Николай Лейкин - В гостях у турок

• Название: В гостях у турок
• Автор: Николай Лейкин
• Жанр: Русская классическая проза

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».

Глафира Семеновна и Николай Иванович Ивановы уже в статусе бывалых путешественников отправились в Константинополь. В пути им было уже не так сложно. После цыганского царства — Венгрии — маршрут пролегал через славянские земли, и общие братские корни облегчали понимание. Однако наши соотечественники смогли отличиться — чуть не попали в криминальные новости. Глафира Семеновна метнула в сербского таможенного офицера кусок ветчины, а Николай Иванович выступил самозванцем, раздавая интервью об отсутствии самоваров в Софии и их влиянии на российско-болгарские отношения.

---

— Бери билетами и серебромъ. Вѣдь это-же выгоднѣе, сказала мужу Глафира Семеновна и спросила мѣнялу:- А билеты вездѣ берутъ?

— Вездѣ, вездѣ, мадамъ. Какъ въ Россіи ваши кредитные билеты вездѣ ходятъ отлично, такъ точно здѣсь билеты сербскаго банка. Разумѣется, вамъ и билетами выгоднѣе платить. Я вамъ дамъ такъ: на десять рублей серебромъ, а на девяносто билетами, обратился мѣняла къ Николаю Ивановичу. И такъ, какъ вы мой соотечественникъ, то и серебро и билеты буду считать по 270 динаровъ за сто. Это я дѣлаю для того, что люблю русскихъ.

— Ну, давайте.

— Ѣданъ, два, три… началъ отсчитывать мѣняла, звеня серебряными динарами. — Седамъ, осамъ, деветъ… ѣданаестъ, дванаестъ… тринаестъ… двадесять, двадесять и ѣданъ, двадесять и два… Тутъ вотъ есть съ маленькаго дырочки, но въ Сербіи и съ дырочки серебряные динары ходятъ, сказалъ онъ и, отсчитавъ серебро, полѣзъ въ ящикъ прилавка за билетами.

Вскорѣ сербскія деньги были отсчитаны. Мѣняла далъ на два динара и цинковыхъ размѣнныхъ монетъ по двадцати, десяти и пяти пара, объяснивъ, что въ динарѣ содержится сто пара.

— Какъ во Франціи во франкѣ сто сантимовъ, сказала Глафира Семеновна. — Понимаемъ.

— Да вѣдь динаръ тотъ-же франкъ, но только сербскій. Здѣсь французскова система, кивнулъ мѣняла. — А теперь, если вы любитель старинныхъ монетъ, не желаете-ли вы купить у меня самаво рѣдкова монетъ отъ Бизанцъ?.. обратился онъ къ Николаю Ивановичу. — Есть отъ императоръ Теодосій, есть отъ Константинъ.

— Нѣтъ, нѣтъ. На кой онѣ мнѣ шутъ!

— Для своего русскаго соотечественникъ я дешево-бы продалъ.

— Богъ съ ними. Прощайте. Поѣдемъ, Глафира Семеновна, сталъ звать жену Николай Ивановичъ.

— Постойте трошечки, ваше превосходительство, удержалъ его еврей. — Тогда часы англійскова съ музыкой не хотите-ли купить?

— Не надо. Ничего не надо, махнулъ рукой Николай Ивановичъ.

— А то самый древній кадильнаца есть отъ Бизанцскій царства?

— Нѣтъ, нѣтъ. Не затѣмъ пріѣхали.

— Да вы посмотрите прежде. Такова кадильница въ парижскомъ музеумъ нѣтъ!

И еврей-мѣняла вытащилъ изъ-подъ прилавка какую-то рѣшетчатую серебряную чашку съ крышкой и съ изображеніемъ на ней креста.

— Спасибо, спасибо. Мы пріѣхали не покупать, а погулять. Пойдемъ, Глаша!

Николай Ивановичъ направился къ двери.

— Но вы посмотрите хоть, каково у меня перстень есть съ большого аметистъ отъ царь Палеологъ, загородилъ ему дорогу еврей-мѣняла.

— Спасибо, спасибо. Мы путешественники, а не собиратели рѣдкостей.

