «Там были залы, заставленные скульптурой; в жизни я не видел столько беломраморных венер и сильфид в одном месте, даже в музеях Неаполя…»