Анна Федорец - Савва Морозов

• Название: Савва Морозов
• Автор: Анна Федорец
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03627-7

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

---

Подпадая под чье-то влияние или чувствуя упадок сил, Морозов мог утратить волю. Воспитав в себе жесткий расчет и большую житейскую твердость, Савва Тимофеевич мог вмиг лишиться и того и другого при стечении крайне неблагоприятных обстоятельств. Морозов легко выдерживал привычные, иной раз достаточно сильные удары судьбы. Но когда в конце 1890-х годов на Морозова обрушился ураганный ветер, этого мощного удара он не выдержал. Стержень его души сильно покорежило…

Положительные качества практически всегда имеют своим продолжением качества отрицательные.

Савва Тимофеевич был человеком страстей. Страстей сильных, порой безобразных и почти всегда разрушительных. Юность прошла, унеся с собой в прошлое карточные игры и кутежи в цыганском таборе. Морозов стал человеком солидным и не позволял себе забываться подобным образом. Но молодые годы оставили ему в наследство другие увлечения. Те, что были на виду, — дорогие вина и сигары, изысканная еда. И те, которые сам Савва Тимофеевич предпочитал не афишировать, — увлечение женщинами.

В. И. Немирович-Данченко писал: «Человеческая природа не выносит двух равносильных противоположных страстей. Купец не смеет увлекаться. Он должен быть верен своей стихии — стихии выдержки и расчета. Измена неминуемо поведет к трагическому конфликту, а Савва Морозов мог страстно увлекаться.

До влюбленности…

Личностью, идеей, общественностью… Самым громадным, всепоглощающим увлечением его был Максим Горький и в дальнейшем — революционное движение».

Д. А. Олсуфьев, хорошо знавший Савву Тимофеевича, писал о «его слабом характере». Однако в данном случае «слабый характер» вовсе не означает «слабая воля». Речь, скорее, идет о другом: слабость Морозова заключалась в его неумении отказаться от того, что доставляло ему удовольствие. Это в равной мере относилось и к удовольствиям самым невинным, и к пагубным — тем, которые влекли за собой неприятные последствия, вредили самому купцу или его семье. Савва Тимофеевич мог очень хорошо отдавать себе отчет, почему ему не надо увлекаться той или иной женщиной, есть ту или иную еду, делать что-то ради удовлетворения тщеславия… и все-таки увлекался, и ел, и делал — до тех пор, пока не доходил в своем увлечении до самого дальнего предела. Пока не происходило событие, говорившее ему: дальше идти по этой дороге нельзя, она заканчивается обрывом. Почти с тем же колоссальным трудом, с каким он отказывался от приятных вещей и ситуаций, он отказывался от привычного, от того, что давным-давно стало неотъемлемой частью его существования.

Страсти обуревали Морозова и в повседневной жизни. Так, ссориться с членами семьи он не любил, по возможности старался уйти от конфликта. Но еще меньше он любил, когда кто-то врывался в его жизнь, смешивая планы, отнимая время и силы. Когда такое случалось и осложнялось к тому же назойливостью, Савва Тимофеевич давал волю гневу. Сначала сдержанно, в корректной форме. «Когда Морозов сердился, он всегда говорил «по-купецки» — словоерсами». Однако холодность, отстраненность нередко являлись предвестниками настоящей бури. Если собеседник не желал оставить Морозова в покое, если его настойчивое желание изменить что-то в жизни купца задевало Савву Тимофеевича за живое, это провоцировало настоящий взрыв эмоций, вспышку неконтролируемой ярости. В подобный момент облик купца обезображивался, он не помнил себя от ярости. Трудно сказать, доходило ли дело до рукоприкладства, но некоторые семейные ссоры в морозовском доме-завершались битьем посуды. А. Н. Серебров сообщал об одной из таких ссор с участием супруги Морозова, Зинаиды Григорьевны. Она произошла незадолго до кончины Саввы Тимофеевича, в период продолжительного эмоционального спада. «Не успела захлопнуться за мною высокая дубовая дверь, как из спальни послышался шум: два голоса, перескакивая друг через друга, подымались все выше и выше, пока истошный крик Саввы не оборвал это состязание:

— Убью-ю!

Что-то большое, стеклянное грохнулось на пол и разбилось вдребезги».

Морозов хорошо понимал страстность своей натуры, но бороться с ней было ему не под силу. Все, что он мог, — как можно глубже укрывать бушующие в душе страсти — до тех пор, пока они, подобно кипящей лаве, не прорывались наружу. Возможно, если бы Савва Тимофеевич оказался человеком крепко верующим, подобных сцен в его жизни случалось бы меньше, он старался бы осадить себя, не давать внутренним волнениям выплескивать пену своего гнева наружу. Но Морозову это не удавалось. Якоря в виде веры у него не было.

Будучи человеком весьма состоятельным, Савва Морозов поражал окружающих неприхотливостью в быту. Он отнюдь не стремился к приобретению дорогой одежды и, как сказали бы сегодня, аксессуаров. Внешний облик его отличался скромностью. Время от времени одежда на купце-«миллионщике» выглядела затрапезно или просто неряшливо. А. В. Амфитеатров описывает Морозова как «небольшого ростом, коренастого человека, в каком-то блине вместо фуражки, в довольно-таки поношенных серых штанах и — без часов.

