Зиновий Каневский - Жить для возвращения

• Название: Жить для возвращения
• Автор: Зиновий Каневский
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2001
• ISBN: 5-7784-0178-7

Посмертная книга Зиновия Каневского (1932–1996) — это его воспоминания о жизни, о времени, в котором он жил, о людях, с которыми встречался, о трагедии, произошедшей с ним в Арктике, и о том, как ему, инвалиду без обеих рук, удалось найти свой новый путь в жизни.

Первая часть написана в форме повести и представляет собой законченное произведение. Вторая часть составлена из дневниковых записей и литературных заготовок, которые он не успел завершить.

---

На факультете не было кафедры географии лесов, пустынь, тропиков, экватора, географии умеренных широт, а вот кафедра географии полярных стран была, причем стран исключительно северных — об Антарктике в ту пору лишь грезили, только в 1955 году вышла в путь к Южному материку первая Советская Антарктическая экспедиция. Со второго курса, едва началась специализация, я стал учиться в группе североведов, как величали нас на факультете.

Вот вам один из парадоксов, которыми прямо-таки перенасыщена вся наша жизнь: в группе будущих полярников и на всех прочих курсах, от третьего до пятого, среди североведов заметно преобладали девушки. В чем тут дело — не знаю. Не знаю, почему ребята охотнее шли на специальности «география растений» или «геодезия и картография», чем на нашу кафедру. Может, отпугивала перспектива дальних и долгих зимовок? Но перспектива та оставалась призрачной, и вплоть до нашего выпуска ни один человек на полярную станцию не уехал, все обосновались в исследовательских учреждениях. Может, считали нашу будущую профессию несерьезной — нас обучали как бы всему и одновременно ничему, готовя специалистов по льдам и снегу, по вечной мерзлоте, белым медведям, морскому зверю, водам Ледовитого океана, по истории и экономической географии Арктики, советской и отчасти даже зарубежной.

Вот и получилось, «восемь девок один я», а если быть точным, то из двенадцати студентов «девок» насчитывалось девять, а мне в такой группе предстояло стать комсомольским вожачком. Кое-кто зубоскалил на тему о том, что щуку бросили в реку, но какая там «щука», какая «река», коли все мои мысли были уже заняты только одной из них — моей второй Наташей.

Своих «девок» всегда вспоминаю с удовольствием, да чего уж там — с нежностью. У нас очень быстро установилась «не омрачаемая любовью» дружба. Они кокетничали с одними, выходили замуж за других, в меру безобразничали, заваливали сессии, и тут уж вовсю проявлялся темперамент мужчины по кличке комсорг, который сам учился неплохо и не давал спуску бездельницам и срывщицам учебного процесса!

Среди преподавателей кафедры были личности светлые. Заведующий — Вениамин Григорьевич Богоров, член-корреспондент Академии наук, гидробиолог океанов, один из непосредственных создателей Института океанологии АН СССР и первого нашего исследовательского судна «Витязь» (названного в память корвета «Витязь», на котором адмирал С. О. Макаров совершал плавания в Мировом океане). Профессор Богоров и организовал на факультете нашу кафедру северных полярных стран. Он был предельно, вернее — беспредельно, доброжелательным и демократичным человеком, всегда внимательно и с колоссальным уважением относился к студентам. Иона Лазаревич Фрейдин — наш главный учитель, выдающийся специалист по экономике и истории Арктики. Не шутя думаю, что он вполне мог заменить весь Госплан и еще немало разных учреждений, начиная с ЦСУ и кончая специализированными НИИ. Фрейдин возил нас на практику на Кольский полуостров, в Мурманск и Архангельск. За его постоянную о нас заботу «девки» прозвали его «папой Ионой», а потом и просто «папой». Выделялся геоморфолог Виктор Петрович Кальянов, блестящий знаток и коллекционер русской живописи, консультации у него часто завершались увлекательнейшими экскурсами в искусствоведение.

Первые два весенне-летних сезона были поделены пополам: пять недель в подмосковном Красновидове, недалеко от Можайска, а затем полтора-два месяца дальних географических экскурсий. Для меня это были Хибины и прочие экзотические места Кольского полуострова. Поездка в Хибины осталась в воспоминаниях навсегда. Наверное, то же самое могли бы сказать и те, кто побывал тогда в Крыму и на Кавказе. Но Крым и Кавказ в те времена были совершенно доступны для всех, Хибины же еще долго оставались экзотическим краем, лишь много позже они стали местом паломничества туристов и горнолыжников.

