Дмитрий Соколов-Митрич - Реальный репортер. Почему нас этому не учат на журфаке?!

• Название: Реальный репортер. Почему нас этому не учат на журфаке?!
• Автор: Дмитрий Соколов-Митрич
• Жанр: Публицистика

В настоящей информационной эпохе репортер – это модная, знаковая профессия. Все журналисты стремятся им стать, но далеко не у всех получается. Автор книги – один из лучших репортеров страны – в какой-то момент ввел в своем блоге рубрику «Мастер-класс» и стал по мере возможности и желания писать в ней свои короткие «Соображения» о том, что такое репортаж, кто такой репортер. Судя по комментариям, оказалось, что все это интересно большому количеству людей – причем не только профессионалам. Перед вами полное собрание советов, рекомендаций и просто мыслей Дмитрия Соколова-Митрича, журналиста «Русского репортера». Эта книга – нечто вроде кодекса самурая, который журнал «Русский репортер» признает как профессиональное кредо. Мастер-класс можно использовать как учебное пособие для начинающих журналистов. И, кстати, этому автора на филфаке не учили! Он прошел сам длинный и долгий путь становления настоящего профессионала, который честно и красиво излагает правду жизни в своих репортажах.

Книга будет интересна широкому кругу читателей – от студентов журфаков до профессиональных репортеров.

---

Немецкие журналисты, которые выступали по НТВ, имели полное право утверждать, что на этот раз с Путиным говорили далеко не как с отцом родным. Немецкие журналисты сравнивали эту встречу с победоносными выступлениями президента перед выборами. Если бы они присутствовали в этом зале, когда здесь выступали Клебанов и Куроедов, они бы поняли, что разговор зала с Путиным на самом деле прошел в «теплой, дружеской» обстановке. Люди спрашивали о том же, но, в отличие от своих предшественников на сцене Дома офицеров, президент не шел против эмоций. Он терпеливо отвечал на все вопросы, даже самые нелепые, даже когда они повторялись по третьему и четвертому разу. Охранники покорно носили из зала записки, и только раз, когда одна женщина завелась не на шутку, один из них попытался силой усадить ее в кресло, за что тут же получил публичный нагоняй от президента. На многие вопросы Путин отвечал: «Я об этом не знал» или: «Я понятия не имею, но специалисты, которым я доверяю, считают, что…» Сначала такие формулировки вызывали в зале ропот: ведь этот человек обещал отвечать за все. Но потом люди стали реагировать так: «По крайней мере, не врет».

Психологи, с которыми я этим вечером снова разговорился, посчитали выступление президента очень грамотным.

– Людей подкупила искренность – это во-первых, – сказал профессор Шамрей. – А во-вторых, главный удар взяли на себя Клебанов с Куроедовым. Я не знаю, было ли это запланировано, но, если бы встречи поменялись местами, могло бы быть и по-другому.

Еще сыграло свою роль то, что президент приехал не с пустыми руками, а с мешком материальных компенсаций. Семье каждого погибшего – среднюю зарплату офицера за десять лет вперед и квартиру в Москве или Петербурге. Разговор о компенсациях отвлек людей от беды. Все стали внимательно слушать. Только подвыпивший старик, который встречал президента, время от времени вскакивал с места и кричал: «Непонятный разговор!» Но на него шикали. Некоторые вопросы были даже откровенно меркантильными. Родственники, которые были друг с другом в плохих отношениях, просили не одну квартиру, а две. Их президент остудил:

– Мы не можем на основании этой трагедии расселить весь гарнизон.

Разговор о деньгах прервал женский крик:

– Мы забыли о наших мальчиках! Люди, вы что, какие деньги! Мне не нужна квартира, мне нужен мой брат! Он там, я его во сне вижу!

Люди очнулись:

– Вы доверяете своим подчиненным?! Они же вам врут! Они специально убили наших мужчин, чтобы скрыть следы своего преступления!

Такой разговор шел еще долго, президент терпеливо выслушивал, потом сказал:

– Я верю академику Спасскому. Он говорит, что все погибли. Есть люди, которые не хотят слушать специалистов. Потому что сердце не дает.

День Путина был кульминацией трагедии в Видяево. Это был кризис. Уже вечером людям стало легче. Психологи мне сказали, что в ночь на двадцать третье спали все.

Призрак «Курска»

Утром по громкой связи родственников пригласили на экскурсию по подлодке «Воронеж». Эта лодка – один в один «Курск». Экскурсию провел лично заместитель командующего флотом по воспитательной работе Александр Дьяконов. Родных провели по всем отсекам, с первого по девятый. Они посидели в спасательной камере, в которой не удалось спастись подводникам, посидели каждый на том месте, где сидел их родственник, вылезли из злополучного люка девятого отсека. Лодка, которая по размерам равна многоподъездному девятиэтажному дому, поразила людей. В ней есть сауна, бассейн, циркулярный душ, большая кают-компания с рыбками и попугайчиками. Родным погибших объяснили, почему взрыв не мог произойти оттого, что торпеда якобы застряла при выстреле, почему не так просто проникнуть в восьмой отсек и выбраться из девятого. Покинув «Воронеж», Мария Яковлевна Байгарина попросила у меня листок бумаги из блокнота и написала для музея подлодки:

«Убедились, что работают на лодках умные, влюбленные в свою работу люди, романтики.

