Леопольд Захер-Мазох - Сочинения

• Название: Сочинения
• Автор: Леопольд Захер-Мазох
• Жанр: Эротика

В книгу «Сочинений» скандально известного австрийского писателя Леопольда Захер-Мазоха вошли три наиболее известных его произведения: «Венера в мехах», «Губительница душ», «Странник». Впервые в мировой литературе Захер-Мазох описал феномен психологической и сексуальной жизни, названный впоследствии его именем, — мазохизм. Демонические женщины Захер-Мазоха осознанно или бессознательно проповедуют эстетику наслаждения через мучения. В своих произведениях Захер-Мазох предвосхитил теорию открытия психоанализа и художественные откровения декаденса.

Произведения Захер-Мазоха переводились на многие европейские языки и издавались большими тиражами. Особенно популярен он был во Франции. Его творчество высоко оценивали Эмиль Золя, Гюстав Флобер, Альфонс Доде, Александр Дюма и др. В 1886 году президент Франции вручил Захер-Мазоху орден Почётного легиона.

---

Действительно, девушка в эти последние дни расцвела, как майская роза. Неудивительно: впервые в жизни она была влюблена. Это чувство оживило ее, придало всему ее существу еще большую прелесть. Теплая, напитанная запахом цветов атмосфера комнаты, слабый свет лампы под зеленым абажуром, белое платье с голубыми бантами, хорошенькие ножки в голубых бархатных туфлях — все это производило на влюбленного юношу чарующее впечатление. Долго любовался он красавицей и наконец спросил:

— Любишь ли ты меня?

— Люблю, — отвечала Эмма тоном, уничтожавшим всякое сомнение, — тебя одного, и никого никогда больше любить не буду.

— Дорогая моя, ты согласна стать моей женой?

— Да… но не теперь, а со временем.

— Почему же?

— Для супружеского счастья недостаточно одной любви… быть может, мы не сойдемся характерами… А чтобы изучить друг друга, потребуется немало времени. Нельзя, закрыв глаза, броситься в бурный водоворот жизни. Он увлечет нас, а куда?.. Этого мы не знаем.

— Куда? — в раздумье повторил Казимир. — Это и есть главная загадка человеческой жизни. Я не ошибусь, если скажу: в могилу! Не правда ли?

Эмма вздрогнула и побледнела.

— О, нет! — с трудом произнесла она, и губы ее задрожали. Казимир обнял ее за талию, и она прибавила чуть слышно: — Прошу тебя, не прикасайся ко мне.

Юноша в изумлении взглянул на нее, как бы желая разгадать, что значат эти слова, но это ему не удалось. Эмма поспешила переменить тему разговора.

— Я еду завтра верхом в село Мешково, — сказала она, — не проводишь ли ты меня?

— В такой мороз?.. Впрочем, как тебе угодно.

За чаем молодые люди говорили о политике, о театре, о киевских студентках. Когда они наконец расстались, было уже совсем поздно. Казимир не заметил, что когда он спускался по лестнице, какая-то женщина внимательно следила за ним, стоя на площадке.

— Ты видела его? — спросила Эмма, когда Рахиль вошла в гостиную.

Еврейка утвердительно кивнула головой.

— Узнаешь его при случае?

— Такие черты лица, как у этого барина, нелегко забыть.

— Слушай же: ты и твои люди должны следить за каждым его шагом и обо всем ежедневно докладывать мне.

— Будет исполнено.

— Нет ли чего-нибудь новенького?

— Вы увидите в Мешкове нашего апостола. Скажите ему, что частный пристав Бедросов делал обыск в шинке и допрашивал меня. Он спрашивал, часто ли бывал у меня Пиктурно и не встречался ли он в моем заведении с какой-то дамой.

— Что же ты ему отвечала?

— Я отвечала, что Пиктурно был влюблен в меня по уши и бывал очень часто, но никогда не назначал в шинке свиданий другим дамам.

— Хорошо. Впредь надо быть осторожнее.

— Понимаю… Мне грозит такая же опасность, как и вам. Прощайте, барышня, спокойной ночи.

На следующий день рано утром Эмма и Казимир отправились в село Мешково.

— Чудный день! — воскликнула девушка, садясь на лошадь.

— Но очень холодно.

— Скорость согреет нас: за городом можно пустить лошадей в галоп.

Эмма Малютина была в самом веселом расположении духа. Проезжая по городу, она любовалась роскошными магазинами и, как ребенок, хохотала, глядя на евреев в долгополых кафтанах, которые, словно стая ворон, сновали взад и вперед по улицам. За городом она дала волю своей лошади и с быстротой молнии помчалась по дороге, блестевшей, как серебряная лента под утренними лучами солнца. По пути повстречалась им едущая на розвальнях баба, и Эмма вдруг высказала свое странное мнение о русских женщинах.

— С первого взгляда они кажутся одалисками, в сущности же они скифские амазонки, неутомимые, неустрашимые и жестокие создания.

Подъезжая к усадьбе села Мешково, девушка объявила, что пробудет здесь до вечера, и попросила подождать ее в шинке.

— Хорошо, — ответил Ядевский и спросил, издали увидев на дворе мужчину, закутанного в шубу: — Что это за человек? Он ждет тебя?

