Михаил Шевердин - Набат. Агатовый перстень

• Название: Набат. Агатовый перстень
• Автор: Михаил Шевердин
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1958

Эта книга о борьбе с басмачеством в лихие 20-е годы прошлого столетия, когда ставленник англичан при поддержке местных контрреволюционных сил турецкий генерал Энвербей пытался создать на месте нынешнего Узбекистана и Таджикистана государство Туран, объединив в нем все мусульманское население Средней Азии. Но молодая Бухарская народная республика, скинувшая эмира, поднялась против несостоявшегося диктатора. При поддержке Красной Армии в жесточайших боях басмачи были разбиты и отброшены в Афганистан и Иран…

---

Стоял он в пыли на разбитой дороге, но на лак его сапог не села ни одна пылинка.

—  Первые два каюка уже ушли вверх, — сказал он. На них наши люди. Коней повели берегом коноводы с прикрытием. Сот восемь сабель, — доложил он, усмех­нувшись, — ждут нас на переправе Кафирнигана у Чаршамбе. Энверовцев обманули. Ибрагим пронюхал уже и думал, что мы пойдём на запад в Термез...

—  Ждут, — вслух подумал Файзи, вытирая пот с ли­ца. — Кто же им сказал?

Юнус чуть заметно поднял брови, что означало у него недоумение, и прибавил:

—  Энвер в одном переходе отсюда. Зять халифа лично пожелал  поклониться ишану кабадианскому, но теперь... Теперь он постарается нагнать нас.

—  Вовремя нас ишан выпроводил, — сказал Пётр Иванович.

Все трое в душе не могли не поражаться событиям прошедшей ночи. Обстоятельства сложились почти безна­дежно. Отряд Файзи, вымотанный многодневными боями, не получил долгожданной помощи из Термеза. Остава-лость засесть в осаду в Кабадиане и, в крайнем случае, пробиваться самим на соединение с частями Красной Армии. Но когда внезапно Сеид Музаффар открыл тай­ну Кабадиана — выдал Файзи весь огромный склад оружия, приготовленный уже давно для исламской ар­мии, пришлось все планы изменить. Нельзя было до­пустить, чтобы база попала в руки Энвера или Ибра­гима — недаром каждый из них так рвался в Кабадиан. Своими силами Файзи отбиться не смог бы. Связь с пограничниками оборвалась. Оставалось одно — пере­править оружие, боеприпасы по Вахшу в Курган-Тюбе.

«Поразительно, — думал Пётр Иванович, — вот синее небо, мутная река Вахш, тихие жёлтые берега, каюк. Очень мирный шалаш и столь же мирные перевозчики, добродушные круглобородые таджики. А ведь кто-то сейчас играет в большую игру. Кто-то там сидит над картой и чертит стрелки. Кто-то решает, кому должно попасть оружие, боеприпасы, деньги — Ибрагиму или Энверу? И уж ни в коем случае никто не воображает, что всё в руках рабочего из Бухары. И благодаря кому?

Благодаря врагу советской власти реакционнейшему представителю реакционнейшей религии. Неужели только за то, что мы его вылечили, вызволили из лап госпожи малярии?».

Но раздумья его прервались возгласами: «Отец!» «Сын мой, ты здесь?»

От пристани навстречу Файзи спешил Иргаш. Как и подобало после долгой разлуки, встреча произошла тёплой и радостной и у Файзи исчезли суровые складки в углах рта, когда он расспрашивал, как Иргаш очу­тился здесь.

Оказызается, Иргаш ехал в Джиликуль с пакетом.

Он попал на переправу вечером и никак не может дождаться лодочника. Иргаш отвез семью в Курусай и работает теперь джигитом на пограничной заставе. Им очень довольны, конь ему попался неутомимый. К не­счастью, позавчера он пал, и Иргаш шёл давно уже пешком. Но не беда: ноги у него молодые, а на пеших странников проклятые воры-басмачи и совсем внима­ния не обращают, не то что на всадников. Всех лоша­дей, мерзавцы, отбирают. Попробуй, не отдай.

Узнав, что каюк идет вверх по Вахту, Иргаш попросился на него.

—  Меня подвезете. Мне по дороге, а я помогу вам, отец.

—  Хорошо. Что там за крик?

Действительно, у каюка шумели всё громче и громче.

Когда подъехали поближе, можно было различить голос Алаярбека Даниарбека:

—  Что? Не позволите? Да кто вас тут спрашивать станет? Дай дорогу, свиное ухо!     

Пришлось доктору вмешаться:

—  Пётр Иванович, да прикажи им! Не пускают Белка на каюк. Я говорю им: «Я переводчик и мирза ве­ликого табиба. И я, и мой Белок, и конь моего хозяина поедут в каюке». А эта безмозглая тыква кричит: «Нет, нет».

Алаярбек Даниарбек мотал головой и, брызгая слю­ной, изобразил, как каючники не позволяют ему, Алаярбеку Даниарбеку, завести на каюк Белка.

—  Я работник большого человека, я, поистине, сам большой человек, как смеет он меня ослушаться?! Бе­лок, кусай его, лягай его!

Нрав Белка хорошо был знаком доктору. Маленький конек лягался и кусался чуть ли не по заказу его свар­ливого хозяина.

—  Видали! — вопил Алаярбек Даниарбек. — Они не проявляют к вам уважения.

