Эмиль Офин - Тёплый ключ

• Название: Тёплый ключ
• Автор: Эмиль Офин
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1972

Сборник Эмиля Офина назван по заглавной повести, хорошо знакомой читателю, «Тёплый ключ». Два пионерских лагеря расположились в сосновом бору. В одном ребята живут интересно — ходят в дальние походы, купаются в настоящей реке, а не в каком-нибудь мелком ручейке. Их никто не назовёт «инкубаторными цыплятами», как ребят из лагеря «Искорка». Но, оказывается, прозвище это несправедливо. «Цыплята» страстно завидуют соседям. Они совсем не «инкубаторные». Они смелые и находчивые. Взять хотя бы ту страшную ночь, когда во время грозы ручей затопил палатки…

В книгу вошли также повесть «Держись, Витька», рассказы «Сорок секунд», «Ушастик» и другие.

Издание второе

---

Эмиль Михайлович Офин Тёплый ключ

Тёплый ключ

Глава первая ЧТО-ТО ЛИРИКИ В ЗАГОНЕ…

«Лесная республика» расположена совсем недалеко от «Искорки». Их разделяет быстрый, кипящий в камнях ручей и берёзовая роща; за ней, на старой вырубке среди соснового молодняка и замшелых пней, начинается «Лесная республика». По утрам оттуда доносится песня горна — звонкая, переливчатая, как голос весёлой птицы.

Юра всегда ждёт, когда запоёт горн у соседей. Под звуки такого горна хочется шагать в дальний поход или пойти в разведку, кого-то выручить из беды и вообще что-то сделать. Что-то очень смелое.

У пионеров «Искорки» тоже играет горн. Ровно в восемь утра его голос слышен во всех углах лагеря, даже в медпункте и на кухне. Но этот горн просто-напросто напоминает, что сейчас будет завтрак или обед. Горн в «Искорке» и хрипит, и пищит, а когда он отыграл, ещё несколько секунд в репродукторах слышится шипение. Словом, это не живой голос, а автомат — запись на плёнке.

В пионерской комнате искровцев возле дружинного знамени висит отличный горн, он сверкает, как золотой, на нём красная шёлковая перевязь. Однажды Юра хотел снять его со стены, но Владимир Павлович, старший вожатый, сказал:

— Не трогай. Пусть висит.

— Я хочу позаниматься. Я умею, я в школе…

— Да брось! Всё равно ты никогда не научишься горнить по-настоящему.

Тут Владимир Павлович обвёл взглядом столпившихся пионеров; стёкла его очков гордо блеснули.

— Автоматика — великая вещь, дети! Горнист может проспать, забыть, наконец, заболеть, а наш автомат-сигнальщик всегда точен. Поверни выключатель — сигнал побежит по проводам в репродукторы, достанет вас в любом уголке.

— Да, а зато он неинтересный какой-то, — сказала Галя Котова. — Даже хрипит всегда в одном месте.

Владимир Павлович возмущённо пожал плечами.

— Да знаете ли вы, дети, кто записан на этой плёнке? Валя Спицын! Тот самый Валя Спицын! Он в прошлом году занял первое место на общегородском конкурсе горнистов и получил премию — серебряную трубу. А ты, Галя, говоришь — неинтересный.

Галя немножко смутилась и ничего не ответила. Спорить со старшим вожатым не дело.

Никто и не стал спорить. Только Саша Колечкин, редактор «Пионерского отдыха», ни к селу ни к городу зачем-то продекламировал, вернее, пробурчал себе под нос:

Что-то физики в почёте,
Что-то лирики в загоне…

А Юра подумал: «Ведь Галя права: что бы там ни говорил Владимир Павлович, но магнитофонную плёнку не сравнишь с живым горнистом из «Лесной республики».

Юра всегда соглашается с Галей. Ему нравится, как она смеётся и при этом машет соломенными косами. Всё-таки замечательно, что Юра попал в это лето именно в «Искорку»! А то, может, никогда не встретился бы с Галей Котовой…

«Искорка» — хороший лагерь, «образцово-показательный», как любит повторять Владимир Павлович. Койки здесь удобные — на каждой пенопластовый матрац и белое пикейное покрывало, а на полу — линолеум. И хотя по утрам эти койки заправляют сами пионеры, позднее является тётя Глаша и перестилает всё заново — так, чтобы подушки стояли торчком, а на всех покрывалах была одинаковая складка.

План работы и занятий в звеньях составляется сразу на всю смену; каждое утро Владимир Павлович объявляет «очередные мероприятия на текущий день», и никому не позволено отступать от этого плана. Ну, а если плохая погода, тогда, например, беседу на тему «Обходись без нянек, делай всё сам» переносят из Круглой беседки на закрытую веранду.

Однажды помощник вожатого младшего отряда Лиза Бабкина самовольно отменила читку «Пионерправды» и велела малышам закаляться: прыгать под дождём. Так что тут было! Весь отряд погнали в медпункт. И хотя у всех оказалось по тридцать шесть и шесть, Лизу всё равно чуть было не отправили из лагеря домой.

