Аллегра Гудман - Семья Марковиц

• Название: Семья Марковиц
• Автор: Аллегра Гудман
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9953-0247-6, 978-5-7516-1159-0

Американская писательница Аллегра Гудман — лидер, как характеризует ее критика, писателей, вступивших в литературу после Б. Маламуда, С. Беллоу и Ф. Рота.

Сборник рассказов «Семья Марковиц», по сути, роман о трех поколениях американско-еврейской семьи. В лучших традициях еврейского повествования сострадание в нем сочетается с юмором, а зоркость и беспощадность взгляда — с любовью к своим героям. Дедушки и бабушки, иммигранты, торговцы и мелкие предприниматели, и их дети, профессора, литераторы и инженеры, уже наполовину ассимилировались, а вот кое-кто из внуков возвращается к истокам. При этом в отношениях трех поколений непонимание не мешает любви, а раздражение нежности.

Блестящее мастерство, с каким А. Гудман лепит образы своих героев, делает ее книгу чтением, от которого не оторваться.

---

Назавтра Эд и Сара стоят в вестибюле Конгрегации «Шаарей Цедек». На Эде атласная оранжевая ермолка, на ее подкладке надпись золотыми буквами «Бат мицва Кейти Пассачофф».

— Эд, вчера я слышала вас в передаче «Поговорим о временах», — говорит худенькая, белая, как лунь, Ида Браун. Они стоят в очереди к столу с закусками. — Он замечательно выступал, правда же, Сидни?

Сидни кивает, говорит:

— Задали вы перцу этому арабу из Оклахома-сити. Вывели его на чистую воду. Я сказал Иде: «Я рад, наконец на радио кто-то заступился за Израиль».

— Видите ли, я согласился выступить в этой программе не для того, чтобы заступиться за Израиль, — остужает их восторги Эд. — Я намеревался поговорить о терроризме, о его влиянии на мирный процесс.

— Одно от другого не отделить, они взаимосвязаны, — просвещает его Сидни Браун.

По ту сторону стола движутся киношники — снимают на видео праздничное угощение. Посреди длинного стола один из поваров режет мясо, и не какое-нибудь, а толстый край.

С другого конца стола им машут Гринберги, Джинн Гринберг кричит:

— Ты понравился мне в «Поговорим о временах».

Арт Гринберг поднимает вверх большой палец. Эд смотрит на Сару.

— Вот видишь, — говорит она, — всем понравилось.

— Еще бы не понравилось, — стонет Эд. — Я выступил, как ненавистник арабов, а им только того и нужно было.

— Расслабься! Ты их обрадовал!

— И стал посмешищем для всего отдела.

— Брось. Ты герой дня.

К их столу № 11 подходят несколько человек — поздравить Эда. Среди них старинные, еще с 80-х, знакомые, они поздравляют и Сару, говорят, что она должна гордиться: у нее просто замечательный муж. Сара всех благодарит.

Под барабанную дробь официанты вывозят на всеобщее обозрение белый столик с пирогом. Пирог роскошный, его венчает марципановая книга с золотой закладкой. Книга открыта, на страницах — поздравление Кейти. На столе свечи на подставках. Кейти подходит к пирогу, сейчас ее запечатлеют на его фоне. Кейти, худенькая, длинноногая, в цветастом платье и больших круглых очках. Под нацеленными на нее видеокамерами она берет микрофон.

— Еще одна речь? — спрашивает Сару Эд.

— Нет, — шепчет ему Сара. — Наверное, пора зажигать свечи.

И точно, клавишник тихо наигрывает на пианино, Кейти тем временем читает:

Моих друзей, мою семью
Очень сильно я люблю.
Дружба с вами мне дорога,
Прошу взять по свечке для пирога.
Три подружки есть у меня.
С ними подружилась я в школе —
Дарси, Бриттани и Молли.
Пусть они к пирогу подойдут
И по свечке принесут.

Эд и Сара смотрят — вот три подружки встают, несут свечи.

— Что-то это странно, стишки, пианино, — говорит Эд. — Я такого вроде не припомню.

— Она прекрасно держится, — замечает Сара, она не спускает с Кейти глаз.

— Ты так говоришь на каждой бат мицве, — напоминает Эд. И чуть спустя добавляет: — И сколько же свечей в ее честь зажгут? Уже семнадцать человек подходило.

— Многие зажгут одну свечу на пару, объясняет Сара.

Какая-то незнакомая Эду женщина за соседним столиком перегибается к нему, шепчет.

— Вы меня не знаете. Я прихожусь Кейти теткой. Что хочу сказать: я слышала вас по радио. Правда, застала только самый конец, но они сказали, что вы написали книгу, это так?

И тут Кейти Пассачофф читает:

Тетя Айрин, ты нам дорога,
Принеси свечку для пирога.

— По-моему, вас вызывают, — сообщает Эд тетке Кейти.

— И верно. Спасибо, — говорит она.

Похоже, наконец-то пирог разрежут, оркестр вновь заиграл, и Сара хочет танцевать.

— Пойдем, надо проверить, стоит ли нанять этот оркестр на свадьбу. Что это они играют? — Сара напевает обрывок мелодии. — Ну да, «Нечто большее»[126]. Послушай, это же песня нашей молодости.

Они выходят на середину зала, где несколько пар вяло топчутся около лихо отплясывающих Миллеров, те брали уроки танцев, — их хлебом не корми, дай потанцевать.

