Пирс Рид - Дочь профессора

• Название: Дочь профессора
• Автор: Пирс Рид
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Политика
• Год: 1974

Роман «Дочь профессора» — рассказ о попытке начать революцию в США во второй половине 60-х годов. О том, как трое студентов отделения политической теории Гарвардского университета «на полном серьезе» задумали поднять революцию, и о том, к какому нелепому и плачевному результату привела эта попытка.

---

2

Сан-Франциско. Чистенькие, пастельных цветов домики, которые она увидела, когда ехала в машине из аэропорта, были так не похожи на грязновато-серые дома Бостона. Волларды — льстиво-вкрадчивые — оказались довольно заурядными людьми, и Луиза почти не слушала их и глядела в окно. Она недаром с таким радостным волнением предвкушала эту поездку — все здесь было совсем иное — ярче, веселее. Машина въехала в город, и Луиза пожирала глазами рестораны и огромные прачечные-автоматы, словно это было редкостное, экзотическое зрелище. Машина то карабкалась вверх по крутым извилистым улицам, то спускалась вниз. Луиза рассеянно слушала банальности профессора Волларда, сидевшего за баранкой, и его жены; мысли ее были полны открывавшейся перед ней новой жизнью. Наконец они выехали из города, проехали по мосту через Залив, и она увидела это седьмое чудо света — стальное кружево, повисшее над водой.

Волларды отвезли ее сначала к себе — они непременно хотели хотя бы накормить ее, если уж она никак не соглашалась переночевать у них. Луиза вспомнила, что надо позвонить родителям. Профессор Воллард испуганно заморгал, слушая, как Луиза беззаботно болтает по междугородному, но тут же напомнил себе, к какому кругу принадлежит эта девушка, и предоставил ей болтать дальше, что она и делала, поглядывая из окошка на Беркли, любуясь первыми огнями, зажигавшимися по ту сторону Залива.

— Да, все прекрасно, — говорила Луиза. — Я ужасно рада, что прилетела сюда. — Потом она начала проявлять нетерпение. Голос отца казался непрошеным вторжением в этот мир. Луиза попрощалась и повесила трубку.

После обеда профессор Воллард отвез ее в Беркли. Ее квартира была на втором этаже небольшого коттеджа, неподалеку от университетского городка. Там она познакомилась с двумя другими студентками; они держались непринужденно идружелюбно и, когда Воллард ушел, принялись наперебой расписывать прелести жизни в Калифорнии. Луиза с ходу решила про себя, что они дурочки и не нужно позволять им вертеться у нее под ногами.

На другое утро они повели ее посмотреть университетский городок, а потом прогулялись по Шэттак-стрит, и при виде пестрой уличной толпы в длинных живописных одеяниях — африканских и азиатских — с волочащимися по земле подолами к Луизе снова возвратилось ее восторженное настроение. Она не была провинциалкой, но то, что теперь проходило перед ее глазами — калейдоскоп лиц, пестрые шали и курильницы в витринах магазинов, радикальные газеты и непристойные журналы в киосках, — все было необычайно, экзотично, все далеко выходило за рамки ее жизненного опыта, ограниченного Гарвардской площадью.

А две недели спустя она встретилась с Джесоном Джонсом; он был первым в этой таинственной многоликой толпе, с кем она могла говорить, кто стал чем-то осязаемым. Она пошла с одной из девушек на вечеринку, которую устраивал преподаватель биологии. Там пили вино и виски, а кое-кто курил марихуану. Среди последних был Джесон Джонс: он сидел на полу, прислонившись спиной к стене, — так впервые увидела его Луиза. Он поглядел на нее, рассмеялся, хлопнул себя по колену и снова рассмеялся. Луиза покраснела и отвела глаза, но его внешность уже произвела на нее впечатление. У него были длинные волосы, длинные усы и очень неопрятная одежда — заскорузлые от грязи кожаные штаны и пестрая рубашка. На шее болтался ремешок с вычеканенной на бронзе эмблемой мира.

Но не его одежда и не длинные волосы разожгли любопытство Луизы (она уже встречала немало мужчин этого типа), а то, как он засмеялся, да еще — холодный взгляд, каким он ее окинул, ударяя себя по колену, взгляд этот был странен, и смеялся он так, словно ему было совсем не смешно. Она снова взглянула на него (она никого не знала здесь, и ей не с кем было поговорить), и он жестом поманил ее — сядь рядом. Она оглянулась по сторонам — наблюдает за ней кто-нибудь или нет — и опустилась возле него на пол.

— Что вас так рассмешило? — спросила она.

Он снова засмеялся.

— Ты.

— Почему же? Не понимаю.

— Ну, во-первых, то, как ты говоришь.

— А по-моему, у тебя еще более странное произношение. — Она произнесла «странное» как можно более в нос.

— А ты была когда-нибудь в Айове?

Она покачала головой.

— Не-е.

— Держу пари, что ты в первый раз на Западе.

На этот раз она утвердительно кивнула.

— Вот потому я и смеялся.

