Геннадий Прашкевич - Герберт Уэллс

• Название: Герберт Уэллс
• Автор: Геннадий Прашкевич
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-4658-0

Герберт Уэллс — несомненный патриарх мировой научной фантастики. Острый независимый мыслитель, блистательный футуролог, невероятно разносторонний человек, эмоциональный, честолюбивый, пылающий… Он умер давным-давно, а его тексты взахлёб, с сумасшедшим восторгом читали после его кончины несколько поколений и еще, надо полагать, будут читать. Он нарисовал завораживающе сильные образы. Он породил океан последователей и продолжателей. Его сюжеты до сих пор — источник вдохновения для кинематографистов!

---

В «Новом Макиавелли» легко угадывались черты и характеры Артура Бальфура, супругов Уэбб, других политических деятелей, известных в те годы. «Пристальное изучение людей, — говорил Уэллс, — удел зрелости, философское занятие. Теперь частное бытие интересует меня гораздо больше, чем когда либо. По мере того как человечество будет осваиваться в зарождающемся новом едином Мировом государстве, человеческий ум все дальше будет отходить от жестких требований борьбы; по мере того как сама концепция единого Мирового государства определит образование и поведение человечества, утихнут споры о самом насущном и главным станет интерес к индивидуальным различиям…»

Но до единого Мирового государства было далеко.

К тому же Макмиллан печатать «Нового Макиавелли» отказался.

Отказались от печатания этой книги издатели Чепмен и Холл, затем Хайнеман.

Навстречу пошел Джон Лейн, и не прогадал. Книга шла нарасхват. Джозеф Конрад, встретив Уэллса, сказал ему: «Я прочел ваш роман. Вы ненавидите людей и при этом думаете, что они могут стать лучше. А я люблю людей, но знаю, что лучше они никогда не станут». — «Что ж, теперь я еще больше сомневаюсь, — ответил Уэллс, — что в ближайшем будущем литературный роман будет играть хоть какую-то роль в интеллектуальной жизни. А если он все же выживет, то уж точно станет насквозь карикатурным, шаржированным комментарием к общественной жизни. Со временем его место займут глубокие и честные автобиографии. Конечно, рассказы, притчи, веселые анекдоты будут сочиняться по-прежнему, но это — другое дело. Рано или поздно племя глуповатых юнцов, оповещающих, что они энергично пишут роман, исчезнет, как исчезли глуповатые юнцы, слагавшие когда-то эпическую поэму…»

3

Джейн писала мужу: «Джип говорит о тебе только три вещи: папа приезжает, папа уехал и папа спит». И это было так. Уэллс много времени проводил в разъездах. При этом своих сыновей он нежно любил, даже сочинил для них две занимательные книжки: «Игры на полу» («Floor Games: A Fathers Account of Play and Its Legacy of Healing») и «Маленькие войны» («Little Wars») — с замечательным подзаголовком: «Игры для мальчиков в возрасте от двенадцати до ста пятидесяти лет, а также для умных девочек, которые любят играть в те же игры, что мальчики».

Чарльз Местермен — журналист, оставил несколько записей о развлечениях в доме Уэллса. «Помню, как изобреталась очередная военная игра, — писал он, — в которой мне довелось принимать участие. Весь пол усыпали игрушечные кубики и разные препятствия, изображавшие скалистую местность. Главным материалом для игры служили оловянные солдатики и сделанные из меди пушечные ядра. Вся прелесть заключалась в комбинации искусства стрельбы с тщательным планированием стратегии и тактики. Каждой из воюющих сторон отводилось ограниченное время на то, чтобы сделать ход. Гостей, приходивших к чаю, призывали: сидите тихо и не раскрывайте рта!»

Амбар рядом с домом превратили в зал для игр.

Гости наезжали не только из Лондона, но и с континента.

Танцевали, играли в мяч, разыгрывали шарады, ставили инсценировки.

«Я был лет на двадцать моложе Уэллса, — с удовольствием вспоминал американский писатель Синклер Льюис, — худее его, да и дюймов на шесть-семь выше ростом, но неугомонный дьявол в образе моего партнера через четверть часа игры доводил меня до полного изнеможения. Он так подпрыгивал, что, несмотря на румянец и белый фланелевый костюм, его трудно было отличить от теннисного мяча…»

Прекрасный дом

1

Но что-то разладилось.

Уэллс уставал, нервничал.

В очередной раз поссорился с Конан Дойлом.

Они и раньше не очень понимали друг друга, а теперь конфликт обострился тем, что Уэллс все увереннее входил в элиту «серьезной» литературы, тогда как Конан Дойл так и оставался на приключенческой обочине — писателем, пусть талантливым, но легковесным. «Для мальчика-полумужчины, для полумужчины-мальчика». И политические взгляды имели значение. В статье «Волнения рабочих» (июнь 1912 года) Конан Дойл брюзгливо писал: «Господин Уэллс производит сейчас впечатление человека, который во время прогулки по саду может заявить: «Не нравится мне вот это фруктовое дерево. И плодоносит оно не лучшим образом, и совершенством форм не блещет. Давайте срубим его и вырастим другое, лучше». Этого ли ждет британский народ от своего гения? Куда естественнее было бы услышать от господина Уэллса: «Ну вот не нравится мне это дерево. Давайте попробуем улучшить его жизнеспособность, не нанося повреждений стволу. Может быть, тогда оно начнет плодоносить так, как нам хочется. Не стоит уничтожать дерево, иначе прошлые труды пропадут даром, а что там мы получим впереди, пока неизвестно…»

2

К тому же в жизни Уэллса появилась графиня Элизабет фон Арним.

