Владимир Каменцев - Океан. Выпуск пятый

• Название: Океан. Выпуск пятый
• Автор: Владимир Каменцев
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1979

Литературно-художественный сборник знакомит читателей с жизнью и работой моряков, с выдающимися людьми советского флота, с морскими тайнами, которые ученым удалось раскрыть.

---

Читатель может спросить: откуда в те годы лакированные туфли и визитки? Дело в том, что Д. А. Лухманов вообще любил хорошо одеваться, а по роду своей работы за границей до назначения начальником Мортехникума должен был одеваться так, чтобы не ронять достоинства Советского Союза и развеять миф о бородатых большевиках в красных рубахах до колен. Работал Дмитрий Афанасьевич в те годы представителем Совторгфлота в Шанхае и позже — в Лондоне.

Обычно принято говорить «с легкой руки», но здесь я скажу — с твердой руки Лухманова о нашем техникуме пошла добрая слава, поток абитуриентов из года в год увеличивался, а старые капитаны Балтийского пароходства отбросили свою настороженность и гостеприимно встречали наших выпускников, безбоязненно доверяя молодым штурманам их первые самостоятельные вахты.

4

Дмитрий Афанасьевич занимал казенную квартиру тут же, в здании техникума на втором этаже. Казенные квартиры в те годы были распространенным явлением в учебных заведениях Ленинграда. Семья Лухмановых состояла, не считая его самого, из трех человек: жены Веры Николаевны, дочери Ксении Дмитриевны и сына Коли. Когда Коля уехал в Токио на дипломатическую работу младшим атташе при нашем полпредстве, освободилась одна из комнат, и Дмитрий Афанасьевич тотчас же предложил ее молодому преподавателю математики, только что приехавшему из Москвы, А. В. Вронскому. Узнав, что Вронский не имеет пристанища, он коротко распорядился:

— Тащите немедленно чемодан ко мне. Будем жить вместе. Мой Николай надолго обосновался в Японии, и комната пустует…

По своей натуре Дмитрий Афанасьевич не мог поступить иначе.

В одной из комнат квартиры помещался одновременно и личный и официально-служебный кабинет Лухманова. Кабинет непосредственно примыкал к канцелярии, и со стороны классных помещений техникума можно было пройти к Дмитрию Афанасьевичу лишь через канцелярские апартаменты, где полновластно царил заведующий канцелярией, бывший генерал-майор царской военно-юридической службы Николай Францевич Эйкар. В техникуме его очень уважали за отказ обвинять в суде участников Свеаборгского восстания.

Сначала Эйкар пытался установить порядок в приемных часах начальника, но все рухнуло по вине самого же Дмитрия Афанасьевича. Он раз и навсегда сказал: «Если курсант идет ко мне, значит, ему нужно говорить с начальством. Если вопрос серьезный, я его выслушаю в любое время. Если пришел с пустяками, прогоню сам. Зачем же вам, Николай Францевич, утруждать себя промежуточными расспросами и расписаниями?!» И Николай Францевич отступил, несмотря на весь свой суровый военно-юридический педантизм. Отступил, но не переставал ворчать на «непорядки»…

Будет справедливым сказать, что Лухманов держался просто и доступно. Курсанты делились с ним своими горестями и радостями. Только отпетые лентяи и белоручки не могли рассчитывать на сочувствие начальника. Да такие люди и не задерживались в техникуме. Понимавшие морскую романтику по-своему, потребительски, в виде шумных портовых кабаков и мимолетных «встреч» под кронами тропических пальм, они очень скоро начинали чувствовать, что просчитались, и уходили искать другое пристанище. Их не задерживали и не уговаривали.

За отеческое отношение наши курсанты прозвали Лухманова «папа Лухманов». Дмитрий Афанасьевич знал об этом прозвище, и не думаю, чтобы обижался. По крайней мере, на одной из своих книг, подаренных мне, он так и написал: «Арчи Муравьеву от «папы Лухманова».

Говоря «на одной из своих книг», я ничуть не оговорился. От своей матери, писательницы конца прошлого века Надежды Лухмановой, Дмитрий Афанасьевич унаследовал литературную одаренность, и его правдивые рассказы о жизни и быте торговых моряков прошлых лет, такие как «На палубе», «Соленый Ветер», «Плавание на «Товарище», интересны и талантливы. Они, кстати, во многом автобиографичны.

5

Дмитрий Афанасьевич вел у судоводителей один из разделов морской практики, а конкретно — управление парусными и паровыми судами при различных обстоятельствах. Раздел интересный, если его преподает человек, умеющий донести тему до слушателей. Дмитрий Афанасьевич превосходно преподавал, и на лекциях нашего начальника скучающих не было. Бывало, не успеешь оглянуться, а звонок уже напоминает о перерыве.

