Исин Нисио - Nekomonogatari(Black)

• Название: Nekomonogatari(Black)
• Автор: Исин Нисио
• Жанр: Юмористическая фантастика

---

Вложись во что-то, и твой разум тебя не подведёт. Убедившись, что меня никто не заметит, я начал карабкаться.

Потом я залез…

– ?…

И покачал головой.

Я положил руку на открытое окно, ловко отодвинул штору, заглянул внутрь и покачал головой.

Нет.

Я был уверен, что открытое окно было окном комнаты Ханекавы – поскольку методом исключения установил, что выпрыгнуть, держа родителей Ханекавы за воротники, она могла только из этого окна. Я был в этом уверен.

Однако я ошибся.

Эта комната была похожа на кабинет.

Вероятно, это была комната отца Ханекавы.

Нельзя сказать наверняка.

В первую очередь потому, что я не знал, кем работал её отец.

В любом случае, у старшеклассницы точно не может быть такой комнаты.

– Хм.

Всё ещё вися на стене, как человек-паук, я умело, если можно так сказать, снял обувь и забрался в дом Ханекавы.

Это было настоящее вторжение, но висящий на стене человек сам по себе был подозрителен, так что отступать было некуда.

Однако я должен был учитывать вероятность того, что лезу в петлю.

Если выразиться иначе – следуя ходу истории, без особой цели я совершил уголовно наказуемое деяние вторжения в чужой дом, и меня ожидала кара небесная.

Беспрецедентная кара небесная.

Я, Арараги Коёми, держа ботинки в руке, прошёлся по дому Ханекава – по пустому дому Ханекава – раз, другой, третий.

– !…

А потом сбежал.

Хотя я мог выйти через дверь, эта мысль даже не пришла мне в голову, и я вышел через окно комнаты, похожей на кабинет, в которое я и забрался. Как будто я слепо верил, что пройдя по тому же пути в обратную сторону, я отмотаю время назад и сделаю так, чтобы ничего этого не было. Я бросился в открытое окно.

Естественно, я упал.

Я упал прямо на асфальт, да так, что моя левая рука снова чуть было не оторвалась, но боль меня не волновала.

В панике, не теряя на секунды, я на четвереньках бросился к велосипеду, стоящему перед домом, а потом покатил с такой скоростью, что чуть было не порвал цепь.

Я сбежал из дома Ханекавы.

Как будто он был неприятным.

Как будто он был злым… нет.

Я почувствовал отвращение – такое, что меня чуть не стошнило.

Я сожалел о том, что сделал такую глупость. Я даже не знаю, по какой дороге я ехал, сколько крюков сделал, но заметил, что все-таки вернулся домой – хотя даже не думал возвращаться.

В любом случае…

Я просто хотел сбежать.

И инстинктивно вернулся домой.

– О, брат. При…

Когда я открыл дверь, передо мной как нельзя кстати оказалась Цукихи – судя по тонкой майке поверх белья, она только что вышла из ванной. Она заметила меня, но прежде чем успела сказать «вет», я вошёл, не снимая обуви, и крепко её обнял.

Крепко, крепко, крепко.

– Ой-ой! Неожиданные страстные объятия! Что ты творишь, брат-извращенец?

– …

Цукихи была шокирована эксцентричным поведением своего кровного брата, и явно испытывала отвращение. Однако я ничего не мог с собой поделать.

Не потому что это была Цукихи.

Увидь я Карен или кого-то ещё, я бы всё равно обнял первого же встречного человека.

Нет, я даже не обнимал её.

Я не мог не… схватиться за неё.

Я не мог не… цепляться за неё.

Потому что иначе я бы сломался.

Мой разум разрушился бы.

Я, как утопленник, цеплялся за соломинку.

Мой трепет, моя беспомощная дрожь, стук моих зубов – всё это передавалось ей.

Я был испуган.

Назовите меня цыплёнком, назовите как угодно.

Почему дрожать от ужаса неправильно?

Почему неправильно трепетать и холодеть?

Такое у меня было впечатление от того дома.

Одного лишь дома.

По размеру он, наверное, был даже больше нашего.

В нём было шесть комнат.

И тем не менее… в том доме…

В доме Ханекавы не было комнаты Ханекавы.

– А-а-а-а…

Жуть. Жуть. Жуть.

Настолько жутко, что даже весенние каникулы отдыхают. Настолько жутко, что эти адские воспоминания сменились какой-то идиллией, настолько жутко, что весенние каникулы стали двумя неделями обыденной жизни.

У неё не было комнаты.

В том доме не было её следов.

В детстве её кидало от человека к человеку, но она уже почти пятнадцать лет должна была жить в этом доме – и всё же, сколько я ни искал, не нашёл и следа Ханекавы.

В каждом доме есть свои особые ароматы.

