Геннадий Прашкевич - Герберт Уэллс

• Название: Герберт Уэллс
• Автор: Геннадий Прашкевич
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-4658-0

Герберт Уэллс — несомненный патриарх мировой научной фантастики. Острый независимый мыслитель, блистательный футуролог, невероятно разносторонний человек, эмоциональный, честолюбивый, пылающий… Он умер давным-давно, а его тексты взахлёб, с сумасшедшим восторгом читали после его кончины несколько поколений и еще, надо полагать, будут читать. Он нарисовал завораживающе сильные образы. Он породил океан последователей и продолжателей. Его сюжеты до сих пор — источник вдохновения для кинематографистов!

---

Но многие ли знают такого Уэллса? Для обывателя ведь он в лучшем случае «тот парень, что написал про войну с марсианами».

Не помню, когда именно начал читать Уэллса, но помню, когда перестал: лет, наверное, в тринадцать переключился на совсем взрослую и сугубо реалистическую прозу, по большей части английскую и американскую.

Но именно Уэллс подготовил меня к такой прозе. Такой вот «фантаст».

С одной стороны, мне и сейчас хочется его перечитать, а с другой — боязно. Уэллс врезался в память как автор «вне контекста», как писатель на все времена. А вдруг я был слишком молод и неопытен, вдруг на самом деле Уэллс сегодня — только литературный памятник своей эпохи? Правда, что-то мне подсказывает: это не так. Ведь по улицам до сих пор бродят элои, а их подстерегают морлоки, и их становится все больше и больше… Пора бы проснуться Спящему…»

5

Грэхэм, как справедливый правитель, как, наконец, человек, действительно осознающий свою немалую ответственность за новый мир, за человеческую цивилизацию, принимает сторону народа. Он даже участвует в воздушном бою, научившись управлять аэропилом. Не стоит забывать, что написан бой задолго до того, как аппараты тяжелее воздуха наконец покорили небо.

Сперва Грэхэм видит далеко светящиеся точки.

Они приближаются. Двадцать четыре боевые машины.

«Грэхэм быстро вычислил их скорость и повернул колесо, откатывавшее машину вперед. Он нажал на рычаг, и стук машины прекратился. Он начал падать вниз все быстрее и быстрее. Он падал вниз камнем, со свистом рассекая воздух. Через секунду он врезался в ведущий аэроплан. Ни один из его чернокожих пассажиров (наемники, летящие усмирять Лондон. — Г. П.) не заметил грозящей опасности. Грэхэм метил в корпус аэроплана, но в последний момент у него промелькнула счастливая мысль. Он свернул в сторону и с налета врезался в край правого крыла. Аэропил отбросило назад, и он скользнул по гладкой поверхности огромного крыла. Грэхэм почувствовал, что огромная машина увлекает его за собой. Потом он услыхал внизу тысячеголосый крик. Взглянув через плечо, он увидел ряды сидений, испуганные лица, руки, судорожно цепляющиеся за тросы. В крыле аэроплана были открыты клапаны — очевидно, аэронавт пытался выровнять машину. Грэхэм не сразу понял, что соскользнул с крыла; просто теперь он падал, быстро приближаясь к земле. Сердце стучало, как мотор, и несколько гибельных секунд руки были будто парализованы. Потом он налег на рычаги и заметил, что к нему устремилось второе крылатое чудовище. Взвившись кверху, он избежал нападения аэроплана, который со свистом пролетел внизу, но три других неслись прямо на него, а с юга приближались новые… Несколько мгновений Грэхэм сомневался, достаточно ли он высоко взлетел, а потом обрушился на вторую жертву, и черные солдаты ясно увидели его приближение. Огромная машина накренилась, обезумевшие от страха люди кинулись к корме за оружием. Засвистели пули, толстое защитное стекло перед сиденьем лопнуло. Аэроплан замедлил полет и начал снижаться, пытаясь уклониться от удара, но взял слишком низко. Грэхэм вовремя заметил ветряные двигатели на холмах Бромли (вот она, Гренландия, о которой мы пишем всю жизнь! — Г. П.) и, увернувшись, взмыл ввысь, а огромная машина врезалась в колеса ветряных двигателей…

Теперь его всецело захватила грандиозная борьба. Все сомнения рассеялись. Он боролся и был упоен сознанием своей силы. Аэропланы явно избегали его, и порой до него доносились крики пассажиров. Он наметил третью жертву, ринулся на нее и ударил в крыло. Аэроплан метнулся в сторону и мгновенно разбился о выступ какой-то стены. Грэхэм пролетел над землей так низко, что заметил даже зайца, в испуге метавшегося по холму. Затем взмыл кверху и пронесся над южной частью Лондона. Там небо было пустынно, только взлетали ракеты приверженцев Острога, подававших тревожные сигналы. На Рохэмптонском аэродроме чернели толпы народа, и до Грэхэма донеслись восторженные голоса. Тогда он поднялся повыше и описал круг. Сперва из мрака выступили освещенные квадраты Шутерс-хилла, где садились прибывающие аэропланы и высаживали негров, затем показался Блэкхиз и выступил из клубов дыма Норвуд. В Блэкхизе не приземлилось ни одного аэроплана, но на платформе стоял одинокий аэропил, это Острог пытался спастись бегством».

А дальше — классическая погоня.

Дальше — воздушный бой один на один.