— Тогда, можетъ быть, для мадамъ сшить чего не надо-ли? Моево жена портниха и по послѣднево парижскаво мода шьетъ. Ривке! Да что-же ты стоишь! Покажи благороднова дамѣ своя работа, — крикнулъ еврей-мѣняла на свою жену.

Та бросилась было въ комнату за лавкой, но Глафира Семеновна крикнула ей:

— Не трудитесь показывать! Я всѣ наряды въ Вѣнѣ для себя закупила.

Супруги вышли на улицу съ экипажу. Еврей-мѣняла выскочилъ за ними, усадилъ ихъ въ экипажъ и сталъ разспрашивать о чемъ-то возницу по-сербски.

— Трогай! крикнулъ Николай Ивановичъ возницѣ. — Айда!

Лошади помчались. Еврей-мѣняла покачалъ головой и крикнулъ:

— Ай, какова вы экономный генералъ!

При словѣ генералъ Николай Ивановичъ самодовольно улыбнулся.

— Вотъ неотвязчнывй-то жидюга! — сказалъ онъ женѣ. — А удивительное дѣло, Глаша, что за границей меня многіе за генерала принимаютъ. Должно быть моя физіономія…

— Брось… махнула ему рукой Глафира Семеновна. — Ты видишь, что еврей тебѣ льститъ, въ душу влѣзаетъ, а ты ужъ сейчасъ и за настоящую монету принимаешь. Ну, однако, я ѣсть хочу. Надо отыскать какой-нибудь ресторанъ, перемѣнила она разговоръ.

— Да и у меня въ животѣ словно кто на контрбасѣ играетъ, отвѣчалъ супругъ и приказалъ возницѣ:- Братушка! Теперь вези насъ въ ресторанъ. Но чтобы добре ресторанъ, самый добре… Понимаешь?

— Есте, есте, господине. Добре гостіоница треба, отвѣчалъ возница, погоняя лошадей.

Проѣхавъ двѣ улицы, Глафира Семеновна увидала еще двухъ нарядно одѣтыхъ дамъ и дѣвочку и раскритиковала ихъ накидки, будто-бы ужъ старомодныя. Наконецъ, возница завернулъ за уголъ и остановилъ лошадей около бѣлаго каменнаго дома.

— Эво гостіоница… сказалъ онъ.

Въ окнахъ нижняго этажа виднѣлись сидѣвшіе за столами усатые и бородатые мужчины.

— Смотри, братушка, добре-ли этотъ ресторанъ? проговорилъ Николай Ивановичъ возницѣ.

— Наиболій (т. е. лучшій) ресторанъ, господине. Излазти (т. е. входите).

Супруги вышли изъ экипажа и вошли въ ресторанъ.

Ресторанъ представлялъ изъ себя большую комнату со стойкой, за которой стоялъ совсѣмъ бѣлокурый человѣкъ съ рѣденькой бородкой и представлялъ изъ себя рѣзкій контрастъ съ сидящими за столиками смуглыми и черноволосыми, какъ вороново крыло, мужчинами. На стойкѣ стояли двѣ запыленныя искусственныя пальмы въ горшкахъ, а среди нихъ помѣщалась группа бутылокъ, лежали на тарелкахъ оливки и копченая рыба, а также стоялъ пивной боченокъ на подставкахъ, окруженный пивными стаканами. Накурено было до невозможности. Въ сторонѣ помѣщался французскій бильярдъ безъ лузъ и два человѣка, одинъ коротенькій въ гороховомъ пиджакѣ, а другой длинный въ сѣромъ пиджакѣ, играли на немъ карамбольную партію. Мужчины за столиками больше пили пиво или сидѣли за маленькими чашками кофе, чѣмъ ѣли. За двумя столами играли въ карты.

— Да это портерная какая-то, сказала Глафира Семеновна и остановилась, не зная, идти-ли дальше, но къ супругамъ подскочилъ бѣлокурый человѣкъ, выскочившій изъ-за стойки, и заговорилъ по-нѣмецки:

— Битте, мадамъ, битте, мейнъ герръ… (т. е. пожалуйте, пожалуйте).

— Дасъ истъ ресторанъ? спросила Глафира Семеновна.

— О, я, мадамъ, о, я… Битте…

— Ессенъ-то гутъ здѣсь? въ свою очередь задалъ вопросъ Николай Ивановичъ, мѣшая русскія и нѣмецкія слова.

