Михаил Шевердин - Набат. Агатовый перстень

• Название: Набат. Агатовый перстень
• Автор: Михаил Шевердин
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1958

Эта книга о борьбе с басмачеством в лихие 20-е годы прошлого столетия, когда ставленник англичан при поддержке местных контрреволюционных сил турецкий генерал Энвербей пытался создать на месте нынешнего Узбекистана и Таджикистана государство Туран, объединив в нем все мусульманское население Средней Азии. Но молодая Бухарская народная республика, скинувшая эмира, поднялась против несостоявшегося диктатора. При поддержке Красной Армии в жесточайших боях басмачи были разбиты и отброшены в Афганистан и Иран…

---

Тогда у Энвербея он так и не увидел Иргаша. Под натиском красных кавалеристов зять халифа метался по горам и долинам, и Файзи, больного, слабого, возили привязанным к лошади. С ним никто больше не разго­варивал. Его ни о чём не спрашивали. Днём и ночью шла стрельба, куда-то скакали, переправлялись через потоки, карабкались на перевалы. Временами Файзи впадал в забытье, горячечные приступы жестокой ма­лярии на многие часы обессиливали его. Но когда па­роксизм проходил и сознание прояснялось, Файзи при­нимался распутывать верёвки. Как-то, на второй или на третий день плена, он в беспамятстве пытался бежать, В него стреляли. Пуля пробила ему плечо. Файзи поте­рял много крови, но появился Энвербей и приказал перевязать его. Видимо, зять халифа ещё не потерял надежды сломить упорство этого большевика. И все же Файзи ушёл от энверовцев. Ушёл в жару и бреду, воспользовавшись тем, что все на одном привале спали мёртвым сном.

Только через два дня Файзи подобрали пастухи и по его просьое отвезли в Курусай.

Старый Шакир Сами всячески пытался отвлечь сы­на от тревожных дум.

—  Смотри, какая у тебя внучка. Смотри, какая сно­ха, — говорил  он. — Сноха недаром зовётся — успокаи­вающая сердце — Дильаром, — пытался  шутить Шакир Сами.

Но даже и эти благосклонные слова вызывали толь­ко вспышку мрачного огня в глазах молодой женщины.

Каждую свободную минутку Дильаром проводила с маленькой Насибой. Она молча подходила к Шакиру Сами, молча обжигала мрачным взглядом и так же молча отбирала у него дочь. Старик первоначально пытался протестовать, просить, даже прикрикивать, но что с ней поделаешь? Если бы она хоть спорила, тут можно было бы грозно распорядиться. Но Дильаром безмолвно подхватывала ребенка на руки и исчезала с ним.

Как-то обиженный Шакир Сами пожаловался сыну на Дильаром, и Файзи долго смеялся, прижимая руки к груди и стараясь сдержать приступ кашля, чтобы не разбередить плохо заживающую рану. Как! Отец! Зна­ток наук внешнего и внутреннего значения, властный председатель ревкома, сам Шакир Сами, слово которо­го — закон не только для домочадцев, но и для всего селения Курусай, склонил голову перед молоденькой Дильаром, девчонкой, безответной женой внука? Да мыслимо ли такое в добропорядочной семье мусульма­нина!

—  Послушание — корень счастья, — говорил он, всё ещё улыбаясь. — А она послушна ведь?

—  Видишь, сын, она смотрит так мрачно, — оправ­дывался старый хисо-бчи. — И потом, если её начать учить, крик поднимется. Крошка Насиба напугается.

Файзи обещал поговорить со снохой.

—  Почему ты всё молчишь? — начал он издалека, когда Дильаром при-шла, по обыкновению, покормить его.

—  В словах моих — яд! — коротко бросила молодая женщина и так гля-нула на Файзи, что ему стало не по себе.

—  Но почему же?

—  Отец, вам лучше не заглядывать в мою душу.

Слова эти прозвучали у Дильаром стоном.

—  Дочь моя, ты молода, красива, здорова. Иргаш тебя любит...

—  О, печень у меня сгорела, — заговорила Дильа­ром, вцепившись себе в волосы и раскачиваясь. — Кра­сота! Лучше бы я согнулась в корягу, лучше б у меня уши торчали в разные стороны, лучше б зубы у меня выщербились, волосы стали б соломой, а шея почерне­ла и сморщилась, лучше б я охромела, — чем дотронул­ся б до меня ещё раз Иргаш...

—  Женщина, как можешь ты говорить плохо о сво­ём  муже! — рассердился Файзи. — Он сын мой, воспи­танный мною в добром законе.

—  И в глаз, который берегут, тоже сор попадает, — резко сказала Дильаром, — извините меня, отец!

Она убежала, оставив Файзи думать всё, что ему угодно. Он посоветовался с отцом.

—  Она... гм... гм... затаила обиду на внука моего и твоего сына Иргаша.

—  Но почему?

—  Женщина она... гм, гм... молодая. Так сказать, кровь у неё просит мужниной ласки, а Иргаш пропал, не приезжает.

Но такое объяснение не удовлетворило Файзи. Воро­чаясь с боку на бок в бессоннице, вызванной жаром, он думал ночами о странных словах Дильаром. Файзи да­же стал склонен полагать, что Дильаром знает, где Иргаш и что он делает.

—  Ффу, —  сел он на постели, — неужели Иргаш... неужели этот проклятый турок говорил правду?.. Вот почему Иргаш точно в камень разверзшийся    ушёл... Дильаром! Дильаром, иди сюда.