— А что, если и нам взять несколько уроков? — говорит Сара, глядя Эду через плечо.

— Это еще зачем? — удивляется Эд. — Знаешь, я просто ушам своим не верю: сколько народу меня слушало.

— А что я тебе говорила?

— Но они меня больше никогда не пригласят.

— Подумаешь! Тебя пригласили в Иран. Как по-твоему, стоит их нанять? — Она кивает головой на «Группу».

— У-у. Они вполне. Мне понравился тот, кто наигрывал на пианино, когда зажигали свечи.

Сара переводит взгляд на него.

— О Господи, к нам пробираются Фрэн и Стивен, — говорит Эд. Он готовится — ждет нового шквала комплиментов.

— Как ты, Сара? А ты, Эд? — спрашивает Фрэн. — Славно все прошло, правда? Трудно поверить, что Кейти уже двенадцать. Чувствуешь себя старухой. Я помню, когда она родилась.

— Знаешь, — говорит Стивен Миллер, — со временем считаешь уже не годы, а десятилетия.

— А теперь ваша старшенькая выходит замуж, — Фрэн качает головой, уже подернутой инеем.

Она тараторит без умолку, и Эд озирается по сторонам — ищет, куда бы удрать. Ему ясно, что его выступление они со Стивеном даже не слушали.

Четыре вопроса пер. Л. Беспалова

Эд сидит в кухне своей тещи Эстелл.

— Прилетит вовремя? — спрашивает Эстелл.

Эд звонит в аэропорт — проверить, когда прибывает рейс из Сан-Франциско, которым прилетит Иегудит.

— Пока одни гудки, — говорит Эд.

Он расположился в крутящемся кресле, вертит в пальцах телефонный шнур. Одна стена кухни оклеена обоями в желто-коричневых маргаритках, каждая маргаритка величиной с его руку. На шторах — тот же узор. Родители его жены Сары живут в одноэтажном доме 1954 года постройки, со всеми онёрами того периода. После свадьбы они с Сарой каждый, почти без исключения, год на Песах приезжают к ним на Лонг-Айленд, и дом с тех пор ничуть не изменился. Ванная окнами на улицу с пола до потолка и сам потолок оклеены обоями в белых и желтых цветах по коричневому полю, занавес двухслойный, первый его слой отдернут, прихвачен медными цепочками. В прежней Сариной спальне по соседству с ванной, синий ковер, крахмальные кисейные занавески, вся мебель белая, вплоть до туалетного столика бобком. Из-под Сариной кровати выдвигается скрипучая кровать на колесиках. Эд всегда спит на ней — чуть ниже Сары.

Прежде Сара и Эд прилетали из Вашингтона с детьми, теперь дети добираются самостоятельно. Мириам и Бен челночным рейсом из Бостона, Эйви на машине из Уэсли[127], а Иегудит, их младшенькая, из Стэнфорда. Сегодня Эд встречает ее в «Кеннеди».

— Самолет прилетит по расписанию, — оповещает Эстелл Эд.

— Вот и хорошо, — говорит Эстелл, забирая у него пустой стакан.

Машинально, инстинктивно Эстелл расставляет все по местам. Эд еще до экономического раздела не добрался, а она уже сложила газету. Со стола она убирает мгновенно, так что те, кто ест с расстановкой, не успевают попросить добавки. А когда Сара с Эдом по приезде останавливаются в комнате, которую Сара прежде делила с сестрой, стоит Эду отлучиться, Эстелл тут как тут, и по возвращении он обнаруживает, что она навела порядок. Сваленные в кучу на белом с золотом комодике монеты, ключи, часы, расческа рассортированы. Брошенные на кровать рубашка и носки постираны и сложены. Такого уровня обслуживание встречаешь разве что в дорогих отелях. А в Вест-Хемпстеде[128] оно вгоняет Эда в конфуз. Теща ни минуты не сидит на месте — подтирает, подметает, открывает-закрывает холодильник. Стоит ему выйти из комнаты, она влетает туда — выключает за ним свет. Сейчас она смотрит в духовку.

— Индейка просто замечательная, — кричит она Саре, та в кабинете. — Не забудь сразу же по приезде сказать Мириам, что индейка кошерная. Она будет ее есть?

— Кто его знает, — говорит Сара.

Дочь студентка-медичка (Гарвардская медицинская школа) с каждым годом все более неукоснительно соблюдает заповеди. Она, еще когда училась в колледже, начала привозить в дом деда и бабки бумажные тарелки и пластиковые ножи-вилки: Эстелл и Сол кашрут не соблюдают. Потом стала есть с бумажных тарелок даже дома, в Вашингтоне. Эд и Сара кашрут соблюдают, но посуду из-под мяса и молока кладут в посудомойку вместе.

— Вот уж от кого-кого, а от Мириам никак такого не ожидала, — говорит Эстелл. — Ведь раньше она, что ей ни положи, съест. Иегудит, та была переборчивая. Иегудит — это дело другое. Что она станет вегетарианкой, я могла ожидать. А Мириам она, то и знай, просила добавки. А уж как мою индейку любила.

— Мама, не в том дело, — говорит Сара.

— Знаю. Все эта ее ортодоксальность. Ума не приложу, от кого она ее набралась. Не иначе, как от Джонатана.

Джонатан — это жених Мириам.

— Нет, — говорит Эд, — у нее это началось еще до того, как она познакомилась с Джонатаном.