Дмитрий Афанасьевич объяснял, например, правила швартовки в сложных условиях и иллюстрировал их примерами из собственной богатой практики. Он как бы вынимал из своего капитанского багажа самое интересное и самое нужное. А капитанский багаж Дмитрия Афанасьевича был поистине необъятен! Огромный стаж плавания в ранней молодости на английских «чайных» клиперах, в более зрелом возрасте — капитанство на учебных парусных кораблях и океанских лайнерах того времени… Было о чем рассказать, было чем подкрепить и оживить суховатые параграфы учебников и пособий!

И Дмитрий Афанасьевич не скупясь, щедро делился с нами своим опытом, не делая секретов из своего знания сложных судовых маневров. Сидишь в аудитории за своим столом, слушаешь Лухманова и ясно представляешь себе и бросательный конец, вовремя запущенный с высокого полубака на причальную стенку береговому матросу, и важность своевременного звякания машинного телеграфа, передающего команду механикам, и даже скрип брасовых блоков, если швартовка проходит на паруснике… Дмитрий Афанасьевич говорил красочно и умел увлекать своих слушателей!

Кроме обязательной программы, Лухманов успевал выкроить из двухчасовой лекции время на «особые», как он сам выражался, разговоры с будущими капитанами. Чаще всего к этим пятнадцати — двадцати минутам добавляли и десятиминутный перерыв между лекциями. По нашей просьбе, конечно. О чем же мы разговаривали? «Особый» разговор обычно начинался так:

— Скажите, Муравьев (или Ман, или Константинов, или еще кто-либо из однокурсников), почему на вас такой странный галстук? Разве в продаже нет темных цветов?

За таким вступлением следовало пространное объяснение, какого цвета галстук или рубашку положено носить при форменном костюме. Заодно: можно ли держать руки в карманах, если в этом нет никакой необходимости; следует ли снимать головной убор, когда ваша собеседница, будь она совсем молода или годится вам в бабушки, стоит с непокрытой головой; не лучше ли в трамвае молодому человеку попросту не садиться, чтобы не попасть в неловкое положение. И многое-многое другое. Главным образом о поведении советского моряка у себя дома и за границей рассказывал коммунист Лухманов — член партии с 1919 года. Он называл эти разговоры «особыми». Я бы назвал их крайне нужными, пригодившимися нам в нашей самостоятельной жизни.

— Не забывайте, что в иностранном порту вы представляете Советский Союз. По вашему поведению и внешнему виду будут судить и о нашей Родине… — Таков был лейтмотив лухмановских собеседований.

— Я не верю, что вы торговые моряки. Почитайте наши газеты: в них ясно сказано, что на советском барке «Товарищ» проходят океанскую практику гардемарины военного флота. Да все ясно и без газет. Торговый моряк проводит все свое свободное время в портовых кабаках — других интересов у него нет. А вы посещаете только театры, музеи да спортивные площадки… Нет-нет, не уверяйте, меня не проведешь!.. — так говорили в Саутгемптоне и в Тальботе, в Буэнос-Айресе и Росарио — в портах, куда заходил советский учебный парусник — четырехмачтовый барк «Товарищ». Такой необычной «ошибке» мы во многом обязаны Лухманову, который в должности капитана водил «Товарищ» из Мурманска к берегам Аргентины в 1926—1927 годах, оставаясь в то же время и начальником техникума.

Бывал ли Дмитрий Афанасьевич резким, вспыльчивым? Редко, но бывал. Налетит, как тропический шквал в ясную, безоблачную погоду, прогремит, прогрохочет и умчится вдаль. И снова добродушная и ласковая усмешка, а шквала будто бы и не было. Но однажды такой шквал продолжался долго, и о нем стоит вспомнить.

«Товарищ» шел Северным морем. Был не то чтобы шторм, но довольно свежая погода, которой, казалось, и конца не будет. И прогноза погоды не узнать — неисправна рация. Мрачное уныние царило в кают-компании.

— Дорого бы я дал, чтобы узнать прогноз погоды, — в сердцах стукнул ладонью по столу Дмитрий Афанасьевич.

Радист весело встрепенулся и изрек:

— Могу сказать. Завтра ожидается норд-ост до трех баллов…

Дмитрий Афанасьевич недоверчиво на него покосился:

— Откуда вы знаете? Ведь у вас рация не в порядке.

— Была не в порядке, а я исправил… Четвертые сутки принимаю метеосводки, — даже обиделся радист.

Щеки Дмитрия Афанасьевича побагровели, он начал задыхаться от гнева.

— Так почему же мне, капитану, ничего не известно? — с трудом выдавил он сквозь стиснутые зубы.