Роксолана Коваль - Незапертая Дверь

• Название: Незапертая Дверь
• Автор: Роксолана Коваль
• Жанр: Иронический детектив

Подобрав забытую соседом книгу, Денька и не представляла, чем это для нее обернется. Если бы знала, что странная находка откроет дверь в неизведанный мир, что книжные герои начнут порабощать знакомых, а саму ее в скором времени загонят в ловушку… Конечно, она обошла бы находку десятой дорогой! Но отступать поздно — темные силы бросили вызов, и Деньке придется его принять.

---

Роксолана Эдуардовна Коваль Незапертая Дверь

Мы все — лишь отраженье, мы — звезд погасших свет.

В оковах иль в сраженье отыщем ли ответ:

Кем был он в жизнях прежних, куда уйдет навек,

В двух параллелях смежных живущий человек?

ГЛАВА 1

Все началось с примитивного анекдота.

Нет, с Женьки, который его тогда рассказал.

Нет, с Лешки, что неприлично над ним хохотал.

Хотя, это началось тогда, когда я решила, что не желаю быть больше анекдотичной блондинкой, и купила в подземке краску. Черт возьми, я до сих пор не знаю точно, когда именно все началось!

Но это случилось: что-то начало меняться. Неуловимо, вскользь, исподтишка. Это был обычный июньский день, когда я надумала превратиться в брюнетку. Уж коль не имела возможности придушить Женьку. Тот, понимаешь ли, не мог простить моего отказа выйти за него замуж. Вот и мстил исподтишка.

Третье июня не было исключением.

— …между прочим, интеллектуальные способности у блондинов выше, — скороговоркой пробубнила в мою защиту моя подруга Верка. — Не хмыкай зря, это я тебе серьезно заявляю.

Я скромно промолчала. Ей лучше знать. Она же у нас детский психолог, применяющий свои неоспоримые знания в детсаду, где работает второй год, дослужившись до почетного звания генеральши горшков.

— Но бывают и исключения из правил, — лаконично подвела черту под защитой Верка. — Женька прав. Ты, Денька, дура. Такому пацану отказать! В твоем-то незавидном положении! Где логика?

— А как же любовь? — спросила я, спускаясь по лестнице в подземку. — Неужели в наше время она ничего не значит?

— Любовь — лишь прихоть гормонов, обычная химия и неподтвержденная теория вероятности. А вот квартира, мотоцикл и состоятельные пожилые родственники в Германии — это уже кое-что! Так сказать, основа для порождения сердечных чувств.

Проживая с родителями, бабкой, сестрой и племянницей в двухкомнатной квартире, дожидаться столь эфемерного чувства, как любовь, Верка конечно же не станет.

Мы долго стояли перед коробками с краской. Решали, в кого мне обратиться: в шатенку, брюнетку, рыжую? Словно от этого зависела вся дальнейшая жизнь. Впрочем, отчасти, наверное, так и было. Я решила рискнуть и стать брюнеткой, еще не представляя, как буду смотреться со своими сивыми бровями и бесцветными ресницами. Верка, с ее неиссякаемым оптимизмом заверила, что мне терять нечего. Дескать, хуже, чем есть, все равно не будет. Потому великодушно заплатила за тюбик с краской для ресниц и бровей.

Распрощавшись с ней, я свернула в переулок и поплелась к дому. Недавно я поселилась в квартире маминой подруги. Та оставила меня присматривать за владениями, пока она отдыхает в санатории, поддерживать чистоту, поливать цветы и ухаживать за ее пекинесом Пешкой. Ее отъезд оказался очень кстати, потому как добираться до работы с двумя пересадками мне было очень неудобно. Радовалась я этому недолго, так как вскоре ушла в отпуск. Ездить мне теперь никуда не надо! С друзьями могу видеться каждый день.

У подъезда с книжонкой в руках сидел сосед в своей любимой сиреневой рубашке, заляпанной коричневыми цветочками. Застать его не читающим мне не доводилось. И еще ни разу он не ответил на мое врожденно-вежливое приветствие. До сих пор не знаю, зачем вообще с ним здороваюсь. Просто не могу пройти молча, хоть этот неприятной наружности, пожилой соседушка меня порядком раздражает.

Замедлив шаг, я, как в далеком детстве, загадала: если и на этот раз промолчит, то быть мне завтра фальшивой брюнеткой. Видимо, я еще набиралась смелости кардинально изменить свою безликую внешность.

— Здравствуйте, — сказала я, проходя мимо недобро посмотревшего на меня мужика.

«Старый козел, — подумала следом, окунаясь в прохладу подъезда. — Эх, быть мне завтра крашенной».

Открывая дверь, я услышала тявканье Пешки, перебивавшее телефонные звонки. Бросив пакеты с покупками на бельевую тумбу, скинув туфли, я прошла в зал и подняла трубку. Звонила мама. И снова все темы вела к одному! Я скоро не выдержу и неблагопристойно взорвусь!