Храни вас Бог, родные.

Желаю вам быть здоровыми, обласканными солнцем и правительством.

Мать своего сыночка Байгарина Мурата, капитана 3-го ранга, который с первого класса мечтал о море. И оно его не отпустило от себя».

Эта неделя – страстная, поистине самая страшная, потому что страна не была готова подписаться под этими словами.

На последнюю пресс-конференцию, которую я застал в Мурманске, пресс-секретарь Владимир Навроцкий привел капитана второго ранга, офицера штаба Северного флота Владимира Гелетина. У него на «Курске» остался сын, капитан-лейтенант Борис Гелетин. А незадолго до этого у Бориса Гелетина умер двухлетний сын, внук Владимира Ивановича. Офицер пришел к журналистам по своей инициативе. Он всю неделю провел в Баренцевом море, участвовал в спасательных работах. Он сказал, что готов поклясться памятью сына, что было сделано все возможное. Он говорил об этом долго, с трудом сдерживая слезы. В ответ он услышал гневное:

– Скажите, почему телевизионщикам не обеспечили картинку с места события?

– Не знаю… – отчаянно улыбнулся Владимир Гелетин. Упокой, Господи, души рабов твоих и спаси нас, грешных.

Профессиональные соображения

...

Первое соображение очень простое.

Писать репортажи нужно по утрам.

Да-да, я тоже типа сова, но все равно – по утрам. С вечера можно написать начало – знаков тысячу-полторы, а основное усилие лучше совершить с утра пораньше.

Написанные ночью репортажи получаются тяжелыми и вымученными. Кроме того, в это время суток человек подвержен излишней сентиментальности и склонен принимать за «особенности авторского стиля» много всякого такого, что на самом деле является банальной отсебятиной.

Так что будильник – лучший друг репортера.

* * *...

Не надо никого жалеть.

Точнее, так – не надо пытаться сделать приятное кому бы то ни было из героев темы. Соображения типа: «Об этом я не буду писать, потому что человек может обидеться» или, наоборот: «Напишу-ка я вот так, потому что человеку это может понравиться», очень сильно портят репортажи.

Это, конечно, не самоцель. Если что-то естественно ложится в ткань сюжета – пусть ложится. Но выворачивать самому себе руки, желая кому-то показаться добрым волшебником, – нив коем разе.

Причем это «не жалеть» относится не столько к отрицательным персонажам (тут и так все понятно), сколько к положительным. Большинство из «замечательных людей», про которых мне довелось писать, были страшно недовольны тем, какими они в этих репортажах получились. Они ожидали прочитать что-нибудь типа: «Особенно хочется отметить заслуги такого-то». А в тексте получился настоящий человек. Со всеми его морщинами, прыщами и бородавками. Но – человек положительный. Без прыщей и бородавок эта авторская оценка была бы неубедительной. Герою кажется, что он опозорен, а в редакцию идут отклики и звонки – «побольше пишите про таких героев».

Как правило, разгневанные хорошие люди первые два дня после публикации обрывают мне телефон. А я не беру трубку. Потому что знаю – будут обзываться. А вот на третий день беру. Потому что знаю – этим хорошим людям уже обзвонились друзья и родственники и выразили свое восхищение тем, какой он в этом тексте супермен. И хороший человек уже не будет обзываться. Ну разве что повздыхает для порядка.

* * *...

Все думают, что искусство репортера – правильно отображать действительность.

На самом деле искусство репортера – правильно искажать действительность.

Реальность, которую вы видите на месте события, – это стихотворение на иностранном языке. Если вы его просто дословно переведете – получится подстрочник, который никто не будет читать.

Получится тупой снимок мыльницей, который будет представлять интерес только для семейного альбома.

Чтобы в точности передать читателю то, что вы видели и чувствовали, надо владеть «искусством косого взгляда». Видеть все не так. Лишь в этом случае реальность отобразится в точности.

Например, там, где читатель ждет от вас охов и ахов, потому что вы описываете нечто ужасное, надо подавить его подчеркнутой нейтральностью изложения – и тогда ужас действительно будет ужасом. Если же читатель ждет от вас последовательного изложения событий, можно выстроить эту последовательность в обратном порядке – от последнего дня к первому (см. «Возвращение в август»). Пусть у читателя закружится голова.

И так во всем.

Читатель – это вообще такая сволочь, которой надо все время ставить подножку и бить морду, чтобы он хоть что-нибудь понял. Репортаж – это драка с читателем. С первых же строк – в табло и не давать опомниться ни на секунду. Как только он опомнится – тут же перестанет читать ваш текст.

* * *...

Эмоция в репортаже должна быть предательской.