Игнатий Потапенко - Переписка А. П. Чехова и И. Н. Потапенко

• Название: Переписка А. П. Чехова и И. Н. Потапенко
• Автор: Игнатий Потапенко
• Жанр: Биографии и Мемуары

Игнатий Николаевич Потапенко — незаслуженно забытый русский писатель, человек необычной судьбы. Он послужил прототипом Тригорина в чеховской «Чайке». Однако в отличие от своего драматургического двойника Потапенко действительно обладал литературным талантом. Наиболее яркие его произведения посвящены жизни приходского духовенства, — жизни, знакомой писателю не понаслышке. Его герои — незаметные отцы-подвижники, с сердцами, пламенно горящими любовью к Богу, и задавленные нуждой сельские батюшки на отдаленных приходах, лукавые карьеристы и уморительные простаки… Повести и рассказы И.Н.Потапенко трогают читателя своей искренней, доверительной интонацией. Они полны то искрометного юмора, то глубокого сострадания, а то и горькой иронии.

Произведения Игнатия Потапенко (1856–1929), русского прозаика и драматурга, одного из самых популярных писателей 1890-х годов, печатались почти во всех ежемесячных и еженедельных журналах своего времени и всегда отличались яркой талантливостью исполнения. А мягкость тона писателя, изысканность и увлекательность сюжетов его книг очень быстро сделали Игнатия Потапенко любимцем читателей.

---

И. H. ПОТАПЕНКО Переписка А. П. Чехова и И. Н. Потапенко

А. П. ЧЕХОВ И И. Н. ПОТАПЕНКО

Потапенко Игнатий Николаевич (1856–1929) — прозаик, драматург, фельетонист. Учился в Новороссийском университете и Петербургской консерватории. Начал печататься в 1881 году и скоро стал одним из самых популярных и плодовитых беллетристов. Автор воспоминаний «Несколько лет с А, П. Чеховым» (Чехов в восп., с. 307–363).

Чехов и Потапенко познакомились летом 1889 года в Одессе, П. А. Сергеенко привез Чехова к Потапенко на дачу; сближения не произошло. «Знакомство наше началось не с первой, а со второй встречи, — рассказывает Потапенко в своих воспоминаниях. — Первая же была что-то смутное. Я жил тогда в Одессе, писал в местных газетах, служил в городской управе. Моя прикосновенность к литературе была самая скромная: несколько повестушек, не остановивших на себе ничьего внимания… Поговорили о чем-то местном и случайном, и он уехал, должно быть пожалев о потраченном времени».

Когда в 1893 году Чехов и Потапенко снова встретились, они «точно в первый раз увидели друг друга». Чехов сообщал А. С. Суворину: «Выражение „бог скуки“ беру назад. Одесское впечатление обмануло меня. Не говоря уж об остальном прочем, Потапенко очень мило поет и играет на скрипке. Мне с ним было очень нескучно, независимо от скрипки и романсов» (7 августа 1893 г.).

Это было началом дружбы. Через полгода после второй встречи они перешли на «ты». Во время своих приездов из Мелихова в Москву Чехов останавливался на квартире у Потапенко. Потапенко был частым гостем в Мелихове; здесь он и писал, и пел, и легко включался в круг забот и трудов деревенской жизни. Разносторонне одаренный от природы, Потапенко, сын украинской крестьянки и сельского священника (в прошлом — корнета), выученик Петербургской консерватории, профессиональный литератор, прошел непростой жизненный путь.

В истории отношений Чехова с Потапенко много примет того, что им было вместе интересно и душевно просто я легко: летом 1894 года они отправляются в поездку по Волге и вместе по-школьнически убегают от надоевшего им П. А. Сергеенко, на ходу меняя маршрут; за границей в начале 1898 года Чехов нетерпеливо поджидает Потапенко; по возвращении в Россию и апреле 1898 года, не желая лишних встреч в Петербурге, Чехол сообщает о приезде только брату Александру и Потапенко. Критические моменты жизни отмечены их доверием друг к другу и открытостью. Именно к Чехову обращается Потапенко с просьбой о деньгах, когда надо сохранить в тайне и его поездку в Париж, и рождение у Мизиновой ребенка. Потапенко берет на себя цензурные хлопоты в связи с постановкой «Чайки» в Александрийском театре, и с ним же Чехов коротает время перед отходом поезда в Москву наутро после провала пьесы.

При всем этом Потапенко пишет в своих воспоминаниях; «Сближение наше шло очень медленно» — и не присваивает себе имени друга Чехова. Это говорит о том, что Потапенко отдавал себе отчет в истинной глубине внутреннего мира Чехова, который оставался во многом закрытым для окружающих; Потапенко обозначил дистанцию, которая отделяла Чехова от самых близких людей, и попытался найти ей объяснение: «Творческая работа Чехова чужого глаза совсем не переносила, и так как он творил всегда и даже в непосредственное соприкосновение с жизнью и с людьми вступал как-то особенно, по-своему, творчески, то ему нужно было прятать эту работу, и вот почему самые близкие люди всегда чувствовали между ним и собою некоторое расстояние. И потому я утверждаю, что у Чехова не было друзей». Таких проникновений в особенности личности Чехова в воспоминаниях Потапенко множество.