Чем дольше люди живут, тем их больше – однако среди ароматов того дома не было аромата Ханекавы. Ханекава Цубаса была отделена от дома так сильно, что я подумал, что ошибся домом.

Нет.

Конечно, если учесть школьную форму на стене кухни, учебники и справочники в похожей на библиотеку комнате, бельё в ванной, сложенный футон в коридоре, зарядное устройство для телефона в розетке под лестницей, школьную обувь у входа – я бы подумал, что Ханекава в самом деле жила в этом доме.

Просто подумал.

Однако она жила так, как живут в отелях.

Она даже не была нахлебником.

Я был наивен, всё ещё надеялся на лучшее.

Несмотря на то, что я видел след от удара на её лице, часть меня надеялась, что с Ханекавой всё хорошо, потому что это Ханекава. С ней всё хорошо просто потому, что иначе быть не могло.

И даже сейчас, пусть она и одержима Мартовской кошкой.

Ну какой же я идиот.

– А-а-а…

Она была уничтожена.

Ханекава уже была уничтожена.

Такое…

Нельзя преодолеть – и нельзя исправить.

Одним словом, это безумие.

Яростная ярость.

Раз я доверился Ошино, то скоро Ханекава будет поймана, а Мартовская кошка – изгнана старым гавайцем, но счастливого конца, в котором Ханекава помирится со своими родителями, развеяв давний конфликт, и заживёт счастливо, не будет.

Не будет конца.

Не будет конца этому ужасу.

Этот дом.

Это место.

Эта семья.

С ними уже покончено.

– А-а-а-а…

– Боже. Ничего не поделаешь, брат. Тише, тише всё хорошо.

Тело дрожало, я почти кричал. Цукихи, моя младшая на четыре года сестра, с улыбкой гладила меня по голове.

А затем закрыла глаза и мягко подставила губы.

– Вот так. Давай, – сказала она.

– Отвратительно!

Я оттолкнул ее.

Грубо.

– Ай! Разве так надо благодарить сестру за верность, брат?!

– Минутка воспитания! До какой степени мои сёстры подвержены шальным порывам?!

– Ничего не поделаешь, я же твоя сестра!

– Ох.

Но… М-да.

Никто сильнее меня не подвержен шальным порывам.

Однако я чувствовал, будто больше жил, пользуясь головой. По крайней мере, я клянусь, что не живу на одних лишь безусловных рефлексах, не говоря уж о жизни, похоже на жизнь одноклеточного.

По крайней мере, я так думал.

Однако благодаря отвратительной преданности моей младшей сестры, на время я прекратил трястись.

Говорят, всё, что тебе нужно – это семья.

Семья.

Семья, хм.

Само собой, я связал это слово с отцом и матерью Ханекавы, которых увезли в больницу – и почувствовал себя хуже.

Повода сопереживать им не было – и всё же я думал о них именно так.

Жить в этом доме почти пятнадцать лет.

Я уверен, им в такой семье тоже было неуютно…

– И вообще, я волновалась! – сказала Цукихи, прямо на моих глазах надевая юката, которое она несла в руках и, видимо, собиралась надеть на втором этаже. – Ты не возвращался.

– Что?

Хоть и с опозданием, но я закрыл входную дверь.

И даже разулся.

– Прости, я ушёл ночью, ничего не сказал, но об этом тебе уже не нужно волноваться.

– Действительно, не сравнить с твоими поисками себя на весенних каникулах.

– …

Ах да, события весны внутри семьи Арараги известны в такой форме.

И я не могу поправить их.

Мои сёстры иногда называют меня «самооткрыватель-кун», и я должен улыбаться в ответ и терпеть это.

– Но мы с Карен боялись, что ты встретил чудовище.

– Чудовище?…

Я на секунду оцепенел из-за того, что она попала прямо в цель, но… нет, не может быть. Я пытался скрыть панику.

– Чудовище, говоришь… как это? Ты в средней школе и всё ещё веришь в это?

– Хм.

Я попытался подразнить её, но реакция Цукихи была довольно неопределённой. Она положила один палец на свой маленький подбородок и задумчиво сказала:

– Чудовищем я назвала бакенеко [71].

– Баке… неко?

Я повторил слова Цукихи.

Просто повторил, как дурак.

Бакенеко?

– Да, – сказала Цукихи.

С таким лицом не шутят – она была абсолютно серьёзна.

Искренняя.

Это было лицо главнокомандующего Огненных Сестёр, звавших себя воплощением правосудия.

– Это лишь слух, так что я многого не знаю, но на людей в городе нападает чудовищная кошка в теле человека.

– …

Чудовищная кошка в теле человека.

Я догадывался, что столь подходящее, точное и даже верное выражение существовало.

Слишком расплывчатое.

Слишком точное.

– Нападает… на людей, говоришь. В смысле?

– Как я сказала, мы пока мало знаем, но если бакенеко коснётся тебя, то ты устанешь, лишишься сил и потеряешь сознание.