Михаил Шевердин - Перешагни бездну

• Название: Перешагни бездну
• Автор: Михаил Шевердин
• Издательство: Издательство литературы и искусства имени Гафура Гуляма
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1974

Роман М.Шевердина "Перешагни бездну" разоблачает происки империалистических кругов Европы и Азии, белоэмигрантов, среди которых был эмир бухарский Сеид Алимхан, и иностранных разведок с участием английского разведчика Лоуренса Аравийского по подготовке интервенции против республик Средней Азии в конце 20-х - начале 30-х годов прошлого века.…

---

—  Не поеду!

С улыбкой на губах под тонкими усиками Сеид Алимхан равнодушно разглядывал собрание. Черными жуками перекаты­вались в щелках меж припухлых век зрачки, застывая на месте на доли секунды, когда взгляд его цеплялся за то или иное лицо. Нервозные возгласы стихли. Эмир меньше всего собирался спорить. Он заговорил, и слова его будто застревали в гортани:

—  Принижение  ислама...  тяжелые  времена...  бухарцы  не  падают духом…     духовенство    «Мохакама-и-шариа»    не    сломано… господин Мухаммед Шариф Садр проживает тихо... однако проповедует в глубокой тайне... спасение вединении исламского таин­ства, чтобы в благородной Бухаре халифом навеки утвердились мы — законный государь.

Последние   слова   Сеид Алимхан произнес   с   подчеркнутой скромностью — едва слышно. Все поспешили встать и поклониться.

Занимавший до революции высший пост  казикалана  Бухары Муххамед Шарнф Садр, имевший огромный авторитет среди мусульманского духовенства, и сейчас проживал в Бухаре. Всесиль­ный в прошлом вельможа, изнеженный любитель ковров, любящий умащать бороду духами Запада и Востока,  он теперь вел аскетический образ жизни. Недавно в письме, тайно доставленном через границу в Кала-и-Фатту, он объявилсебя мюридом муллы Ибадуллы Муфти, вшивого, вечно немытого, с запасом гнилья дервиша.

Да, требуется проявить всю изворотливость ума. Видно, надвигается нечто, если столпы религии падают ниц перед нищими. Эмир тянул:

— Стоят прочно столпы ислама… а еще пишут из Бухары… Мулла Абдурасул Закун… преданный нам человек... все идет согласно предопределению... любовь к своему халифу, то есть к нам, увеличивается...

Все вытянули шеи да так и замерли. Имя Абдурасула Закуна знал здесь каждый. Русское прозвище «закон» получил он потому, что славился умением толковать законы, и как законовед пользо­вался авторитетом и в Казани, и в Уфе, и в Ташкенте. Никого он не боялся  и осмеливался  вступать в споры  даже с советскими властями.

Неспроста эмир помянул Мухаммеда Шарифа Садра и Абдурасула Закуна. Оба не уехали после революции из Бухары. Оба молятся во славу ислама,  и  их не трогают.  Разве не ясно,  что взроптавшие и отказавшиеся поехать в Бухару придворные — ни­чтожные трусы?! Улыбка эмира стала зловещей. Многих пробра­ла дрожь,  хоть в курыныше было  не холодно. Тут  вспомнилось: эмир запрятывал в Кала-и-Фатту знатных провинившихся в зинхану — кладовуюдля конской сбруи при конюшне, так же, как он это делал в Бухаре. Иногда, когда ему делалось скучно, он заставлял наказанных   придворных    чистить при себе   коней,   убирать навоз.

И уже невольно кто-то произнес вслух довольно-таки язвитель­но: «Шакалы есть шакалы, даже если и ходят в визирях. На порванную львиную шкуру заплатки из лисьей шубы ставят». Многие расстроенно вздыхали. Известно ведь, что придворных должностей в Кала-и-Фатту с просяное зернышко, а жаждущих и алчущих управлять делами эмира — свора. Уже поднявшись, эмир вспомнил:

—  Да, да... Фоника-Моника-он... наша дочь... царская то есть. У  нее  должна  быть  книга...   коран,  подписанная   нашей  рукой... драгоценная   книга...   Если  есть,  значит,   наша  дочь...   принцесса вроде... выяснить... доложить...

Начальник Дверей склонился к его уху:

—  Бухарские муллобачи призваны в покои Бош-Хатын.

—  Что? Кто? Почему?.. Почему туда?.. Почему не сюда?..

ПЛАН КЕРЗОНА

                                                              Зубами вытащит динарий из  навоза.

                                                                           Латинское изречение

                                                              О цветочек ароматный,

                                                              ты  нуждаешься  в защите от солнца.

                                                               Ох,  где только   вырос   этот   цветок!

