Сергей Марков - Онассис. Проклятие богини

• Название: Онассис. Проклятие богини
• Автор: Сергей Марков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-235-03622-2

В своей новой книге писатель Сергей Марков рассказывает о человеке, имя которого в XX веке ассоциировалось с баснословным, несметным богатством и отсутствием каких-либо принципов, кроме одного — «Деньги не пахнут». Магнат, авантюрист международного масштаба, мистификатор, подделыватель документов, величайший повеса (притом что сам внешностью не блистал, он имел оглушительный успех у прекрасного пола), друг Уинстона Черчилля и Греты Гарбо… У него были романы с потрясающими женщинами. Он даже окольцевал вдову президента США Джона Кеннеди — Жаклин. Но самой большой, настоящей его любовью являлась оперная дива — Божественная Мария Каллас. Имя этого человека — Аристотель Сократес Онассис (1906–1975).

знак информационной продукции 16+

---

Онассис ценил одиночество, и именно этой черте его характера обязан своим появлением тайный, закрытый пляж в глухом уголке острова (где вездесущие папарацци сумели-таки через несколько лет застать Жаклин Кеннеди загорающей и купающейся в обнажённом виде). Сколько рабочих мест и выгодных заказов посыпалось на жителей селения Нидри, находившегося по соседству, из рога изобилия Аристотеля Онассиса!..

Это была сказочная земля площадью 500 акров, напоминающая своим контуром скорпиона, с густой растительностью — кипарисами, оливковыми и ореховыми деревьями, пиньями, платанами… До покупки Скорпиоса Онассис подумывал и о других греческих островах — чуть ли не о Крите (чтобы стать новым царём Миносом?), о Родосе, Корфу, Патмосе, где был создан Апокалипсис…

Жизнь нашего героя вообще можно назвать воплощением заветных детских мечтаний — и до определённого времени удачным, порой блистательным, дух захватывающим и загадочным, до сих пор кажущимся мистическим воплощением.

Кто из нас в детстве не мечтал о морских путешествиях на белоснежной бригантине, о том, чтобы хоть ненадолго сделаться благородным, как капитан Блад, пиратом, об открытиях необитаемых островов, о прекрасных дамах, о богатстве, как у графа Монте-Кристо или Фантомаса, о доступности всего и вся, что только пожелаешь!..

Диверсификация в бизнесе, о которой стало модно говорить в последние десятилетия, и непрерывная, настойчивая инновация (Онассис обожал, как мы знаем хотя бы по строительству «Кристины О.», технические новшества: он один из первых применил у себя в империи сверхмощный компьютер, бывший тогда, в конце 1960-х — начале 1970-х, размером с небольшой дом и обладавший смешными теперь скоростью, оперативной памятью и объёмом «жёсткого диска») — залоги надёжного ведения дел.

У Аристотеля Онассиса были, конечно, свои причуды и странности (кроме страсти бить китов в открытом море).

Он, например, отдавал в стирку свои рубашки только в одну-единственную прачечную, которая находилась в Афинах. Это создавало определённые неудобства, потому что Аристотель менял рубашки пять-шесть раз в день, и отвозить их в стирку можно было только на плечиках, но ни в коем случае не в обычном смятом виде. При этом миллиардер ни за что не соглашался расстаться со своей любимой рубашкой, в которой ему удалась какая-либо удачная сделка (а таковых за десятилетия занятий бизнесом накопилась уйма), считая её «счастливой», пока она вовсе не изнашивалась.

В то же время Онассиса нельзя было назвать пижоном. Его скромный гардероб состоял всего из дюжины, или около того, клубных пиджаков и примерно пятидесяти костюмов. Все — тёмно-синего или тёмно-серого цвета. Правда, на деловые встречи Аристотель предпочитал надевать один и тот же костюм день за днём, требуя только, чтобы он был каждый раз выглажен к утру. При этом ежегодно олигарх тратил не менее 12 миллионов долларов на «сносное» житьё в самых разных частях мира. Отдыхая в Греции, на Скорпиосе или на яхте «Кристина», Онассис обычно носил шорты, доходившие до колен, и простые футболки — тишотки (столь ветхие, что он не боялся, что их могут украсть).

4

А что же Мария? Где она, с кем она? Кто восхищается ею, кто аплодирует этому вокальному феномену?

Регистр её голоса от колоратурного до драматического сопрано и даже до меццо-сопрано позволят исполнять весь мировой лирический репертуар. Она обладала трёхоктавным диапазоном голоса: высоким, средним и нижним, образуя тремоло. Как заметил музыкальный критик Жан Пьер Реми, «она пела так, словно Бог даровал ей три голоса одновременно».

Италия — по мнению многих — мать всех искусств, в особенности бельканто. Мария Каллас должна была произвести впечатление, нет, потрясти видавшую виды итальянскую публику в опере «Джоконда» в театре «Арена ди Верона». Вместе с Луизой Казелотти она пришла на ужин в ресторан «Педавена» (владельцем которого был известный режиссёр-постановщик и, по сути, организатор фестиваля в Вероне Гаэтано Помари), где им предстояло познакомиться с участниками труппы, в частности с дирижёром Туллио Серафином. Мария, вся в комплексах, зажатая, вечно неуверенная в себе, тихо сидела в углу и слушала. Вдруг раздался громкий голос Гаэтано:

— Ба, смотрите, кто пришёл!

