Дмитрий Мамин-Сибиряк - Сократ Иваныч

• Название: Сократ Иваныч
• Автор: Дмитрий Мамин-Сибиряк
• Издательство: "Правда",
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1958

МАМИН, Дмитрий Наркисович, псевдоним — Д. Сибиряк (известен как Д. Н. Мамин-Сибиряк) (25.Х(6.XI).1852, Висимо-Шайтанский завод Верхотурского у. Пермской губ.- 2(15).XI.1912, Петербург) — прозаик, драматург. Родился в семье заводского священника. С 1866 по 1868 г. учился в Екатеринбургском духовном училище, а затем до 1872 г. в Пермской духовной семинарии. В 1872 г. М. едет в Петербург, где поступает на ветеринарное отделение Медико-хирургической академии. В поисках заработка он с 1874 г. становится репортером, поставляя в газеты отчеты о заседаниях научных обществ, В 1876 г., не кончив курса в академии, М. поступает на юридический факультет Петербургского университета, но через год из-за болезни вынужден вернуться на Урал, где он живет, по большей части в Екатеринбурге, до 1891 г., зарабатывая частными уроками и литературным трудом. В 1891 г. М. переезжает в Петербург. Здесь, а также в Царском Селе под Петербургом он прожил до самой смерти.

---

— Нет, уж это вы позвольте… — вступился Сократ Иваныч, забываясь, что перебивает «самого».

— Позвольте досказать… — мягко остановил его Павел Иннокентич. — Для чего обманывать себя? Наступает эпоха железного голода самих заводчиков, то есть на Урале. Пока мы не создали себе счастливых конкурентов на юге, мы были в цене, как единственные производители железа, а теперь роль переменилась. Но это еще цветочки, а ягодки впереди, — нашим конкурентом явится вся Сибирь, которая до сих пор служила для нас рынком. Мы потеряли все до одного южные рынки, а сейчас теряем Сибирь…

Павел Иннокентич говорил совершенно спокойно, продолжая чистить ногти. Сократ Иваныч хотел что-то возразить, но был остановлен.

— Позвольте, я доскажу свою мысль… Мне кажется, что мы упустили удобный момент, когда можно было продать заводы.

— Продать?! — в ужасе спросил Сократ Иваныч, не веря собственным ушам.

— Да, продать, — ответил спокойно Павел Иннокентич, не глядя на Сократа Иваныча. — Страшного ничего в этом нет… Вещь самая обыкновенная. Конечно, продать не так, как продают лошадь, а предварительно устроить акционерную компанию и т. д. Понимаете?

— Но ведь заводы посессионные, Павел Иннокентич?

— Вот в том-то и дело… Это тормозит развитие настоящего русского железного дела, и в этом смысле мы должны были действовать сейчас же после эмансипации, когда всякий мужик получил землю. О, тогда была эпоха широких экономических перспектив, а для государства каких-то несчастных тридцать миллионов десятин — пустяки…

— Совершенные пустяки, — подтвердил Мирович, раскуривая сигару.

Сократ Иваныч хотел что-то опять возражать, но у патрона явился сонный вид, и аудиенция кончилась.

— В другой раз как-нибудь мы кончим беседу, — заявил он, щупая свои виски. — Да, в другой… У меня невралгия.

Это была принятая им манера избавляться от надоедливых людей. Когда дверь за Сократом Иванычем затворилась, Павел Иннокентич понюхал какого-то спирта, улыбнулся и весело проговорил по-французски:

— Что я такое говорил сейчас этому старому дураку?

— Ничего, все правильно, — успокоил его Мирович. — Необходимо его подтянуть с первого раза… В сущности, в нем сейчас столько же нужды, сколько в гнилом зубе, который только мешает.

III

Сократ Иваныч вернулся домой в совершенно оглушенном виде, точно его ударили обухом по голове. Он понял теперь, почему Мирович говорил, что его песенка спета. Да, все было кончено. Вероятно, его место при новом владельце и займет вот этот самый прохвост Мирович. А сколько было трудов, хлопот, неприятностей, чтобы Мутновы получали с заводов свой миллион дохода. Сократ Иваныч в буквальном смысле выжимал его из заводов, высчитывая каждую копейку. Он был предан безгранично своим владельцам, сохранял в крови то крепостное право, в котором родился. Это был добровольный раб, не щадивший ничего, чтобы только возвеличить своих патронов.

И вдруг — нет ничего, точно оступился в яму.

— Продать заводы… акционерная компания… — бормотал Сократ Иваныч, шагая по своему кабинету.

