Михаил Шевердин - Перешагни бездну

• Название: Перешагни бездну
• Автор: Михаил Шевердин
• Издательство: Издательство литературы и искусства имени Гафура Гуляма
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1974

Роман М.Шевердина "Перешагни бездну" разоблачает происки империалистических кругов Европы и Азии, белоэмигрантов, среди которых был эмир бухарский Сеид Алимхан, и иностранных разведок с участием английского разведчика Лоуренса Аравийского по подготовке интервенции против республик Средней Азии в конце 20-х - начале 30-х годов прошлого века.…

---

Сполз по ступенькам    с горящим факелом    господин Кхи-кхи.

—  Господин вождь вождей, — заговорил со своей обычной иро­нической улыбкой Сахиб Джелял, — здоровы ли вы?

—  Что вам надо? — пробормотал Пир Карам-шах. Ему на па­мять невольно пришли слова его назойливого тюремщика о висе­лице, всегда стоявшей наготове на площади Мастуджа. Резануло сердце острой болью.

—  Чего вам надо? — повторил он вопрос.

—  Велик    аллах, да вы совсем больны! — огорчился Сахиб Джелял.— Но ничего, сейчас мы вас вылечим. Мы предусмотри­тельны. С нами врач, великий доктор.

Эти слова сразу вселили в Пир Карам-шаха что-то вроде уве­ренности. Уже одно то, что величественный бородач сам спустил­ся по колченогой лесенке в мрачную отвратительную яму, говори­ло о многом. Но он не успел решить, чего ради Сахибу Джелялу понадобилось беспокоиться о нём, Пир Карам-шахе, который всегда относился к самаркандцу с явной подозрительностью и враждебностью.

Но безмерно удивился Пир Карам-шах, когда из-за спины господина Кхи-кхи выдвинулся доктор Бадма.

—  Можете ли вы встать? Не нуждаетесь ли в медицинской помощи?

—  Что вам нужно? И вы, господин Бадма, с ними?

Бадма сделал знак господину Кхи-кхи. Тот протянул сосуд из серебра и небольшую пиалушку.

—  Выпейте, — сказал    Бадма. — Глоток    бальзама    подкрепит вас. Вам предстоит длительное путешествие.

—  Это вам так не сойдет! — вспылил   Пир Карам-шах.— Я и без бальзама обойдусь. Я белый человек и не дрогну. Куда идти?

—   Вы меня  не поняли, — едва заметно подняв   свои белесые брови, сказал доктор   Бадма. — Мы пришли увезти  вас из, этого неподходящего места.

—  Радостные вести, сахиб! — захихикал тюремщик. — Оченй радостные, кхи-кхи! Не найдется ли на вашей одежде маленькой золотой пуговички?

—  Прочь, господин жадности, — небрежным жестом отстранил старикашку Сахиб Джелял. — Умри, раб!  А вас, господин Пир Карам-шах, прошу последовать за нами.

—  Что, наконец, происходит? — Пир Карам-шах поднялся, стряхивая с одежды соломинки.

—  А то, что вот господин   доктор Бадма узнал от господина Молиара о вашем бедственном положении. Мы, ваши друзья, воз­мутились и...

—  Но царь... может спохватиться.

—  Что царь... Сломалась арба — лентяю  дрова. Вы знаетез здесь, в Мастудже, все решает не Гулам Шо.

—  Эта фантастическая особа? Белая Змея?

—  Быть может. Но одно ясно.  Вам надо немедля отсюда бе­жать.

Во тьме ночи Пир Карам-шах тайно, воровски покинул Мастудж. Ни один огонёк не мигнул в домах на горе Рыба. Надрывно лаяли хором, подвывая по-волчьи на звезды, мастуджские собаки. Стучали копыта коней по крутым каменистым улочкам.

Рядом с конем вождя вождей в темноте маячила фигура шед­шего пешком господина Кхи-кхи. Он слезливо постанывал:

—  С вас, сахиб, суюнчи! Одну лишь пуговицу, господин! Вол­шебную пуговицу!

Впереди и сзади, судя по звону подков, ехали всадники. Белели огромные чалмы. «Белуджи!» — мелькнула догадка. Пир Карам-шах видел много раз телохранителей Сахиба Джеляла, хоро­шо знал их нрав. И то, что они сейчас здесь, ничуть не радовало его. Но что оставалось делать? Он был свободен, конь его рвался вперёд, горячился; по такому знакомому фырканью, мягкой ходе, своеобразной манере скрежетать зубами по железу удил Пир Карам-шах узнал, что он едет на своем арабском скакуне. Значит, и коня ему вернули! Это успокаивало. Но куда они едут? И тут во неуловимым почти приметам, по звездам и чуть белевшей в чёрном своде небес вершине Тирадж Мир он с облегчением понял — его везут в ближнее селение Hypкала. А там его верные люди. С каждой минутой Пир Карам-шах чувствовал себя увереннее.

Но горечь, вызванная событиями последних дней, не смягча­лась. Совсем недавно он, вождь вождей, делатель королей, сан когда-то прозванный «некоронованным королем Дамаска и арабов, верховным проконсулом Британии на Востоке», въезжая в селение Мастудж торжественно, как и надлежало господину, властелину горной страны. У крайних домов селения, спешившись, встречали его сам Гулам Шо, царь Мастуджа, и весь его двор. В царском дворце-сарае он, Пир Карам-шах, принимал по­сольства государств Востока и Запада. Он решал судьбы стран и, быть может, вопросы мировой политики.