— Аллесъ васъ нуръ иненъ гефелигъ… (т. е. все, что вамъ угодно).

И бѣлокурый человѣкъ сталъ усаживать супруговъ за столикъ.

— Митагъ-то есть у васъ? Хабензи? сказалъ бѣлокурому человѣку Николай Ивановичъ.

— Нѣтъ, нѣтъ. Не стану я ѣсть митагъ (т. е. обѣдъ), перебила его Глафира Семеновна и отдала, приказъ:- Бульонъ и бифштекъ…

— О, я, мадамъ, поклонился блондинъ.

— Ну, а я съѣмъ чего-нибудь эдакаго сербскаго, посербистѣе, проговорилъ Николай Ивановичъ. — Надо-же сербскую кухню попробовати. Гебензи карте.

Блондинъ придвинулъ ему карту и отошелъ къ себѣ за стойку, приставивъ къ супругамъ черномазаго слугу въ свѣтломъ запятнанномъ пиджакѣ и въ зеленомъ калинкоровомъ передникѣ.

Николай Ивановичъ сталъ разсматривать карточку, какъ вдругъ надъ его ухомъ раздался возгласъ:

— Сретьянъ данъ (т. е. добрый день)! Велику радость има видѣть васъ, господине и мадамъ.

Передъ супругами стоялъ брюнетъ въ очкахъ, сосѣдъ ихъ по вагону, и улыбался, скаля бѣлые зубы.

XV

Супруги привѣтствовали, въ свою очередь, брюнета въ очкахъ. Онъ подсѣлъ къ ихъ столику и началъ разспрашивать, довольны-ли они Бѣлградомъ, гостинницей, гдѣ остановились.

— Ничего, отвѣчалъ Николай Ивановичъ. — На нашъ Ярославль вашъ Бѣлградъ смахиваетъ, только тамъ все-таки оживленнѣе на улицахъ.

— На Ярославль? Гмъ, гмъ… какъ-бы обидѣлся брюнетъ и поправилъ золотыя очки на глазахъ.

— Да, да, — подхватила Глафира Семеновна. — А вы намъ сказали, что Бѣлградъ — маленькая Вѣна. Вотъ ужъ на Вѣну-то нисколько не похожъ. Скажите, и отчего такъ мало публики на улицахъ? Чистой публики… Въ особенности дамъ, спросила она брюнета.

— Мало публикумъ? О, это простой день. Данаске петокъ (т. е. сегодня пятница), а молимъ васъ посмотрѣть, сколько публикумъ въ праздникъ, въ неджеля (т. е. въ воскресенье)!

— Но дамъ, дамъ отчего на улицахъ совсѣмъ не видать — вотъ что насъ удивляетъ, сказалъ Николай Ивановичъ.

— О, наши дамы… Какъ это по-русски? Наши дамы — добри хозяйки. Наши дамы съ свои дѣти… разсказывалъ брюнетъ, мѣшая русскія и сербскія слова и ломая послѣднія умышленно, будто-бы для удобопонятности.

Тоже дѣлалъ и Николай Ивановичъ.

— Однако, что-же я обѣдать-то себѣ не закажу! спохватился онъ. — Вотъ что, господинъ, братъ-славянинъ, обратился онъ къ брюнету въ очкахъ. — Молимъ васъ, скажите, какое-бы мнѣ сербское кушанье себѣ заказать? Только такое, чтобы оно было самое сербское.

— Србски? Есте, есте. Это листья отъ грозде съ фаршъ отъ овечье мясо и соусъ отъ лукъ.

— Это значитъ, виноградные листья съ бараньимъ фаршемъ. Грозде — виноградъ.

— Есте, есте. Ее… указалъ брюнетъ на кушанье, значащееся въ картѣ.

— Добре, добре… Такъ вотъ мы и закажемъ. Кельнеръ! Два бульонъ, два бифштексъ и одну порцію вотъ этого сербскаго добра. Тащи! отдалъ Николай Ивановичъ приказъ стоявшему около него слугѣ въ зеленомъ передникѣ и тотчасъ-же ринувшемуся исполнять требуемое. — А вино? Есте какое нибудь сербское вино? спросилъ онъ брюнета въ очкахъ.