«Восточная станция на Шутерс-хилле вдруг взлетела на воздух в языках пламени и окуталась дымовой завесой. Несколько мгновений облако дыма стояло неподвижно, бесшумно выбрасывая из своих недр огромные металлические глыбы, затем начало расплываться. Воздушная волна ударила в аэропил и отбросила его в сторону. Стоя у защитного стекла, Грэхэм изо всех сил налег на рычаг. Волна второго взрыва отшвырнула машину в сторону. Грэхэм вцепился в тросы, между которыми свистел ветер. Казалось, аэропил неподвижно повис в воздухе, но Грэхэм понял, что падает.

Грэхэму страшно было взглянуть вниз. Перед ним вдруг промелькнуло все, что произошло со дня его пробуждения: дни сомнений… дни власти… холодное предательство Острога… Теперь он погиб…

Зато Лондон будет спасен!

Все вдруг показалось ему сном.

Кто же он на самом деле? Почему так крепко вцепился в тросы? Разве нельзя разжать пальцы? Тогда измучивший его бесконечный сон оборвется, и он, наконец, проснется по настоящему. Мысли проносились в голове с быстротой молнии.

Он удивился, почему это он больше никогда не сможет увидеть Элен? Он обязательно ее увидит… Она-то уж точно не сон, она — реальность… Скоро, очень скоро он проснется и увидит ее…

И хотя он не смел заглянуть вниз, но чувствовал, что земля уже близко».

6

Я помню холодок по спине, когда в детстве дочитывал «Спящего». Помню цветной рисунок аэропила, с которого смотрел будто бы пораженный какой-то неожиданной мыслью человек в необычном лётном шлеме. Ужасное ощущение грозящих миру больших перемен…

И все же… Все же чего-то в «Спящем» не хватало…

Понятно, мне тогда и в голову не могло прийти, что сам Уэллс чувствовал что-то подобное. Не случайно через одиннадцать лет, в 1910 году, он подверг роман кардинальной переработке. И даже дал ему другое название: «Спящий просыпается»(«The Sleeper Awakes»). Все равно этот роман вызвал в те годы множество нареканий за излишние философствования, за недостаточную художественность. А в 1917 году американский писатель Х. М. Экберт в книге «Послание в цилиндре» («The Messah of the Cylinder») вообще камня на камне не оставил от высказываемых Уэллсом в романе социалистических взглядов на человеческую историю. В своей ярости Экберт явно вышел за рамки адекватности. Например, потребовал от своих издателей никогда не включать свои произведения в те журналы, где печатается Уэллс, то есть труды Экберта никогда не должны были появляться рядом с любым новым или старым произведением Уэллса. Забавно, но однажды это условие действительно было нарушено и Экберт, ныне давно забытый читателями, даже получил компенсацию. Кажется, пятьсот долларов.

Предвиденья

1

В 1901 году родился первый сын Уэллса — Джордж (Джип) Филипп.

Жизнь устраивалась. Книги приносили доход. В снимаемом доме стало тесно, решили строить собственный. Место нашли на красивом холме, пригласили опытного архитектора Ч-Ф-А. Войси. Он оказался вполне современным человеком — не любил викторианский стиль. К тому же он оказался близким родственником доктора Хика, лечившего Уэллса: самая прекрасная рекомендация. Уэллс, здоровье которого значительно окрепло, постоянно встревал во все строительные проблемы; ему хотел построить большой светлый дом, в котором бы хорошо работалось.

И он его построил. И назвал Спейд-хаусом («Пиковым»).

Входную дверь украшала большая буква W, больше похожая на сердце, но Уэллсу нравилась аналогия именно с пиковым тузом. Еще ему нравилось, что люди на подъемнике, который курсировал вверх и вниз между Фолкстоном и Сандгейтом, обычно принимали его совсем за другого Уэллса. «Ну, тот самый, что сорвал банк в Монте-Карло».

Большие окна. В три ряда книжные полки. Фотографии по стенам, пианола с валиками, на которых записаны произведения Бетховена, Аиста, Баха, Чайковского, Вагнера. «Наши друзья, — вспоминал Уэллс, — помнят потешные и, однако, вполне достоверные фигурки, разыгранные Джейн, в которой проснулись забытые актерские способности: наводящего ужас сыщика, злобный глаз которого сверкал между опущенными полями шляпы и поднятым воротником пальто; ехидных старух — от церковных служительниц и поденщиц до герцогинь, с их изумительными репликами «в сторону»; величественных особ с невероятным чувством собственного достоинства в престранных старомодных шляпах». В доме постоянно разыгрывались шарады и пантомимы, был устроен театр теней. Интерес к театру вообще был такой, что когда Спейд-хаус еще строился, Уэллс специально попросил Войси, чтобы посреди одной из комнат поставили специальную арку. «На выходные, — вспоминал Уэллс, — к нам собиралась разная публика. Приезжали обычно днем в субботу, несколько отчужденные, не испытывая особого доверия друг к другу, а в понедельник уезжали, чудесным образом объединенные, успев понаряжаться в маскарадные костюмы, потанцевать, выступить в какой-нибудь роли, погулять, поиграть и помочь приготовить воскресный ужин. Джейн никому не навязывала свою волю, но от нее исходило такое доброжелательство, такой безусловно радостный жар, что самые холодные воодушевлялись и самые чопорные оттаивали».