Урожденная Мэри Аннет Бошан, детство она провела в Австралии, замуж вышла в Европе. В Померании в поместье своего мужа графа фон Арнима она страстно увлеклась садоводством и написала чрезвычайно увлекательную книжку «Элизабет и ее немецкий садик». Этот «Садик» и удачно поставленная пьеса «Присцилла убегает» принесли графине фон Арним известность и деньги. Она построила собственный дом в Швейцарии, часто бывала в Лондоне. Книги Уэллса ей нравились; однажды она написала ему восхищенное письмо. Радушному Уэллсу, графиня, приглашенная на ужин, тоже понравилась: прекрасно сложенная, с вкрадчивыми манерами. «В ее устах даже немецкий язык звучит приятно», — сказала о ней Джейн.

Любовная связь с графиней фон Арним тянулась несколько лет, то вспыхивая, то погасая, но никаких серьезных планов, связанных с совместной жизнью с Уэллсом, опытная Элизабет не строила, даже когда потеряла мужа. Это несколько уязвляло Уэллса. В романе «Страстные друзья» («The Passionate Friends», 1913) он вывел графиню весьма узнаваемой. «Я никогда не любил ее, — откровенно признавался герой. — Не любил в общепринятом смысле этого слова, подразумевающим, что женщина — младшее, застенчивое, неразбуженное, податливое существо, а мужчина всегда соблазняет, убеждает и принуждает…»

Элизабет не обиделась. Она понимала, что если Уэллс так легко, буквально по первому зову, изменяет жене, значит, он и ей будет изменять. Зачем же связывать себя с таким человеком? Теперь при любом случае, поддаваясь каким-то скрытым слабостям, она отводила душу на Джейн. Она высмеивала ее слова, ее привычки. Уэллса это злило. Только в начале войны они наконец расстались: Элизабет переехала в Англию и вышла замуж за брата философа Бертрана Рассела; из немецкой графини фон Арним она превратилась в английскую графиню Рассел. «Позже крошка Элизабет ушла и от Рассела, — с нескрываемым удовлетворением вспоминал Уэллс, — но разводиться не захотела. Однажды я встретился с нею на одном званом обеде в Йорк-террас. Мы ушли вместе, и вдруг оказалось, что мы всё еще добрые друзья. Тогда она, кстати, рассказала мне о некоторых тайных прегрешениях Рассела. Пожалуй, они затмевают мои собственные…»

3

Устав от дискуссий, Уэллс в 1912 году опубликовал роман «Брак» (Marriage).

На этот раз — роман вполне традиционный. По крайней мере, его герой, молодой ученый по имени Трэффорд, живет с одной женщиной и не ищет других. Работа в лаборатории… Увлечение авиацией… Путешествие на Лабрадор… В долгих беседах зануда Трэффорд вновь и вновь возвращался к тому, как следовало бы человечеству строить будущее (вечная мечта Уэллса). Прагматичная подруга Трэффорда наконец не выдержала: внесите соответствующий проект в парламент!

Сам Уэллс признавал, что роман написан без особого вдохновения.

«Легкости и отточенности ему не хватило. Речь не о том, что зарабатывать бы мне надо меньше, а писать старательнее, речь о том, что у меня всегда было слишком много идей, и я стремился, не тратя сил на отделку, как можно скорее донести мысли до читателя. Понадобились годы, опыт, многие попытки вроде той, которую я описал, прежде чем я понял, что мой путь пролегает вне каких-либо установленных канонов. Для традиционного романа самое ценное заключается в типических внешних реакциях, а вот борьба и эволюция идей, происходящих в сознании, для них просто не важны. На тогдашнем жаргоне это называлось «вводить спорный материал». Но меня-то как раз все больше и больше интересовал именно внутренний конфликт, именно этот «спорный материал», и я знал только один способ показать, как думает мой герой: пусть он выражает мысли, уже существующие в сознании читателя!»

Летом 1913 года в еженедельнике «Фри вумен» на роман «Брак» появилась разгромная рецензия, подписанная незнакомым Уэллсу именем — Ребекка Уэст. По установившейся традиции, Уэллс пригласил Ребекку на обед, и 27 сентября 1913 года состоялось очень важное для обоих знакомство.

Ребекке Уэст в то время было двадцать лет. Звали ее Сесили Фэрфилд, а именем Ребекка Уэст она пользовалась как литературным псевдонимом. Открытая, остроумная, она мгновенно схватывала смешные детали не только в собеседнике, но и в себе самой, а главное — любила выражать свои мысли решительно. «Нет никаких оправданий для существования мужчин, за исключением тех случаев, когда нужно передвинуть фотре-пьяно». Отец Ребекки был чудовищным распутником и бросил семью — она этого никогда не скрывала. Что сделаешь, такова жизнь. Отец потерял все сбережения, занявшись азартными играми, и умер в богадельне — она и этого никогда не скрывала. Да и какой смысл скрывать? Люди есть люди. Мать Ребекки происходила откуда-то из Вест-Индии, корни по отцу уходили в древний шотландский род, но Ребекку прошлое не очень интересовало. «Она мне понравилась, — вспоминал позже Уэллс. — Но в те дни мне было хорошо с Элизабет. С Ребеккой мы старались не выходить за рамки обычных разговоров о книгах и статьях. До тех пор, пока однажды у меня на Черч-роу лицом к лицу с книжными полками, посреди разговора о стиле или о чем-то таком, мы вдруг поцеловались. И тут Ребекка призналась в своей страсти. Ею владели честолюбивые мечты о литературном поприще; в моем невероятном успехе для нее таилась особая привлекательность. А моя репутация неразборчивого ловеласа нисколько ее не смущала, тем более что она не любила своих сверстников. Я подал ей надежду, сказала она. Но я и сам был склонен считать, что поцелуй означает надежду…»