Здесь, во дворце, слепленном из саманной глины и неотесан­ных каменных глыб, Пир Карам-шах лепил своими руками Бадахшано-Тибетскую империю. Здесь он разрабатывал планы завоева­ния Туркестана и, сидя на пыльной раздерганной кошме, окруженный верными людьми, замышлял стереть с географической карты мира самое понятие СССР.

Он мнил себя диктатором, великим завоевателем Александром Македонским, Чингисханом, Аттилой Тамерланом, итальянским дуче Бенито Муссолини, азиатским Наполеоном... Ему представ­лялось и во сне и наяву, что он — знаменитый Томас Эдуард Лоуренс — всесилен, что в его власти бросить все могущественные силы против большевиков: армии стран Антанты, русских бело­гвардейских генералов, японских самураев, чанкайшистов, бухар­ского эмира, туркестанскую эмиграцию, басмачество, калтаманов Джунаида, Тибет, Афганистан, персидского шаха, всю Англо-Индийскую колониальную империю с сотнями тысяч сипаев, артил­лерией, аэропланами, золотом, пуштунскими вооруженными до зубов племенами. Всё он держал в своих руках, все положил на чашку весов истории, весь азиатский Восток с его деспотиями, исламом, индуизмом, буддизмом, феодалами, раджами. Перед ним пресмыкались, ему поклонялись, ради него проливали кровь, безропотно умирали. Он раздавал милости, делал королей, рас­поряжался миллионами жизней.

И вот теперь, трусливо спасая жизнь, словно базарный вор, вождь вождей бежит из захудалого селения, захудалой столицы никудышного царства, которое не стоит и плевка властителя душ. Бежит без оглядки. События обрушились на него, втоптали в грязь, раздавили.

Его начинало что-то душить... Он бежит, чтобы не погибнуть жалко, глупо. Благородный человек умирает сражаясь. А он бе­жит. Он ничего не знает, не понимает. Он великий, всемирно из­вестный Лоуренс, игрушка в руках какой-то Белой Змеи, каких-то непонятных, неясных сил, вставших из недр гор. И он ничего не знает... Щепка в потоке... Ему ничего не говорят. Его торопят: «Скорее! Скорее!»

И тут еще от его коня не отстает этот жалкий плут Кхи-кхи, еще вчера грозный распорядитель жизнью и смертью, один своим зловещим видом напоминавший о виселице. Кхи-кхи вцепился в Пир Карам-шала дрожащей рукой, дергает стремя и гнусно ше­пелявит: «Пуговичку, одну пуговичку!» И такого он, белый человек, боялся, и перед таким ничтожеством он дрожал за свою жизнь! Вот ударить его каблуком в лицо. Каблуком, каблуком! И тут же поймал себя на мысли: «Нельзя... Нельзя поднимать шум».

Тряской рысцой бегут лошади. Звенят подковы. Шлепают по щебенке подошвы калош. Господин Кхи-кхи все ноет и ноет про пуговицу. Бренчат во тьме удила. Молчат спутники.

В селении, там, на горе, лают хором собаки. В хижинах ни огонька, ни искорки. И Пир Карам-шах думает: «Мастуджцы спят. Хорошо! Забились в холодные норы и спят». Да, они не ви­дят его бегства... постыдного бегства. Крадучись, он уползает по горным тропам. Уползает, потому что боится за свою жизнь...

Долго в полнейшей тьме они спускались куда-то вниз. Подко­вы скрежетали по камням, высекая синие искры. И вдруг ночной чистый воздух наполнился сладким, отталкивающим запахом тления. Он делался всё гуще, сильнее, отвратительнее. Он перехва­тывал горло, не давал дышать. И Пир Карам-шах не выдержал, спросил тихо:

—  Что это? Откуда вонь?

—  Кхи-кхи! — послышался кашель старика, и рука его задер­гала ремень стремени. — Воняют так, пахнут ваши, господин. Пах­нут и храбрые воины и трусы одинаково, кхи-кхи... мертвые... Ваши гурки тут под обрывом... с того дня... Как упали, так и лежат ваши... Некому предать погребению, едят их шакалы... Или вы слезете с коня и закопаете в могилы, кхи-кхи?

Кровь прилила к голове. Застучало в висках. Его воины, его гурки! Смелые, великолепные, гранатовощёкие... лежат на камнях. Нелепая, ужасная смерть... А он и забыл о них. Быстро он забыл своих сподвижников... созидателей великой империи... И надо же, случайная тропинка так беспощадно, жутко привела сюда под утёс. И несколько футов каменистой тропы и трупного запаха еще раз напомнили о тщете всех замыслов.

Так и сорвал бы ярость на ком-нибудь. С наслаждением он сейчас ударит этого топчущегося у самого стремени отвратитель­но хныкающего старикашку Кхи-кхи. Вождь вождей даже отводит ногу со стременем чуть назад, чтобы лягнуть тюремщика прямо в его физиономию, прячущуюся в темноте. Отплатить тюремщику за все: за гнилую солому, за проплесневевшую корку, за вечную темень зиндана, вонь, смрад, за его язвительное «кхи-кхи», за постоянный страх смерти. Чтобы старикашка захныкал уже не так. И тогда!..