Но когда он прямо задал вопрос Дильаром, она только вскинула изумлённо на него ресницами:

—  Ничего не знаю... И где ваш сын сейчас, не знаю... И... — она уже стояла на пороге. — И знать не желаю... Плохому и ночь тёмная и день тёмный...

Она зло блеснула глазами и выбежала из комнаты, оставив Файзи в полном смятении.

Одно время Файзи почувствовал себя словно полег­че и начал выходить из дома, опираясь на отцовский посох. Всё чаще к нему приезжали командиры из его отряда посоветоваться, обсудить положение. День и ночь около дома стучали копыта, слышалось ржание коней. Чем более приближался день отъезда, тем ожив­лённее становился Файзи, тем скупее на слова делался старый хисобчи Шакир Сами.

Чтобы приучить ноги к ходьбе, Файзи часто ходил вниз в Курусай. Однажды он спускался по тропинке и услышал голоса. Он сразу узнал их: нежно и весело щебетала Насиба, громко говорила Дильаром. Файзи сразу же остановился, так  поразили  его  слова  снохи. Она, видимо, ласкала дочку и беседовала с ней, как со взрослой.

—  Бедненькая моя, и зачем только родилась ты от такого изверга...

Девочка смеялась, ничего не понимая, конечно, и ле­печа что-то о камешках, а Дильаром продолжала:

—  Где твое, Дильаром, счастье, Рустам! Мой Рус­там. Умерло твое счастье, Дильаром. Но, доченька, ты не думай, что я меньше люблю тебя. А был бы другой отец, ещё больше любила бы тебя, козочка ты моя.

Голоса становились всё тише. Видимо, Дильаром с дочкой удалялись.

Не желая унижаться, Файзи не бросился за ними, а повернулся и медленно пошёл вверх по тропинке...

Снова у него заболело сердце. Снова всё недавнее прошлое всплыло в соз-нании.

«Так вот в чём дело! Дильаром и Рустам! Дильаром не может забыть Рустама! Но... Иргаш...»

Ведь Дильаром стала женой Иргаша после того, как Рустам, её наречённый жених... погиб... Нет, здесь кроет­ся целая тайна: любовь Дильарам к Рустаму, нена­висть к Иргашу. Нет, он не найдёт себе покоя, пока не узнает всё о Рустаме. С новой силой в Файзи пробуди­лись мучительные воспоминания, к боли в сердце при­мешалась вновь вспыхнувшая острая боль в ране, и он едва доплелся до дома. Он упал на постель и толь­ко бормотал: «Где Дильаром, где она?» Едва молодая женщина вернулась, Файзи потребовал:

—  Почему мой сын Иргаш не угоден тебе?

Вопрос застал Дильаром врасплох. Она прижала к груди испуганно поводящую глазками Насибу и заби­лась в угол. На все вопросы Дильаром не откликалась и только глаза её горели упрямым огнем.

Надо сказать, что Файзи в гневе позволил себе не­достойные выражения. Он вёл себя, как уличный тор­гаш, а не как подобало уважающему себя мужчине. Он кричал, взмахивая руками, и напугал Насибу так, что она начала громко плакать.

Кряхтя и ворча, в комнату ворвался Шакир Сами.

—  Возьмите, дедушка, возьмите несчастную, — вскрикнула Дильаром, — один вы её любите.

Она нежно прижала девочку к себе, покрыла её поцелуями и передала старому хисобчи. Затем она повер­нулась к Файзи:

—  Я знаю, я достойна смерти. Можете потом убить меня, но я скажу. Всё скажу.

Уронив голову на подушку, Файзи молча смотрел на неё. Молчал и Шакир Сами, в привычных его руках девочка затихла и только таращила совиные глазки.

Тихо, чуть слышно Дильаром сказала:

—  Вы отец. Вы отец и Рустама и Иргаша. Они ваши сыновья. Но Рустам хороший, а Иргаш... в Иргаше — скопище зла. — И вдруг она закричала, как кричит пла­кальщица над трупом умершего:

—  Подлый Иргаш,  даис  Иргаш, братоубийца Ир­гаш! Будь он проклят. И я проклята потому, что роди­ла от него. Бедняжка Насиба. Проклятие на ней, кровь братоубийцы на ней. Лучше я закопала бы её живьем в землю...

Чёрная, ощутимо тяжёлая пелена, как в те дни в Бухаре, поднималась откуда-то из глубины сознания Файзи: «Закопаю её живьем». «Закопан живой... Он, Рустам!»

Файзи сорвался в крике:

—  Негодная собака! И ты смеешь говорить такие слова...

Что-то душило Файзи, и будь у него силы, он ударил бы молодую женщину. Увы, он не был ангелом и, как говорится в старой сказке, он не был сотворён из мускуса и амбры. Он был простой рабочий человек, выросший в лишениях и несчастиях, и он приобрел бла­городство в борьбе за счастье таких же, как он, уни­женных и оскорбленных... Занесённая рука над этой покорной, вздрагивающей несчастной замерла в возду­хе. И хоть он ненавидел сейчас Дильаром, но не уда­рил её... Иргаш! Рустам! Сыновья... И она смеет... Нет! Не мужчина тот, кто бьет слабых. Но пусть не стоит она здесь... пусть уйдёт!

—  Я говорю правду... Я всё знаю... Я ненавижу Ир­гаша.