Кирилл Бенедиктов - Фэнтези-2006

• Название: Фэнтези-2006
• Автор: Кирилл Бенедиктов
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-14117-0

Доблестные рыцари и прекрасные дамы! Знаете ли вы, что гзумгарайский сыр бывает только в мышеловке? Известно ли вам, что доброе слово и горгулье приятно? Осведомлены ли вы, кто составляет меню для пожирателя душ? Можете ли вы сказать, в котором часу сегодня состоится восход Шестого Солнца и какие неприятности за сим воспоследуют? В конце концов, если разбойник на рыцаря налезет, кто кого сборет в поединке характеров?

Если эти вопросы до сих пор ставят вас в тупик, соблаговолите незамедлительно изучить сей фолиант, в котором собраны новые фэнтезийные произведения, кои отечественные писатели-фантасты дерзнули вынести на ваш строгий, но беспристрастный суд. Решительно не вижу, почему бы благородным донам не развлечь себя чтением этой в высшей степени поучительной и крайне увлекательной книги!

---

Дурацкое слово «белоснежный» в настоящем мире имеет смысл. Здесь снег обычно серый, а то и вовсе чёрный. А когда на металлическом заводе загружают шихту, снег становится бежевым или рыжим. Любопытно было бы обратиться в мага со снежно-рыжей бородой… если постричь её покороче, может получиться довольно пикантно.

Рябиновый жезл остаётся позади. Ты идёшь через бежево-снежный двор и ищешь меч. Меч — самое лучшее оружие, им может владеть любой герой, и он никогда тебя не подведёт. Нет ничего лучше доброго меча.

Девчонка лет шести, укрывшись за кустами, увлечённо строит секретик в подмёрзшем газоне. Может быть она даст тебе то, что станет мечом?

— Мне нужен меч.

Девчонка вздрагивает и поспешно отбегает. Осколки стекла валяются на разрытом газоне. Из-за кустов выскакивают две гладкошерстных таксы и начинают облаивать тебя не по росту басистыми голосами.

Толстощёкий мальчишка лет трёх, круглый из-за намотанных шарфов, топчется посреди песочницы. В одной руке — лопатка, равно непригодная ни к песку, ни к слежавшемуся снегу, в другой — замусоленный, надкушенный пряник. Растоптанные черно-снежные холмики бугрятся по углам песочницы. Давным-давно, когда снег ещё был белым, здесь слепили крепость. Поговорить бы с её строителями… а у нынешнего обитателя и сладких слюней не выпросишь. И всё же ты говоришь:

— Мне нужен меч.

Мальчишка молча замахивается лопаткой. Сразу видно, что он готов защищать свой пряник до последней капли вражеской крови. А если силы окажутся неравны, на помощь всегда придёт бабушка и две гладкошерстных таксы.

— Мне нужен меч.

На этот раз ты обращаешься к существу убогому даже по меркам этого убогого мира. Олигофрен, зачатый по пьянке и выросший в интернате для умственно неполноценных, неожиданно для всех сумел стать полезным членом общества. Он работает плотником в жилконторе и с безнадёжным упорством чинит почтовые ящики и разбитые двери парадных. Иногда его зовут в квартиры, вставить форточку или исправить иную мелкую столярку. Он безотказно выполняет всё, а потом, справившись по ветхому прейскуранту, выставляет счёт, размеры которого вызывают разве что ностальгические чувства. Вид олигофрена предельно серьёзен, движения замедлены, но каждое дышит осознанием своей нужности. Хороший человек, такие даже среди идиотов встречаются не часто.

Выслушав твою просьбу он молча кивает и, повернувшись, неторопливо идёт к подвалу, где обустроена жэковская мастерская. Замерев, ты следуешь за ним, и от странного сочетания: шагать замерев — всякое твоё движение исполняется особой олигофренической значимости. Ну и пусть, лишь бы он дал меч. Он может, убогим многое доступно в том и этом мирах.

В мастерской парень долго перебирает рейки, составленные у стены, наконец укладывает одну на верстак и берётся за рубанок. На пол падают стружки, шелковистые, витые, какие никогда не получались у тебя. Ради одних этих стружек хочется стать столяром и всю жизнь чинить разбитые почтовые ящики. Мастер освобождает планку из объятий верстака, берётся за нож. Дилетанты режут дерево всякими ножами, мастер — только косо сточенным сапожным ножом, сделанным из обломка пилы. Ручка у него всегда из намотанной изоленты, голубой или чёрной. У этого ножа ручка голубая; хорошая примета. В два осторожных касания обозначается рукоять меча, придаётся лёгкий изгиб лезвию, оттягивается разящее остриё. Где серьёзный молодой человек мог научиться мастерить деревянные мечи? В специнтернатах этому не учат.

Овеществлённая мечта дразняще светится в руке дурачка, не понимающего, какое чудо он сотворил. Меч и мечта — слова одного корня, и плевать, что об этом думают составители этимологических словарей.

— С вас двадцать копеек, — тускло произносит олигофрен.

— Какие двадцать копеек? — растерянно спрашиваешь ты, не замечая, что у тебя вырвалась дурацкая поговорка, одна из тех, которыми щеголял в сопливом детстве. Сейчас тебе не до поговорок, сокровище, к которому ты успел прикипеть душой, уплывает прямо из рук. Ты готов отдать за меч не двадцать копеек, а в тысячу, в миллион раз больше, но давать за него деньги нельзя, волшебное оружие не может быть куплено, несчастный двугривенный напрочь лишит его силы.