— Что вы, Савва Тимофеевич, всё у других спрашиваете, который час?

— Потому что своих часов не имею-с.

— Так вы бы купили!

— Денег нету-с, а маменька-с не дарит-с.

Он был неотделенный сын Марьи Федоровны Морозовой, которой чудовищными капиталами — знаменитыми морозовскими капиталами — и ворочал, как полномочный распорядитель. Свой личный капитал он имел незначительный и любил это напоминать и ставить на вид».[104]

Схожий пример приводит Марк Алданов: «Костюм у него был даже не от Мейстера, недорогой, и белье не голландского полотна, а простое». К этому наблюдению автор добавляет свой комментарий: «Ему было не совсем ясно, почему одевается он дешево, тогда как дом, мебель, лошади стоят огромных денег. Но он не понимал в своей жизни и более важных вещей». Думается, в данном случае Марку Александровичу изменила его наблюдательность, и «непонимание» Морозова тут ни при чем. Внук Морозова, общавшийся с его женой — своей бабушкой, Зинаидой Григорьевной, свидетельствует: ей было присуще «суетное тщеславие, стоившее порой немалых затрат». Роскошный дворец, слуги, приемы, экипажи — все это Морозов завел главным образом ради жены. Недаром авторы многочисленных описаний отмечают, что его кабинет был самой скромной комнатой; это бросалось в глаза на фоне общей роскоши, царившей в морозовском особняке на Спиридоновке. «В кабинете Саввы — все скромно и просто, только на книжном шкафе стояла бронзовая голова Ивана Грозного, работа Антокольского. За кабинетом — спальня; обе комнаты своей неуютностью вызывали впечатление жилища холостяка». Максим Горький отмечал неприхотливость хозяина, указывая на его нелюбовь к крикливой роскоши: «Я не однажды замечал, что он смотрит на пеструю роскошь комнат, иронически прищурив умные свои глаза. А порою казалось, что он ходит по жилищу своему как во сне, и это — не очень приятный сон. Личные его потребности были весьма скромны, можно даже сказать, что по отношению к себе он был скуп, дома ходил в стоптанных туфлях, на улице я видел его в заплатанных ботинках».

По-видимому, дело не в скупости Саввы Тимофеевича. Человек, который с легкостью тратит значительные суммы, участвуя в решении чужих дел, вряд ли будет экономить на собственном облике. Скорее, сам Морозов придавал собственной внешности не слишком большое значение. Если он стремился произвести на окружающих впечатление, то делал это, блистая мощью ума, а не дороговизной костюма.

В отношении Морозова к одежде сквозило столь очевидное пренебрежение, что это давало повод для анекдотов. Так, Зинаида Григорьевна Морозова приводит в воспоминаниях любопытный эпизод из жизни мужа, связанный с Всероссийской выставкой 1896 года. Савва Тимофеевич состоял в дружеских отношениях с нижегородским миллионером, старообрядцем Н. А. Бугровым, которого Максим Горький величает «удельным князем нижегородским». По словам Зинаиды Григорьевны Морозовой, Бугров был «высокого роста, рыжий, некрасивый, но с умным русским лицом, ходил в длиннополом сюртуке и высоких сапогах и носил на голове старомодный цилиндр, и когда был государь [Николай II] на Выставке, в один день была устроена прогулка на катерах. Савва Тимофеевич] сопровождал [Николая], и [с ними] был Бугров. Савва Тимофеевич] был очень рассеянный человек, был во фраке и цилиндре. Кто-то ради шутки взял и переменил его цилиндр с Бугровым, и Савва Тимофеевич] не замечал, что надел чужой цилиндр, который был ему велик. Все начали смеяться, и Савва Тим. спросил: «А чему вы смеетесь?» — «А что у вас на голове?» — «Цилиндр». — «А какой?».[105]

Несмотря на рассеянность в быту, С. Т. Морозов мог, когда это требовалось, выглядеть представительно. В этом ему помогал его хорошо развитый вкус. Так, перед крупным артистом В. П. Далматовым и журналистом Н. О. Рокшаниным, приехавшими к нему просить денег на театр, Морозов предстал безукоризненно одетым. «Появился в конце сводов представительный молодой человек с темной бородкой, во всем черном; открытая грудь смокинга ослепляла белизной манишки и мягкие подошвы обуви отличали в С. Т. Морозове человека хорошего тона, совсем не соответствовавшего окружающей обстановке».[106] Преображался Морозов и тогда, когда ему требовалось решать деловые вопросы, например пребывая в правлении Никольской мануфактуры. В таких случаях он одевался в сдержанном английском стиле, что обходилось недешево; судя по сохранившимся счетам, одежду для парадных выходов он приобретал в фешенебельных магазинах.[107] Серебров отмечал: «В просторном, английского фасона пиджаке, отложном крахмальном воротничке и полосатых, хорошо отутюженных брюках он казался стройнее, выше ростом и меньше походил на татарина».