— …надумала умереть старой девой? Хочешь, чтобы мы с отцом состарились, так и не дождавшись внуков? С каждым годом тебе все труднее будет найти не разведенного, не обремененного алиментами мужика! Чего ты дожидаешься? Другие в твоем возрасте уже детей в сад водят! Какого принца в наше-то время ты ищешь? Вон Женя, такой славный парень, чем не жених? И крыша над головой есть, и зарабатывает неплохо, и женат не был. Да где ты еще такого найдешь? Да с твоей внешностью и талантами ничего не делать — радоваться бы, что хоть кто-то на тебя позарился! А этот дурак, в смысле, молодой человек, еще и замуж позвать осмелился!

— Мам, а я собираюсь перекраситься, — зачем-то не в тему ляпнула я.

— …тебе уже двадцать шесть скоро, а ты даже яичницу пожарить не можешь так, чтобы она у тебя не подгорела! И лень свою, что вперед тебя родилась, даже не пробуешь обуздать! Думаешь, целлюлит и морщины тебе не грозят? А рожать когда? Погоди, что ты там сказала? Сдурела? Еще чего не хватало! Знаешь ведь, как я не выношу этих брюнеток и шатенок! Не прощу, если единственная дочь станет похожей на одну из тех гадюк, что по молодости охаживал твой папаша! Я столько лет воевала с этими черными сучками…!

Ну конечно, как же я могла забыть? «Эта черная сука Г, крашенная стерва Н, синяя головешка Ю», вросшие в страницы дневников моей воительницы-завоевательницы. Все темноволосые дамы по ее мнению были отмечены дьяволом, в то время как на нее, платиновую блондинку, снизошел луч просветленности! Я так и положила трубку, не отыскав промежутка тишины, куда можно было бы вставить: «пока, мам».

Поставив греться чайник, чтобы залить кипятком брикет лапши-пятиминутки, я отправилась принимать душ. Несмотря на то, что подобные разговоры с матерью были делом обычным, систематически-обязательным, каждый раз у меня возникало ощущение… «несовместимости индивидуальной личности с прогрессирующим декадансом нашего мира». Примерно так однажды выразилась на мой счет подвыпившая Верка и добавила: «убежденность в несовместимости с реальностью навеяна многочисленными заверениями, заключенными в неопровержимую фразу: не от мира сего». Такого канцеляризма я от нее еще не слышала. Наверное, все дело в моей рассеянности?

И вот тому доказательство!

О гревшемся чайнике, свистевшем с полчаса, я, конечно же, забыла. Вода вся выкипела, потому я решила обойтись стаканом молока. Уставившись в окно, жевала черствый пирожок, купленный в той же подземке, когда в дверь позвонили. Озадачившись, кто бы это мог быть, я пошла открывать. Оказалось, соседка со второго этажа.

— А что вы хотели? — спросила я, когда ответила, что Марья Сергеевна еще отдыхает в санатории.

— Да хотела попросить об одолжении. К нам родственники приехали. В квартире теснота. Нельзя ли оставить у вас на пару недель кое-какие вещи?

— Ну, оставляйте, раз такое дело, — равнодушно пожав плечами, разрешила я и отогнала в зал визгливо брехавшего Пешку.

Минут через десять в узкой прихожей воцарились две квадратные коробки, клетчатая сумка фарцовщика и нечто полутораметровое, обмотанное грубой мешковиной.

«М-да, — подумала я, обозревая вытеснившие пространство элементы. — Дай людям волю!»

Под вечер, дважды споткнувшись о сумку и напоровшись на угол коробки, я решила расчистить прихожую. Не то и за две недели умудрюсь покончить с жизнью.

Пока мне так и так нужно было выждать время, за которое окрасятся волосы, я решительно ухватила сумку за веревки и затащила ее в зал, определив место у батареи. Одну коробку, обливаясь потом, кряхтя и задыхаясь, притолкала в кухню и задвинула под столик. Так, теперь осталось разобраться с полутораметровым Нечто.

Бросив взгляд на часы, я выругалась и побежала смывать краску. Руки после таскания тяжестей лихорадочно тряслись, а поясница противно ныла. Кое-как выстояв, согнувшись под краном, я обессиленная выползла в прохладу коридора. В зале бубнил телевизор, на кухне кипела преданная забытью картошка, а возле стоявшего в углу Нечто крутился Пешка. Вид у паршивца был хитрющий! И неспроста: на серой мешковине темнели мокрые разводы.

— Ах ты, вредитель! — притопнула я на него, припомнив, как этот курносый клоп пометил и мой чемодан, оставленный в коридоре в первый день приезда.

Вначале я бросилась выручать картофель, превратившийся в печеное пюре. Позже, собравшись с силами, думала замыть следы преступления Пешки, но…

С четверть часа я стояла напротив опоясанного веревкой предмета, гадая, что же это может быть. Дверца шкафа? Спинка кровати? И только после поймала себя на мысли, что не решаюсь приблизиться к свертку. Искала причины совершенно нелепой робости. Что меня останавливает? Высота в полтора метра? Зловещая мешковина, опутанная веревкой так, что в переплетениях угадываются странные рисунки? Темное пятнышко краски, в полумраке прихожей напоминающее кровавый мазок? Или все же черная дырка, обрамленная расползшимися нитками? Да, она напоминает бешеный глаз, слепо уставившийся в пол. Ну и что? Черт возьми, это засохшие подтеки злодеяний пекинеса! Так почему же мне они кажутся слезами дыры-глаза?