Старик понимал, что ему незачем самому идти к новому владельцу и что нужно выждать время, когда он одумается и сам его призовет. Конечно, призовет… В этом случае Сократ Иваныч, — нужно отдать ему справедливость, — меньше всего думал о самом себе. Что ему — есть у него и свой домишко на Петербургской стороне, за который по случаю заплачено семьдесят тысяч, есть дача в Павловске, есть на черный день и маленькие деньжонки — тысчонок триста. Детей у него не было, а была только одна жена Анфуса Даниловна, из своих, уральских. Для двоих за глаза всего хватит.

«Ничего мне не нужно, — с тоской думал отвергнутый патроном старик. — А для заводов мог бы поработать, и еще вот как поработать… Да, куда угодно пошел бы к другим заводчикам, и сейчас бы назначили тысчонок тридцать в год».

Но разве можно изменить Мутновым? Сократ Иваныч не мог себе представить, как заводское дело могло идти без его руководства. Конечно, стоит ему только уйти, как все пойдет через пень колоду. Земля-то ведь под заводами, в сущности, казенная, и заводское население давно хлопочет о наделе. И дадут наделы… Тогда Павел Иннокентич вот как вспомнит Сократа Иваныча… Придет да еще в ножки поклонится. А теперь какой разговор: продать!

Целый месяц Сократ Иваныч ждал, ждал и думал и, наконец, придумал. Это было утром. За утренним чаем он несколько раз повторял:

— Железный голод… хе-хе! Вот я вам покажу, какой бывает железный голод… да-с.

Жена смотрела на него удивленными глазами, ничего не понимая. Она вообще ничего не понимала в его делах да и не интересовалась ими.

— Чему ты радуешься-то? — спросила она.

— А радуюсь, потому что весело… хе-хе!.. Придумал одну веселенькую штучку… Только я к этому форсуну, Павлу Иннокентичу, не пойду. Шалишь… Вот тебе хомут и узда, а я тебе не слуга.

Сократ Иваныч наскоро оделся и отправился к старому барину, у которого уже не был давненько. Больной, конечно, был дома, забытый всеми. Домашний врач еще спал, и Сократ Иваныч вошел без доклада. Больной сидел в раздвижном кресле и даже не посмотрел, кто вошел в комнату.

— Голубчик, Иннокентий Павлыч, ведь это я… — говорил Сократ Иваныч, трогая его за плечо.

Больной повернулся к нему лицом и забормотал:

— Пэ-пэ-пэ!..

— Да, да, я самый!..

Придвинувшись совсем близко и оглядевшись осторожно кругом, Сократ Иваныч заговорил, быстро роняя слова:

— А ведь я придумал штуку, Иннокентий Павлыч. Теперь, значит, крышка всем этим южнорусским заводчикам. Будет, поиграли… Пора и честь знать.

Больной проявил желание подремать, и его голова свесилась на один бок, но Сократ Иваныч взял его за плечо и заставил слушать.

— Пэ-пэ-пэ! — уже сердито бормотал он, напрасно стараясь освободиться.

— Совершенно верно-с, Иннокентий Павлыч, изволили выразиться: мы им пропишем пэ-пэ!.. И как просто все… — Он придвинулся еще ближе и прошептал больному на ухо: — Ведь Россия для русских… да? Мы этих южнорусских заводчиков и заставим принять православие, да чтобы по два раза в год каждый говел… Так-с? Народ все упрямый, ну, они и уберутся в свою заграницу, как тараканы из нетопленной избы…

В дверях стоял доктор и отчетливо слышал все, хотя Сократ Иваныч и говорил шепотом.

«Ну, и этот готов», — думал он, поднимая брови.

1899

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые опубликована в газете «Уральская жизнь», 1899, No№ 70, 74, 77. Включена автором в состав «Сибирских рассказов» в 1905 году. Печатается по тексту: «Сибирские рассказы», т. II, М., 1905.

Глава является частью неосуществленного замысла, перекликающегося с крупнейшими произведениями Мамина-Сибиряка о горнозаводском Урале («Приваловские миллионы», «Горное гнездо» и др.). Образы заводовладельцев Мутновых принадлежат к той же группе, что Приваловы в «Приваловских миллионах», Лаптевы в «Горном гнезде»; сходно изображается и окружающая заводских магнатов клика. Так, образ самого Сократа Ивановича есть, несомненно, дальнейшее развитие образа Родиона Антоныча Сахарова из «Горного гнезда»; упоминаемая в главе заслуга Сократа Ивановича по составлению уставной грамоты, сама кличка Ришелье — все это восходит к соответствующим страницам «Горного гнезда» (ср. слова Раисы Павловны в «Горном гнезде» о Сахарове: «… нет, это положительно Ришелье»). С проблематикой «Горного гнезда» перекликается и тема «железного голода», связанного с хищническим хозяйствованием уральских заводопромышленников.

Стр. 269. После эмансипации — то есть после отмены крепостного права в 1861 году.