Близость их была, таким образом, особой. Большую роль в ней играла способность Потапенко вживаться в индивидуальность другого человека, высокий уровень понимания. И поэтому человек легкомысленный, до зрелого возраста «неопределившийся», по его собственному выражению, Потапенко мог понять и даже проанализировать противоположные черты характера — выдержку, твердость духа; писатель, известный своим «многописанием», он высоко ставил чеховское лаконичное искусство. Именно в письмах к Чехову Потапенко делает горькие признания: «Грустно, брат! В последнее время я совсем перестал заниматься литературой, а занимаюсь черт знает чем, чем-то вроде подделки кредитных билетов. Литература из меня исходит даже уже на кровью, а гноем… Фэ!» (письмо от 22 августа 1894 г. — ГБЛ).

Отношения Чехова и Потапенко были в общем устойчивыми и не знали осложнений. Даже роман Потапенко с Л. С. Мизиновой, хотя и вызвал у Чехова резкие слова по его адресу, не изменил их по существу.

Сохранились 8 писем Чехова к Потапенко и 69 писем Потапенко к Чехову.

И. Н. ПОТАПЕНКО — ЧЕХОВУ 5 февраля 1894 г. Москва

Твои томы, дражайший мой Антон, в переплете уже, но из этого не следует, что ты не приедешь в Москву до моего отъезда. В Обществе драматических писателей получил для тебя 272 р. и передал их Маше. От этого до трех тысяч далеко, и на кой черт тебе такая прорва? Но таки доехали с комфортом[1], но Гольцев открестился, а обеих взял Ремезов. Спал сегодня три часа, ибо вчера с Гольц и сестрами были в Эрмитаже, следовательно, вел себя как прилично сыну корнета, а не как писателю. А нынче целый день пишу очерк, который завтра имею несчастье читать в Словесности[2]. Немировича сейчас увижу в подготовительном заседании той же Словесности и скажу. Завтра Лавров именинник, и ему покупают какой-то подарок. Кажется, рискну присоединить твое имя, по пословице — маслом каши не испортишь.

Я в страдательном состоянии духа. Влюблен в Лиду[3], и толку — никакого. Радуюсь за Хину, потому что эти мерзавцы еще скорее забыли ее.

Кланяюсь всем носящим имя Чехова.

Твой И. Потапенко.

[4]

И. Н. ПОТАПЕНКО — ЧЕХОВУ 10(22) мая 1894 г. Париж

Paris, 10 mai.

Что за фантазии, милый Antonio, думать, что я — свинья?[5] Достаточно признавать, что я человек, чтобы ожидать от меня большего свинства, чем от самой жирной свиньи. Но нет, в моем поведении не было свинства вовсе. Мне тысячу раз хотелось написать тебе, но настроение все время было столь гнусное, что не хотелось портить тебе твой обед, это — единственное основание моего молчания. Сейчас мое настроение нисколько не лучше, но этому надо положить конец. Я беру метлу и гоню его к черту.

Решительно не понимаю, почему я сижу в Париже, а не в Орле, Твери, Москве, Серпухове. «Пустяки двигают нами», и никем так, как мной. Парижа я совсем не вижу, а вижу какие-то свиные рыла[6], как было с городничим. Что дал тебе Крым? Написал ли пиесу?[7] С моей пиесой глупая история. Она наследственным образом попала в петербургский комитет, на том будто бы основании, что я в Москве persona grata [8]. До сих пор не имею известий[9]. Твое описание мелиховской закуски и прочего тронуло меня до глубины души, и мне до смерти захотелось быть в Мелихове. Но пока что — посидим и в Париже. Здесь Яворская с Коршем, но я ее не видел, так как не могу здесь предложить ей ночлега в случае, если она не поладит с своим антрепренером.

У нас тепло, но только стало это сегодня, а то было холодно. Все цветет и зеленеет, но это до меня не касается.

Мое вечное перо, рекомендованное Сергеенкой, пишет невнятно, и потому я его бросаю и пишу обыкновенным. Если бы мне пообещали двести тысяч за то, чтоб я ответил на вопрос: что со мной будет завтра, то я не приобрел бы двухсот тысяч. Я думаю, другого такого неопределившегося человека, как я, нет в природе.

Здесь Эртель. Третьего дни был у меня. Прибыл без единого французского слова. На две недели и собирается в Лондон. Оказывается, что здесь также Репин, но не могу разыскать его.

Поклонись от меня своим старикам, поклонись Маше и Мише, а также Ивану Павловичу с супругой. Маше напишу. А ты, бога ради, напиши мне несколько строчек, только непременно Poste restante. Скоро я очищу свою душу и буду писать более здравые письма.

Крепко жму твою лапу.

Твой И. Потапенко.

P. S. Как здоровье Григория Александровича Мачтета? Лида поет вокализы.

[10]

И. Н. ПОТАПЕНКО — ЧЕХОВУ 17 (29) ноября 1894 г. Париж

17 ноября. 1894 г.

Внимай, Антон Павлович, тому, что я поведаю. Первое дело: держи мое местопребывание в весьма глубокой тайне, ибо так нужно. А второе — вот оно: попал я в тут-а-фе [11] отчаянное положение. Все посулившие бессовестно меня обманули, и я здесь дрожу от холода и прочих невзгод. Человеку, сидящему в теплом доме перед новоустроенным камином, это не вполне понятно, но художник должен вообразить. По каким делам я здесь, это трудно объяснить, а лучше не объяснять вовсе. Но выехать не могу, равно как и уплатить по некоторым счетам. И вот тебе задача: ежели имеются у тебя какие-либо ресурсы, на которые ты рассчитывал после 1-го декабря, а получить их можешь теперь, то сослужи службу, сбрось с себя деревенскую лень и съезди в Москву, возьми эти ресурсы, пойди в Лионский кредит [12] и соверши телеграфный перевод на мое имя[13] по следующему адресу: 60, rue des Mathurins, Paris, Potapenko.