Нами, первокурсниками, руководил аспирант Григорий Михайлович Игнатьев, впоследствии — профессор, крупный специалист по зарубежному Северу. Интеллигентнейший человек, эрудит и эстет, обожатель мало кому тогда известного Хемингуэя, Григорий Михайлович раскрывал для нас природу Кольского Севера с любовью и увлеченностью. Мы восхищались теплым июльским Заполярьем с его белыми, куда «белее», чем ленинградские, ночами, бродили по горам и долинам, перевалам и плато, перебирались вброд или по натянутому тросу через горные речки, разбивали лагерь на берегу фантастически красивого лесотундрового озера, где охотились на диких уток, а заодно страдали от комаров. Мы упивались одними только названиями: массивы Юкспор, Расвумчорр, Кукисвумчорр, ущелье Рамзая, перевал Западный Петрелиус, озеро Пайкунъявр.

Хибинские горы стали моей первой северной любовью.

— Натик, ты чего так долго? У меня опять поползла температура, а ты куда-то запропастилась. Вчера обещала приехать пораньше, уже обход был, Павел Иосифович опять ни слова не изрек, буркнул что-то Веронике, ну, той, длинной, хирургической сестре. Ты бы разузнала у нее, как будет со мной, и вообще…

— Зиночек, ты зря капризничаешь, я пришла, как смогла. Ведь сюда полтора часа езды с тремя пересадками. Вчера весь вечер искала тебе черную икру, и нигде не было, а позавчера всюду лежала.

— Да не надо мне никакой икры!

— Это уж нам решать, надо или не надо, профессор сказал — значит, будешь лопать как миленький!

— Ну до чего же вы все безжалостные, видите, как мне плохо, а все желаете на своем поставить. Никто не придет просто, по-человечески, не поговорит по душам — нет, шепчетесь по коридорам, я же все чувствую, все вижу! Мне стало хуже, да? Они уже назначили день операции?

— Ничего никто не назначал, хватит придумывать и подозревать всех и каждого. Все идет по плану, я же передавала тебе шутку Павла Иосифовича: «Гангрена развивается нормально!»

— А я не хочу шутить! Я имею право знать, что со мной будет. С них еще станется оттяпать мне пальцы…

— Сейчас же прекрати, угомонись! Завтра привезем к тебе гомеопатку, говорят, гомеопаты могут такое, что обычным врачам и не снилось! Ой, тут что было на днях — я заикнулась насчет этой самой целительницы, а Павел Иосифович как вскипит: «Пока я заведую отделением, ни один знахарь, ни один шаман сюда не проникнет, запомните это!» Я стою, ни жива ни мертва, он ругается, а сзади мне шепчут: «Обязательно, обязательно приводите вашего гомеопата, они иногда помогают там, где мы бессильны». Представляешь?! Завтра Павла Иосифовича не будет на этаже, я точно разузнала, и ребята доставят к тебе ту старушку, она, говорят, светилом считается.

— А сегодня ты побудешь у меня до вечера? Я, кроме тебя, всех стесняюсь, одна дневная няня на все отделение, вечно торопится. Побрей меня, а?

— Нет, рано, нельзя трогать кожу на щеках.

— Господи, сколько можно терпеть эти издевательства! Побыли бы вы все в моей шкуре, не дай бог, конечно…

— Ладно, ладно, сейчас протру тебе спину камфарным спиртом, а то, говорят, пролежни пойдут.

— Какие еще пролежни, что это такое?

— Сама не знаю. Вроде ранок или язв каких-то от долгого лежания на спине.

— Да разве я долго лежу?

— Нет, но кто его знает, сколько еще придется.

— Опять вы за моей спиной… Ну-ка отвечай, что ты обо мне знаешь?

— Я о тебе знаю много всякого разного, целых семь лет знаю.

— Неужели семь? Мы и женаты всего-ничего, и четырех лет нету.

— А что, разве отсчет ведется с женитьбы? Может, Хибины напомнить? Может, моя тезка еще имеет шанс — недаром она к тебе давеча заглядывала?

— Тебе не совестно? Она ж из лучших побуждений, по дружбе… И вообще, дай мне хотя б недельку побыть ловеласом, ощутить, что я не одной родной жене нужен.

— Вот-вот, ей именно теперь ты такой ну…

Наташа осеклась на полуслове, я сделал вид, будто ничего не заметил. Стал ворочаться, Наташа бросилась мне помогать. Потом долго читала вслух милицейский детектив, затем кормила меня, протирала спину. Наконец я задремал, а она, как уже повелось, посидела немножко возле кровати и тихонько вышла, наказав дневной няне Вале присматривать за мною и, когда проснусь, передать мне, что вечерком снова заглянет в больницу.

Значит, семь лет? Да, в августе будет ровно семь. После второго курса я вновь, уже с нашей группой североведов, отправился на Кольский полуостров, но на сей раз маршрут был куда длиннее. Он охватывал не только Хибинские тундры, но и острова Кандалакшского залива со знаменитым гагачьим заповедником, и Монче-тундру с городом Мончегорском, где мы спускались в медные и никелевые рудники, и огромное озеро Имандру, и Мурманск с окрестностями. Вот как раз у подножия одной из гор возле Мончегорска и произошло мое окончательное объяснение с Натинькой…