Сразу же со всех сторон послышались крики:

— Баттиста, иди скорее сюда, к нам за стол!..

Этого лысоватого низенького сеньора с брюшком, присевшего напротив Марии, звали Джованни Баттиста Менегини. Поначалу без улыбки на лысого коротышку и статную девушку смелых форм мало кто мог смотреть. Когда они встретились в Вероне, ей было 24, ему — 53, то есть разница в возрасте без малого 30 лет. И почти такая же разница в росте (притом Мария в свои лучшие времена не испытывала комплекса неполноценности, не сутулилась и часто ходила на высоких каблуках).

При первой встрече Мария Каллас итальянцу, мягко говоря, не показалась. «Пока она сидела в своём углу, её излишняя полнота не была заметна, — вспоминал позже Менегини. — Но стоило ей привстать, как мне захотелось отвести глаза в сторону. Она была похожа на неуклюжую бесформенную тушу. Лодыжки её ног были такой же толщины, что и икры. Она с трудом передвигалась. Я не знал, что сказать, а насмешливые улыбки и презрительные взгляды некоторых приглашённых гостей говорили сами за себя. Это не ускользнуло и от её внимания; она стояла молча в стороне, не поднимая глаз».

Но он принял решение стать её импресарио и расшибался ради неё в лепёшку: ездил, ходил, встречался, уговаривал всевозможных импресарио, директоров оперных театров…

«Я познакомилась с мужчиной, который влюбился в меня без памяти, — писала Мария матери. — Он хочет на мне жениться. Я не знаю, что ему ответить. Ему пятьдесят три года, и он очень богат и обожает меня. Что ты думаешь об этом?»

Певец Мирто Пикки позже вспоминал, что поначалу невозможно было угадать, как в дальнейшем сложится карьера Марии Каллас. Публика ещё не готова была принять характерные для неё слишком резкие звуки. «Голос мощный, — писал доктор Милани, крупный авторитет в бельканто, — но порой резкий с каким-то гуттуральным звучанием». Обожавший творчество Марии знаменитый английский музыкальный критик Харольд Розенталь, основатель журнала «Опера», неизменно отдавая должное голосу Марии, отметил «не совсем привычный для слуха металлический тембр». Маловероятно, что ранимая Мария всё бы это выдержала — если бы не было рядом с ней Менегини, её дорогого Титта…

Почти сразу после её смерти Менегини опубликовал письма Каллас, будто беря реванш у покойного тогда уже, не способного выпустить когти и рыкнуть льва — Онассиса.

«Весь прошлый день и прошлую ночь я переживала муки, — писала ему когда-то Мария. — Я решила уехать, поскольку мне показалось, что я надоела тебе… Разлука с тобой будет для меня слишком тяжёлым наказанием. Я нуждаюсь в тебе и твоей любви…

<…>Я почувствовала бы себя такой несчастной, если бы прошлой ночью ты ушёл от меня. Твоё присутствие было необходимо мне, чтобы уснуть в твоих объятиях. Ты — весь мой, и я благодарю тебя за это. Мне нужна твоя нежность и твоя любовь. Мой Баттиста, все мои чувства и все самые тайные мысли принадлежат тебе. Я живу одним тобой…»

Но по большому счёту её погоня за славой началась в конце 1947 года. И это растянулось на 20 лет. «Я была гордой, полной сил и уже имела достаточный сценический опыт, — вспоминала Мария. — Мне предстояло покорить весьма избалованную публику. Впрочем, я не люблю подарков судьбы. Я борюсь за искусство, а не за себя лично. Вот если бы я работала только на себя, всё было бы гораздо проще. Я не стремлюсь потрясти публику ради личного успеха, я только хочу придерживаться правил, принятых в искусстве. Вот почему мне выпала участь преодолеть немало трудностей… Я поняла, что создана для того, чтобы отдавать, а не брать. Мне нравится и получать, но увы! Я много отдаю, а у других вовсе нет желания отдавать…»

Зимой 1948 года в Венеции восходящую звезду принимали уже с восторгом! Почти подряд, с небольшими перерывами, буквально в несколько дней, она восемь раз спела в «Тристане и Изольде», шестнадцать раз в «Турандот», семь раз в «Аиде», четыре раза в «Силе судьбы», два раза в «Норме»… Она выступала и в Удине, и в Риме, и в Вероне, и в Генуе, и во Флоренции, и в Триесте, и в Турине, и в Ровиго… И всюду — на пределе или уже за пределом возможного. Но по-настоящему судьбоносной для Каллас стала встреча с Франческо Сицилиани, только оставившим должность директора неаполитанского театра «Сан-Карло», чтобы стать директором оперного театра Флоренции. Марию на прослушивание к нему привёл дирижёр Туллио Серафин. С пересохшим горлом, дрожа от волнения, она спела небольшой отрывок из оперы Беллини «Пуритане». И её исполнение так покорило Сицилиани, что он отважился изменить программу всего предстоящего театрального сезона: например, решил заменить «Мадам Баттерфляй» успевшей стать уже коронной для Марии «Нормой».