— Это священник… Не расспрашивай меня… Прощай.

Казимир отправился в шинок, а Эмма подошла к апостолу и сказала:

— Я приехала сюда по твоему приказанию.

— Пойдем в дом, и дай мне отчет по делу, которое на тебя возложено, — сухо ответил апостол.

Он привел ее в комнату, слабо освещенную лампой под красным абажуром и заставленную массивной старинной мебелью, сел в кресло и приступил к допросу. Умное красивое лицо его рельефно выделялось на темном фоне обоев, ноги покоились на пушистой медвежьей шкуре; на пальце, как крупная капля крови, блестел огромной величины рубин. Девушка, стоя, рассказывала ему о своих делах.

— Не ожидал я такого быстрого и благоприятного результата, дочь моя, — с благосклонной улыбкой заметил апостол, выслушав рассказ Эммы. — Но теперь мы должны быть очень осторожны. — Ты хочешь еще что-нибудь поведать мне? — прибавил он после минутного размышления.

— Ты угадал, святой отец, — прошептала юная грешница, — ты заглядываешь в самые сокровенные глубины человеческого сердца… и я не смею таиться от тебя…

— Ты желаешь исповедаться?

Эмма упала на колени и горько заплакала.

XXIV. Исповедь

— Расскажи мне, что обременяет твою совесть? — кротким мягким голосом начал апостол, кладя свою холеную руку на поникшую голову кающейся.

— Я великая грешница.

— Не заблуждаешься ли ты, дочь моя? Расскажи мне откровенно все, что лежит на твоей совести.

— Я люблю, — прошептала Эмма и еще ниже склонила голову, трепеща как преступница, ожидающая смертного приговора.

— Это было мне известно еще тогда, когда ты сама об этом не подозревала.

— Грех мой так велик, что я готова искупить его моей смертью, если ты это прикажешь.

— Я не имею права ни осудить, ни наказать тебя, потому что ты не сделала ничего дурного. На земле все происходит по воле Божией, и мы должны ей повиноваться. Пути провидения неисповедимы! Ты не жаждала этой любви, она овладела тобой независимо от твоей воли. Ты считаешь это чувство пагубным, ты борешься против него всеми силами и не ожидаешь в будущем ничего, кроме скорби. Смею ли я наказывать тебя за такую любовь? Она послана тебе Богом неизвестно с какой целью… Покорись же Его премудрому всемогуществу, дитя мое, а я, смиренный раб Божий, именем Его отпускаю тебе этот грех.

— И позволяешь мне любить Казимира?

— Позволяю.

— Но он требует, чтобы я сделалась его женой… До сих пор я не соглашалась под различными предлогами… Научи, что мне делать?

— Догматы нашего верования не запрещают вступать в брак.

— Нет, мне этого мало… Скажи, разрешаешь ли это ты?.. Мне необходимо твое благословение. Я готова повиноваться твоему приказанию, как бы жестоко оно ни было.

— Поступай по влечению твоего сердца, дочь моя. Стань женой любимого человека и постарайся спасти его душу.

— Я это сделаю.

— Свято исполняй возложенные на тебя обязанности. До сих пор ты делала это безукоризненно, продолжай свою миссию и в замужестве. Рассчитываешь ли ты обратить своего мужа на путь истины?

— Да, с помощью Божией.

— До времени не открывай мужу нашей тайны.

— В этом я поклялась перед алтарем и не изменю своей клятве. Если он меня действительно любит, то будет слепо следовать за мной, если же нет… в таком случае, лучше нам теперь же расстаться с ним навсегда!

— Так, дитя мое, эту благую мысль внушил тебе сам Господь. На тебе лежит Его благословение. Он избрал тебя для великих целей, недоступных нашему разуму. Ты наследуешь царство небесное, где ликуют святые угодники… Встань, дочь моя.

— Я давно уже не была на богослужении, — сказала Эмма, — когда позволишь ты мне помолиться вместе с моими братьями и сестрами?

— Сегодня!.. Приготовься… Я пришлю за тобой.

Эмма поцеловала руку своего духовного отца и вышла из комнаты. В сенях ее встретила старушка и отвела в маленькую комнату.

— Отдохните здесь, милая барышня, — сказала она, — я принесу вам что-нибудь покушать.

Несколько минут спустя она принесла девушке обед и платье, в котором та должна была присутствовать при богослужении.

Было уже почти темно, когда во двор начали съезжаться экипажи и в коридоре послышался шорох шагов. Наконец явилась старушка и доложила Эмме, что пора идти на молитву.

В зале собралось человек тридцать мужчин и женщин — все они, стоя на коленях, усердно молились. У стены был устроен алтарь, за которым возвышалось распятие. Все присутствующие были в серых одеждах, подпоясанных веревками. Апостол вошел в залу в сопровождении двух хорошеньких мальчиков, поднялся по ступенькам к алтарю и обратился к молящимся с назидательной речью. Затем все вместе запели покаянный псалом, некоторые при этом били себя кулаками в грудь. Вдруг один из молящихся, пожилой мужчина атлетического сложения, выступил вперед, растянулся крестообразно на полу перед алтарем и закричал: