Паоло Бачигалупи - Поп-отряд

• Название: Поп-отряд
• Автор: Паоло Бачигалупи
• Жанр: Мистика
• Год: 2006

Недалекое будущее. Найден эликсир бессмертия, так что люди могут жить практически вечно. Но Земля экологически просто не выдержит разрастания бессмертной популяции. Поэтому в эликсир ввели изменения — принимая его, человек уже не может иметь детей. Но некоторые отказываются от бессмертия ради детей. А это строго запрещено законом. Такие люди репрессируются а их дети уничтожаются. Для этого и существуют «поп-командос», которые проводят зачистки. Главный герой — как раз служит в такой команде. «Попует» людей. Всех этих мам и их детей. Просто снова делает их нормальными людьми…

---

Паоло Бачигалупи Поп-отряд

В мире, восстанавливающемся от разрушительного воздействия глобального потепления, в Нью-Йорке, городе, границы которого поглощаются джунглями, жизнь подобна сказке. Порхая над тропическими деревьями и обезьянами, мужчины и женщины создают произведения искусства, сочиняют музыку и никогда не старятся.

Это – жизнь после реджу[1].

Реджу – это эликсир жизни, химическое перерождение, которое каждому по карману. Он делает ваше тело подтянутым и полным жизни, тормозит старение. Больше нет причин для того, чтобы умирать. Краткий визит в клинику дает человеку целую новую жизнь в аренду.

Но бессмертие не означает отсутствия преступности или борящейся с ней полиции. Наш рассказчик предпочел бы посетить симфонический концерт, но его профессия – полицейский, и он борется против роста человеческой популяции [2].

Поскольку никто не умирает, больше нет причины для того, чтобы размножаться, и в мире, по-прежнему исцеляющемся от экологической катастрофы, дети стали новыми «Самыми разыскиваемыми в Америке»[3], и приговор для них – смерть.

Какую цену готовы мы заплатить за глоток из источника молодости?

* * *

Знакомая вонь немытых тел, готовящейся пищи и дерьма окатывает меня, когда я вхожу через дверь. Свет мигалок патрульной машины проникает сквозь шторы, сверкая в каплях дождя и освещая место преступления вспышками красного и синего. Кухня. Мокрое месиво. Полная женщина съежилась в углу, судорожно прикрываясь под своей ночной рубашкой. Жирные бедра и колыхающиеся груди под испачканным шелком. Болваны из поп-отряда тычками и толчками заставили ее сесть и съежиться. Другая женщина, молодая и симпатичная, беременная и черноволосая, неуклюже сползает по стене напротив, ее блузка измазана остатками спагетти. Крики из другой комнаты: дети.

Я зажимаю пальцами свой нос и дышу через рот, борясь с тошнотой, в то время как в помещение вваливается Пентл, засовывая в кобуру свой «Грейндж». Он видит меня и бросает мне носовую капсулу. Я разламываю ее и втягиваю носом запах лаванды до тех пор, пока вонь не исчезает. Дети – крикуны из другой комнаты, тройной выводок, – выскочили вместе с Пентлом, путаясь у него в ногах. Они галопом пронеслись по кухне и снова исчезли, по-прежнему вопя, в комнате, где на стенных экранах вспыхивали, как звездная пыль сказочной феи, данные, которые, судя по всему, были единственной их связью с внешним миром.

— Тут больше никого, – произносит Пентл. У него продолговатое худое лицо и брезгливый маленький рот, который всегда как бы направлен в пол. С его щек как будто бы свисает груз. Он осматривает кухню, и уголки его рта тянутся еще ниже. Наблюдать подобные сцены всегда угнетает. – Они все были внутри, когда мы выломали дверь.

— Отлично. Спасибо. – Я рассеянно киваю, отряхивая шляпу от воды нынешнего муссона. Бусины влаги рассыпаются по полу, становясь частью мокрых луж, набежавших от отряда, рядом с похожими на личинки остатками обеда из спагетти. Я снова надеваю шляпу. Вода по-прежнему норовит ловким ручейком дискомфорта проскользнуть мне за шиворот. Кто-то закрыл входную дверь. Усилился яично-влажноватый запах дерьма. Носовая капсула едва спасает от него. Под ногами хрустят старый горох и крупа. Вместе со спагетти, всё это хлюпает, целые геологические слои прошлых кормежек. Кухня годами не вычищалась.

Толстуха заходится в кашле и плотнее оборачивает ночнушкой свой целлюлит, а я, по своему обыкновению в подобных ситуациях, задумываюсь: что же заставляет людей жить такой жизнью, полной гниющего мусора и кратких вороватых вылазок на свет божий. Беременная девушка, похоже, еще глубже уходит в себя с момента моего появления. Она слепо таращится в пространство. Чтобы понять, жива ли она, потребовалось бы прощупать ее пульс. Меня поражает, что женщина может прийти к вот такому концу, прельстившись жизнью на самом дне общества и оказавшись здесь в изоляции от всех тех людей, кто мог бы обеспечить их и поддержкой, и любовью, и возможностью увидеть мир вокруг.