Мастер понимает вопрос по-своему. Он вытаскивает из кармана пухлую записную книжку, находит в ней потёртую накладную, демонстрирует её, и у тебя отлегает от сердца. Двадцать копеек — столько стоила рейка в те времена, когда жилконтора приобрела её для неведомых нужд. И сейчас нездешне честный мастер берёт с тебя этот двугривенный, чтобы родное государство не понесло убытка. А расценок на деревянные мечи в прейскуранте нет, и, значит, за работу, за великое чудо, родившееся на твоих глазах, не взято ни полушки.

Дрожащими пальцами ты нашариваешь в кармане гривенники, расписываешься на сером бланке с надписью «Акт о выполнении работ». Вся эта чуждая магия не удивляет и не возмущает, так нужно мастеру, это его колдовские обряды, и ты не станешь перечить.

Обряд закончен, жертвы неведомым богам принесены. Опустившись на одно колено ты принимаешь меч. Глаза столяра спокойны и серьёзны. В них чувство собственного достоинства и уверенность, что всё идёт как надо. Ты не удивлялся его поступкам, он молча принимает твои. Но когда ты встаёшь на ноги, он вдруг протягивает тебе сосновую стружку, жёлтую, скрученную в тугой завиток и пахнущую пряным бальзамом. Воистину, царский подарок! Кто бы мог поверить, что в здешней паутинности может случиться такое? Ты ещё раз кланяешься и едва ли не бегом покидаешь полутёмный подвал. Хозяин-олигофрен строго смотрит тебе вслед.

С мечом в руках ты выходишь на перекрёсток. Это не просто скрещение улиц, а то единственное место, откуда можно уйти в настоящую жизнь. Его следовало бы писать с заглавной буквы и произносить с особой интонацией, но врождённая нелюбовь к напыщенной многозначительности не позволяет тебе злоупотреблять заглавными буквами. Поэтому ты просто выходишь на перекрёсток и также просто покидаешь мир, в котором имел несчастье родиться.

Как ты делаешь это? Кто научил тебя? Откуда ты знаешь, что ждёт тебя впереди? Спросите у бабочки расправляющей крылья, кто научил её разрывать кокон. Как она делает это и откуда знает о небе, ждущем её?

Ты ступаешь на перекрёсток и понимаешь, что путь закрыт.

Такое случается порой. Иногда идущий через перекрёсток проходит спокойно, а порой путь ему преграждает страж. В таком случае, пройти можно только убив его. Никто не знает, откуда берётся страж и зачем он нужен: мёртвые герои не задают вопросов, мёртвые стражи не отвечают. Страж не враг, врага легко можно узнать по ненависти и чёрной силе. Некоторые считают, что страж — просто испытание на пути, фильтр, не позволяющий пройти недостойному. Смертельный фильтр.

Вот он появляется из полумрака: человек как человек — простое лицо, прямой взгляд. В голосе нет угрозы, но в руке меч.

— Вернись назад. Тебе нельзя туда.

Он прав, отсюда ещё можно вернуться, за спиной шумит скрещение улиц, которое стало для тебя перекрёстком. И пока ты не сделал выбора, ты можешь повернуть и это тоже будет выбор.

— Возвращайся, я не трону тебя, — говорит он.

Это тоже правда, если ты уступишь, ему незачем будет тебя убивать. Но ты уже никогда не попадёшь на перекрёсток и станешь вечно бродить мимо пустых пересечений улиц. Это хуже смерти, мёртвые хотя бы сраму не имут.

И тогда ты берёшь меч и шагаешь навстречу противнику. Кто бы он ни был, он не заставит тебя повернуть.

С металлическим лязгом сшибаются мечи, кажется это две стальные воли бьются друг о друга, выясняя, кто сильнее. А сильнее — он. Он опытней, неутомимей, ему не приходилось жить в черно-снежном мире, где самый воздух отравляет тебя. И ты уже предчувствуешь ту минуту, когда он оботрёт окровавленный клинок о твою одежду и бросит презрительно:

— Слабак!

В отчаянии ты прибегаешь к последнему, непроверенному средству, метнув в противника зажатую в кулаке стружку. Слепящая спираль прорезает пространство, страж падает с развороченной грудью. Ничего не скажешь — славный подарок преподнёс слабоумный столяр.

Ты наклоняешься над поверженным, смотришь в незрячие глаза. Очень хочется верить, что это лишь испытание, что сейчас он поднимется, с кряхтением потрёт ноющую грудь и скажет:

— А ты молодец, отличный парень. Раз ты прошёл здесь, то дальше уже не пропадёшь…

Убитый лежит, явно не собираясь вставать. Ты топчешься рядом, потом понимаешь, что при тебе он не встанет, и с тяжёлым сердцем идёшь навстречу своей мечте.

Там, куда ты приходишь, царит лето. Вдвойне странно попадать в лето из грязной городской зимы. Возникает соблазн поверить, будто лето здесь всегда. Разумеется, это не так. Тут бывает осень, неторопливая, роскошная, усыпающая землю золотом листьев. День, а то и два льют тяжёлые всепроницающие дожди — это время смутных размышлений. Потом наступает зима, и белый — слышите, белый! — снег хрустит под ногами и искрится на солнце. И конечно, там бывает весна. Но чаще и дольше всего в настоящем мире царит лето. Здесь должны жить красивые люди, порой грубоватые, но всегда гордые и сильные, потому что в этом мире немало опасностей. Здесь было бы очень интересно жить, но как раз жить здесь и нельзя, потому что сюда проникло зло. Красивые люди потеряли силу и гордость и стали рабами. И ты пришёл освободить мир от тупого зла, чтобы вместе со свободой к людям вернулось счастье.