— А как ты угадал?

— Угадал! Уж больно ты аккуратненькая, прилизанная. Прямо как с витрины на Пятой авеню.

— Жаль, что я произвожу такое впечатление, — сказала она, краснея.

— Никогда ни о чем не надо жалеть, — сказал Джесон Джонс и улыбнулся. — Ну-ка, попробуй. — Он протянул ей сигарету, и она неумело затянулась, а Джесон Джонс снова рассмеялся и показал ей, как надо курить. Наркотик подействовал на нее не сразу, но к концу вечера ей вдруг стало весело и легко, она почувствовала, что голодна и ей хочется ласки. Она проболтала с Джесоном часа два; потом он куда-то исчез, и она вернулась домой одна.

На следующий день она пошла на лекции, но восторженное состояние, в котором она пребывала первые дни занятий, исчезло. Она непрестанно вспоминала Джесона Джонса — его худое лицо и поджарую фигуру, его сардонические речи бывалого парня. Она не могла примириться с мыслью, что не встретится с ним больше, и четыре дня подряд бродила по Беркли с приятным и волнующим чувством ожидания, а на пятый день, как тому и надлежало быть, чья-то рука легла ей на плечо, когда она покупала «Рампартс», и она увидела, что он стоит возле нее,

— Где ты пропадала? — спросил он.

Она улыбнулась, пожала плечами.

— Везде понемножку.

Он понимающе усмехнулся и сказал:

— Угости-ка меня кофе.

Они вышли из книжного магазина и направились в закусочную, она заказала для него кофе, а он вывернул карманы в доказательство того, что у него нет ни цента.

— Как же ты живешь? — спросила она.

— Ну перехвачу мелочишку там-сям или заставлю какую-нибудь девчонку сварганить для меня что-нибудь.

Девчонку? Она сама до смерти хотела бы быть этой девчонкой — увидеть, как он будет есть то, что она ему «сварганит».

— Мне кажется, моих кулинарных познаний хватило бы на рубленый шницель, — сказала она.

Он кивнул.

— Только я люблю, чтоб потолще, — сказал он.

— Ну что ж, — сказала она. — Так когда?

— Сегодня вечером я занят, — сказал он.

Ее настроение сразу упало.

— А завтра, пожалуй, можно. Она снова воспрянула духом.

— Ты придешь к нам?

Он поглядел на нее.

— У тебя там еще две унылые девицы, так что ли?

Луиза сама сказала ему это при первой встрече. Она смущенно пожала плечами.

— Лучше ты приходи ко мне.

Его комната на Пратт-стрит была такая же грязная и такая же диковатая, как ее хозяин. Он явно жил здесь уже давно. На стенах, затянутых красным войлоком, прибитым к штукатурке медными мебельными гвоздиками с большими шляпками, были пришпилены всевозможные плакаты и листовки — политические, психоделические, цветные и одноцветные, белые и черные. Постелью ему служил просто широкий матрац, покрытый пестрой индийской тканью. В комнате стояли стол и стул, на полу лежала грубая циновка, но не было ни гардероба, ни комода за полной их, в сущности, ненадобностью, так как все, что Джесон имел, он носил на себе. В углу на полу было сооружено нечто вроде алтаря с маленькой бронзовой статуэткой пляшущего Шивы; тут же лежала арабская трубка, и из чубука, курясь, торчал кусок ладана, разливая благовоние, заглушавшее запахи, исходящие из других источников. Впрочем, Луиза все равно бы их не заметила. Это louch[24] романтическое жилье привело ее в состояние блаженного восторга. Оно укрепляло ее мнение об этом человеке.

Спокойно усевшись на матрац (больше тут сесть было не на что), она бросила на пол плетеную сумочку, где лежали пакеты с фаршем и нарезанным луком, а также банка с бобами.

— Как у тебя здесь здорово, Джесон, просто замечательно!

Против ожидания ее похвала почему-то не понравилась Джесону, он нахмурился.

— Жилье как жилье, — сказал он.

Луиза прикусила язык, проклиная себя за свое простодушие и восхищаясь Джесоном еще больше, оттого что он может быть так холодно безразличен к своим необыкновенным красным стенам.

— У тебя есть тарелки? — спросила она.

Он молча порылся в ящике, на котором стоял Шива, и извлек оттуда сковородку, две тарелки, две вилки и две кружки. Тарелки и вилки были сальные, со следами присохшего яичного желтка.

Луиза вынесла все это на площадку лестницы, где была небольшая раковина и газовая горелка, на которой стоял чайник. Она достала свои аккуратненькие пакетики с фаршем и приправой, распаковала, смешала все на одной из тарелок, слепила два толстых шницеля и поставила их на огонь. Потом перемыла тарелки и вилки, открыла банку с бобами и насыпала в кружки быстрорастворимый кофе. Между делом она искоса поглядывала на Джесона: он поставил на проигрыватель пластинку, вид у него был скучающий. Счастливая улыбка заиграла на ее губах, и она снова занялась стряпней.