Из комнаты снова вбегают дети, играя в догонялки: светловолосый, не старше пяти; другой, помладше, с темными косичками, голый по пояс и в самодельных подгузниках, на вид младше трёх, и третий, малявка ростом по колено в обрывках подгузника вокруг мускулистых маленьких ножек, одетый в футболку, измазанную томатным соусом и спрашивающую «Кто у нас красавчик?»; не будь она такой грязной, сошла бы за антиквариат.

— Тебе еще что-нибудь нужно? – спрашивает Пентл, морща нос от новой волны вони, принесенной детьми.

— Ты сделал снимки для прокурора?

— Сделал. – Пентл демонстрирует камеру и пролистывает фотографии женщин и трех детей, которые таращатся с экрана камеры, похожие на маленьких чумазых кукол. – Мне увести женщин в машину?

Я начинаю осматривать женщин, когда снова выбегают дети, гоняясь друг за другом. Их завывания и визг даже из другой комнаты отдаются болью у меня в голове.

— Да, я разберусь с детьми.

Пентл поднимает женщин с пола и волочет их за дверь, оставив меня стоять в одиночестве посредине кухни. Здесь всё очень знакомо: типичная планировка от «Билдерз Юнайтед». Сделанные на заказ светильники под навесными шкафами, черная зеркальная плитка на полу, «умные» форсунки системы самоочистки, скрытые за декоративными бордюрами – всё так похоже на то, что есть у нас с Элис, что я почти могу забыть, где нахожусь. Просто тут я вижу перед собой негативное изображение кухни в нашей квартире: свет против тени, чистота против грязи, тишина против шума. Всё здесь – то же самое, та же планировка – но в то же время, всё здесь – по-другому. Я, как археолог, смотрю сквозь слои грязи, отбросов и шума, и вижу, что лежало под ними раньше, когда эти люди еще беспокоились о цветовых сочетаниях и высококачественной бытовой технике.

Я открываю холодильник (немаркий никель, как практично). У нас в холодильнике – ананасы, авокадо, эндивий, кукуруза, кофе, бразильские орехи с висячих садов Спирали Ангелов. В этом – полка, беспорядочно заполненная батончиками микопротеина и свалявшейся массой из пищевых добавок в пакетиках, похожих на те, что раздаются в государственных клиниках реджу. Всё синтетическое, кроме пакета со склизкими листьями салата. Овощи, равно как и фрукты – в виде порошков в банках. Стопка саморазогревающихся контейнеров с вареным рисом, лаабом[4] и спагетти (остатки которого валялись на кухонном столе в луже собственного соуса), вот и всё.

Я закрываю холодильник и выпрямляюсь. Тут должно быть что-то еще, среди этого бардака и воплей из другой комнаты, и вони от обгаженных штанов одного из детей, но я всё никак не могу взять в толк, что же это. Они могли бы дышать свежим воздухом и жить при свете дня, но вместо этого, они скрылись во тьме под влажным пологом джунглей, влача жалкое существование.

Дети снова забегают на кухню, преследуя друг дружку, смеясь и визжа. Увидев, что их мамы исчезли, они останавливаются и начинают удивленно озираться. Самый маленький прижимает нос к плюшевому динозавру с длинной зеленой шеей и толстым телом. Бронтозавр, кажется, с большими мультяшными глазами и черными ресницами из фетра. Забавно, что они, динозавры, вымерли так давно, но вот он, один из них, появился в виде набитой игрушки. И это вдвойне забавно, поскольку, если задуматься, они вымерли дважды – на этот раз, в качестве игрушек.

— Извините, детишки. Мама ушла.

Я выхватываю свой «Грейндж», и их головы одна за другой дергаются назад, бах-бах-бах, на их лбах образовываются отверстия, как будто нарисованные краской, и их мозги брызгают назад. Их тела крутятся и скользят по черному зеркальному полу, сбившись в виде спутанного нагромождения неуправляемых конечностей. На секунду запах горелого пороха делает вонь терпимой.

Вверх, прочь из джунглей, подобно летучей мыши, вылетающей из ада, выбираюсь из беспорядочно разрастающихся пригородов Суперкластера Рейнхерст, затем поднимаюсь над верхним ярусом джунглей. Рвусь через Дамбу к Спирали Ангелов и морю. Обезьяны ныряют вниз с рельсов, как саранча, хлынув с края перед моей машиной и исчезая среди мангровых деревьев, кудзу, махагоний и тиков, растворяясь во влажных внутренностях зеленой чащи. Бросаю патрульную машину у штаб-квартиры подразделения. Времени на то, чтобы навести марафет, не осталось, да и нет в этом необходимости. Свою шляпу, дождевик и одежду – в пакеты для опасных материалов, затем – бегом на другую сторону, спеша натянуть смокинг прежде, чем ввалиться в масслифт и вознестись на 188 ярусов вверх, вдохнуть чистый высотный воздух над покрытой налетом джунглей территорией проекта по изоляции парниковых газов N22.