Удивительно, как ещё разрешают свободно купаться в ручье! Наверное, потому что он совсем мелкий, а погода стоит очень жаркая. Купаться хорошо, только обидно, что вода еле доходит до колена. Правда, садовник дядя Филипп — он постоянно живёт в этих местах — говорит, что иногда этот ручей бунтует — выходит из берегов, разливается. Вот бы дождаться, поймать такой момент!

Юра любит проводить свободное время у ручья. Там в зарослях ольшаника прохладный сумрак, мелькают светлые тени. В тихой заводи можно половить уклеек. А то — просто поваляться на траве, подсунув руку под голову, смотреть сквозь листья на синее небо и слушать, как поёт горн в соседней «Лесной республике».

Здесь Юра однажды неожиданно для себя сочинил стихотворение:

Из леса звуки горна долетали,
И мне хотелось с горном петь вдвоём.
Как хорошо дружить с тобою, Галя,
И помогать тебе во всём, во всём!
Идти в поход — нести твою лопатку,
Разбить для твоего звена палатку.
Варить картошку вместе на костре.
Участвовать с тобой в любой игре…
Но лето кончится, умолкнет горн весёлый,
И мы разъедемся, — как это пережить?..
Нет! Всё равно зайду в твою я школу,
А ты — в мою. И будем мы дружить!..

Звуки трубы послышались где-то совсем недалеко. Юра опёрся на руку, огляделся. Вокруг никого, только ворчит и бьётся в камнях ручей.

Юра поколебался немного — без разрешения Владимира Павловича выходить с территории «Искорки» запрещено, — потом решительно закатал брюки, снял тапки и вошёл в воду. Минуту спустя он уже выбрался на другой берег и зашагал к берёзовой роще на голос горна.

На залитой солнцем поляне, на пеньке, сидел белоголовый мальчик с горном. Его острые локти были подняты вровень с плечами, а красный галстук, повязанный вокруг голой шеи, топорщился и вздрагивал в такт быстрым отрывистым звукам. Белые волосы тоже вздрагивали всякий раз, когда он, набирая в грудь воздух, взмахивал головой перед началом новой гаммы.

Юра долго слушал. Мальчик наконец опустил локти, повернулся; солнце сверкнуло на его серебряной трубе.

Юра насторожился:

— Ты, может быть, Валя Спицын?

— Да. Ну и что же?

Некоторое время мальчишки молча разглядывали друг друга. Горнист — коренастый, широкоплечий, сильно загорелый — угрожающе поднялся с пенька:

— А ты откуда взялся?

— Из «Искорки». Здорово ты играешь. Вот бы мне так…

— Я сюда заниматься пришёл. А ты зачем? Мешать?

— Нет. Я всегда слушаю, как ты играешь. И в завтрак, и в обед, и в ужин. Вот бы мне так!

Белобрысый смягчился:

— Ну, тогда сиди и не вякай.

Он опять вскинул горн и принялся за свои упражнения. Звуки, сильные и звонкие, без единой трещинки, летели прямо в голубое небо, перекатывались через лесистые холмы и замирали вдалеке.

Глава вторая НЕ НАДО ПРИНИМАТЬ МЕРЫ

Летние одноэтажные дома в «Искорке» разбросаны по территории лагеря далеко друг от друга. Дорожки между ними посыпаны жёлтым песком и обложены по краям белыми кирпичиками, через каждые двадцать метров стоят скамейки и урны для мусора. У этих урн автоматические крышки: нажал ногой педальку — и крышка поднимается. Скамейки красивые — они выкрашены в голубой цвет — и удобные, с выгнутыми спинками, но на них почему-то никто никогда не сидит. Ребята предпочитают кусты и всякие дикие полянки, которые Владимир Павлович ещё не успел «привести в культурный вид».

А больше всего нравится ребятам играть в зарослях на излучине ручья, возле домика, где помещается отряд малышей. Там стоит старая-престарая ива. Под её ветками, свисающими до самой земли, очень удобно сидеть — как в шатре. Здесь обычно собирается редколлегия «Пионерского отдыха».

Сегодня она заседает в полном составе. На это заседание пригласили и Юру.

— Ты, оказывается, поэт, — сердито говорит Саша Колечкин, потрясая тетрадочным листом. — Почему же ты до сих пор ничего не давал в нашу газету?

Юра смущён. Он узнаёт свой почерк на листке и укоризненно говорит Гале Котовой:

— Зачем ты показала? Ведь я написал для тебя…

— Почему только для неё? — возмущается редактор Саша. — Это годится для всех!..

— Подожди, Колечкин. Как же так? — вмешивается Лиза Бабкина. — Это неудобно — в газету. Там же ясно написано: «Как хорошо дружить с тобою, Галя».

— Ну и что? А дальше… — Саша читает вслух:

Идти в поход — нести твою лопатку,
Разбить для твоего звена палатку,
Варить картошку вместе на костре…

Это же лирика! Понимаешь, хорошие товарищеские чувства. Надо, чтобы все так относились… Возьмём хотя бы Пушкина: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты». Это он ведь написал тоже одному человеку, а читают все уже больше ста лет и ничего неудобного не находят, даже со сцены поют! А почему? Да потому, что, повторяю, это лирика, хорошие чувства!.. Одним словом, предлагаю поместить Юрино стихотворение целиком. Кто за?