—  Вы видите, Алаярбек Даниарбек, — попытался урезонить его Пётр Иванович, — на каюке нет места даже для людей, а не только для вашего Белка.

—  И для Белка, и для Серого место найдётся.

—  Нельзя. Все отправляют лошадей берегом, и мы тоже.

—  Чтобы я отдал Белка каким-то живодерам?! Нет.

—  Придётся.

—  Тогда я не поеду!

Но пришлось Алаярбеку Даниарбеку подчиниться. Он свёл Белка со сходней, отвёл его в сторону, обнял за шею. Прижавшись щекой к морде коня, он что-то нежно говорил ему. Алаярбек Даниарбек имел такой жалкий, убитый вид, что у доктора вдруг защипало в носу. Пётр Иванович резко повернулся спиной к своим друзьям и, перекинув на плечо хуржун со своим поход­ным снаряжением, решительно поднялся на борт каюка.

Когда они уже плыли по реке, доктор глянул осто­рожно на Алаярбека Даниарбека. Всем своим видом тот олицетворял безутешное горе. Широкое тёмное ли­цо его сразу осунулось и почернело. В глазах читалось отчаяние. Он пылал ненавистью к тем, кто разъединил его с его ненаглядным, любимым белым коньком. Ни­когда так не горевал Алаярбек Даниарбек, не преда­вался печали, даже расставаясь на долгие месяцы с родным Самаркандом, со своей верной маленькой же­ной, со своими бесчисленными сыновьями и дочками. Печаль и злость завладели Алаярбеком Даниарбеком. Печаль он прятал в глубине своих тёмных, как сливы,бархатных глаз. Злость свою он не преминул сорвать на своем хозяине, на «великом, всемирно известном» табибе Петре Ивановиче. Он расстелил на ящиках паласик, подложил под голову сложенный в несколько раз халат и улегся с удобствами, предоставив Петру Ивановичу располагаться где угодно и как угодно. Юнус наблюдал за всеми действиями рассвирепевшего Алаярбека Даниарбека, и в глазах его загорелись лукавые искорки. Когда каюк со скрипом и стоном потянулся на канате по грязным водам Вахша, Юнус пробрался, ос­торожно ступая среди сидящих и лежащих бойцов, на носовую часть лодки и, брезгливо согнав с подола сво­его халата паука, присел на борт.

—  Достопочтенный Алаярбек Даниарбек, а извест­но ли, сколько надо пороху, чтобы человек разорвался в кусочки, вот такие.

Разгладив левой рукой свою изящнейшую бородку, Юнус показал пальцами правой, что кусочки едва ли превысят размеры обыкновенной спичечной ко­робки.

—  В наш передовой век люди открыли такой порох, что подожги щепотку, не успеет косая красавица ше­вельнуть ресничкой, и от нашего каюка и всех людей не останется и следа.

Сдернув поясной платок, которым он закрыл от мух и мошкары свое лицо, Алаярбек Даниарбек угрожаю­ще завращал своими чёрными глазами.

—  Что вам угодно, о совершенство щегольства? По­чему вы беспокоите почивающих?

—  Но порох! Господин Алаярбек Даниарбек, вы забыли про порох!

—  Пусть черепаха подавится вашим порохом.

—  Но известно ли вам, уважаемый, что достаточно легкого щелчка пальцем, чтобы, проклятие ему, порох взорвался и...

—  Что вы пристали ко мне с порохом?

Алаярбек Даниарбек сел и яростно ударил кулаком по щеке, на которой расположился комар.

—  О сатана!             

Юнус с испугом вцетшлся ему в руку.

—  О аллах! Что вы делаете, несчастный!

—  Что, что!

—  Да вы понимаете, что вы расположились на ящиках с проклятым губителем всего живого... Там... — и Юнус постучал прикладом по доскам ящика.

Зеленоватая бледность разлилась по тёмному лицу Алаярбека Даниарбека. Он мгновенно скатился с ящика и бросился, толкая и ушибая бойцов, к мачте. Но практическая жилка сказалась и здесь. Алаярбек Да­ниарбек успел инстинктивно схватить в охапку и халат, и чалму, и коврик. Всё ещё посмеиваясь, Юнус смёл соринки с ящика и любезным жестом пригласил Петра Ивановича устроиться поудобнее.

То красные, то рыжие выжженные плоские берега тянулись по сторонам. Каюк медленно полз сквозь зной по ледяной стремнине. Комары, которым надлежит днем прятаться в прохладных тёмных местах, умудря­лись кусаться даже в полдень. К тому же, в грязных, вонючих досках каюка водились в неимоверных коли­чествах клещи «кана», очевидно, оставленные барана­ми и овцами во время перевозок по реке. Клещи прята­лись в щелях, но достаточно было прилечь на доску, чтобы они кидались на человека и принимались его немилосердно жалить. Духота, непрерывный зуд, уста­лость, лихорадочный озноб изнурили, казалось, окончательно Файзи, но ни на минуту он не забывал о деле. Он следил за тем, чтобы на кривой мачте всё время сидел наблюдатель и обозревал берега. Постоянно он спрашивал, не видны ли впереди, ушедшие ранее, ещё ночью, каюки и далеко ли прикрытие. На дежурство он посылал всех бойцов по очереди и пытался забраться на мачту сам, но слабость ему не позволяла. Часть людей он заставил спать, а остальные чистили винтов­ки и оружие, чинили одежду и обувь.