                                                                                                  Самарканди

В те дни маленькая, заросшая волосами, грязью, не видящая света зверушка в своем зловонном хлеву и не знала, что ее имя склоняется на все лады в великолепной, с розовыми колоннами карарского мрамора парижской гостиной, среди лощеных господ и дам…Да и кто мог представить, что кучка глинобитных хижин, селение  зарафшанских  углежогов   Чуян-тепа   способно   привлечь в далекой Европе внимание политиков и дельцов, которые пытают­ся вершить судьбы мира...

История отверженной, напечатанная в ташкентской газете, бы­ла замечена.

—  Шуян-тепа! Мой бог! Моя Моника!

Женский голос прозвучал истерически. Ничего никому не го­ворящее географическое название вызвало ужасное волнение блондинки, не слишком молодой, но обаятельной. Присутствовавшие на приеме поглядывали на блондинку несколько опешив. Их шокиро­вала такая несдержанность в выражении чувств.

А блондинка все восклицала:

—  Моника! Несчастная! На цепи! Жертва! Какое совпадение: Шуян-тепа! Я потеряла Монику в Шуян-тепа! Мне не забыть гру­бое, варварское название — Шуян-тепа!

—  Невероятно, поразительно! — подхватил высокий лысоватый гость. — Успокойтесь, мадемуазель Люси! Такое случается в романах  Пьера Лоти, Луи Жаколио. Прокаженная! Туземка, и вдруг — дочь французской дамы!

—  О-о! — Мадемуазель Люси закрыла свое розовое фарфоро­вое личико носовым платком, пряча слезы. — Вы забыли, о мой бог! Я же была супругой восточного короля... эмира. У меня бы­ла от него дочь Моника. Бедный ребенок! Ужасно! Но я потеряла мою Монику  именно в  этом  самом...  о,  эти тартарские  слова.. Шуян-тепа. Оставила в семье фермера. Моя дочь, кудрявенькая, с голубым бантом... в черной хижине! Какое варварство!

—  Большевистское варварство! Вы правы,   ваша   светлость,— вспылил    полный, по-военному подтянутый    русский. — Подобное обращение с принцессой, пусть с бухарской принцессой, конечно, варварство!

—  Господин    полковник, — просительно протянул    лысоватый гость, — не откажите меня представить.

—  Мадемуазель,    позвольте... Мсье Рябушинский    Вольдемар, по-русски Владимир, российский промышленник!

—  О, мы же встречались. — И Люси вновь застонала: — Спа­сите! Спасите моего ребенка, мою девочку. О! Я забыла о ней. Старалась забыть. И вот газета напечатала! Она, Моника! Мой бог, помогите мне!

Люси переживала вполне искренно. Она и не заметила, что мсье Рябушинский многозначительно переглядывается с англича­нином, лицо которого удивительно смахивало на морду собаки «боксер».

Имя Моники было произнесено. Мадемуазель Люси ла Гар во всеуслышание признала Монику. Много ли нужно, чтобы колесо, нет, колесико истории завертелось.

Но мадемуазель Люси долго терзаться не умела, в особенности, когда представлялся случай блеснуть в таком избранном обществе туалетом от «Пакена». Она невольно фиксировала фамилии, ко­торые возглашал стоявший у входа в зал министр не министр, швейцар не швейцар — церемониймейстер:

— Господин Генри Детердннг! Сэр Безиль Захаров! Господин Туган-Барановский!   Робер   Ротшильд!   Генерал   Тугаринов!   Эммануил Нобель! Князь Ухтомский! Джон Рокфеллер! Сенатор Люби­мов!

Внешность   куколки   и   повадки   бабочки   бывают   обманчивы. Ателье мод, косметические кабинеты, светские салоны не мешали мадемуазель Люси почитывать газеты. О, здесь звезды первой величины!

Оказанная ей честь присутствовать на приеме «а ла фуршет», да еще таком высокопоставленном, не совсем была понятна маде­муазель Люси. Она вела жизнь замкнутую и о своих бухарских  приключениях не любила вспоминать. В зале было всего несколь­ко дам, чопорных, строго одетых светских особ. Элегантнейший, чуть крикливый наряд Люси привлекал их завистливые и осуж­дающие взгляды. Вообще же Люси объясняла несколько повы­шенное внимание к себе отнюдь не своей красотой, которую, од­нако, ценила, и не открытием, что она бывшая жена восточного князька, а своей самой новой, самой модной моделью платья. Успех! О нем, конечно, фирма «Пакен» завтра же узнает, и тогда появится возможность получить повышенные комиссионные.

Одно ей не нравилось. Ее знакомили с такими господами, ко­торые интересовались не лично ею и ее нарядами. А вопросы ей задавали такие, будто она много знает о России и об азиатских ее провинциях. И когда она отнекивалась, ссылаясь на то, что она давно уже уехала из Бухары, собеседники недоверчиво под­жимали губы.

А старый знакомый господин Кастанье, встретивший ее неожи­данно на приеме, разговаривал с ней фамильярно и доверительно. Подбадривая ее в бессодержательной и легкой беседе, он много­значительно шепнул ей в розовое точеное ушко: