Сергей Васильев - Мужская логика

• Название: Мужская логика
• Автор: Сергей Васильев
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2007

---

Сергей Васильев Мужская логика

— Киска, я ушел, — послышался из коридора Костин голос.

Маша с одним накрашенным глазом, отложив тушь, вышла из ванной, чтоб поцеловать мужа, но дверь уже захлопнулась. Маша вздохнула и медленно, словно нехотя, выключила свет.

Раньше он никогда не уходил, не приласкав ее, не пожелав удачного дня. Кажется, было это так давно…

Теперь же он, отворачиваясь к стенке на своей половине дивана, даже забывает говорить «спокойной ночи».

«И правильно, что он больше не называет меня по имени, — подумала Маша, — „киска“. Я и есть его киска, которую надо кормить и выгуливать. Можно погладить, если делать совсем нечего, а остальное время пусть спит на диване или играет сама по себе с бумажным бантиком».

Настроение испортилось. Впрочем, нельзя сказать, что до этого оно было каким-то особенно радостным. От мыслей, роившихся в голове постоянно, Маша не чувствовала себя отдохнувшей, но открывая глаза задолго до того, как прозвонит будильник, все равно не могла заснуть снова. Желание спать вернется потом, на работе, когда ближе к двенадцати она начнет клевать носом прямо у компьютера. Срочно потребуется допинг в виде большой чашки кофе, который заваривает Танька, сидящая на кассе. Только она умела варить кофе, способный ее взбодрить. У Маши всегда получалась бурда с непонятным вкусом и цветом.

А может, дело не только в кофе. Танькин оптимизм и жизнелюбие на какое-то время, будто передавались ей, и начинало казаться, что жизнь не так уж беспросветна, и где-то совсем рядом ждет ее что-то хорошее и доброе. Однако это состояние проходило вместе с тем, как заканчивалось кофепитие…

А утром она привыкла лежать, глядя на постепенно прорисовывающийся в рассветных сумерках Костин профиль, и думать, что же произошло между ними такого кардинального, вдруг превратившего ее из Машеньки или Машутки, в зависимости от настроения, просто в безликую «киску»? Эту задачу она не могла решить уже много дней.

Маша снова вздохнула и вернулась к недокрашенному глазу…

Желтые сухие листья, плотным ковром укрывшие асфальт, приятно шуршали под ногами. Солнце, медленно выползавшее на ярко-голубое небо, казалось по-летнему жарким, и люди, поддавшись этому обману, спешили навстречу такие неосенние, в легких пестрых одеждах и черных очках.

«Летний синдром», — подумал Костя, останавливаясь около своего «Опеля», стоявшего под большим корявым деревом. Несмотря на наличие гаража, он часто бросал машину возле дома, будучи уверен, что с ней ничего не случится. Кому в наше время нужна пятнадцатилетняя «Аскона», когда вокруг бегает столько новеньких блестящих иномарок и «Жигулей», практически неотличимых друг от друга, и поэтому, словно предназначенных для того, чтоб их угнали.

Легким движением Костя смахнул с лобового стекла нападавшие за ночь листья и уселся за руль. Мотор заурчал тихо и напевно, как переливаемая из одного сосуда в другой вода. Костя положил руки на баранку и, откинувшись на спинку сиденья, закрыл глаза. Каждое утро он задавал себе один и тот же вопрос: хочет он ехать на работу или нет? Но так и не мог найти однозначного ответа. С одной стороны, он являлся хозяином фирмы, поэтому психологический климат не мог угнетать его. Он сам ежедневно создавал его в зависимости от настроения. К тому же, фирма приносила доход, позволявший чувствовать себя достаточно обеспеченным человеком, что немаловажно для поддержания чувства собственной значимости, а, следовательно, и желания работать дальше. Но, с другой, он настолько хорошо, с точностью до минуты представлял все происходящее в течение дня, что работа становилась не только скучной, но даже, в некоторой степени, утомляла.

Можно, конечно, никуда не ходить. Просто позвонить в офис и тупо сообщить, что сегодня он не появится, никому ничего не объясняя. Все. Никто не будет задавать «хозяину» лишних вопросов, но чему посвятить день в этом случае? Машка, конечно, придумала б ему занятие. Костя даже точно знал, какое, потому что кран на кухне подкапывал уже вторую неделю.

«Отремонтировать кран — это плевое дело. Пятнадцать минут работы, — подумал Костя, — только я постоянно забываю купить прокладку. Сам не пойму, чем же занята у меня голова?..» Он открыл глаза. Пора ехать.

Машина медленно, словно переступая колесами, перевалилась через бордюр и зашуршала вдоль дома навстречу своим собратьям, весело проносившимся по улице.

«Нет, дома сидеть совсем не лучший вариант, — Костя вернулся к своим мыслям, — дома мне по уши хватает вечеров. Интересно, о чем мы разговаривали с Машкой раньше? Я ведь помню, как мы могли часами просиживать на диване, а вот, о чем говорили, убей — не помню. Странно все-таки устроена человеческая память. Ведь существовало нечто общее, не дававшее устать друг от друга. Даже телевизор включали не каждый день. И что же изменилось? Внешне — ничего. Мы те же. Работа у нас та же с теми же проблемами. Мы живем в том же городе и в той же квартире. Может, мы уже обсудили все, что возможно, а ничего нового не происходит? Получается замкнутый круг из быта, работы и общегородских сплетен из газеты „Мое“. Так хочется вырваться из этого круга…

С другими женщинами интереснее. Пусть они глупее Машки и к тому же „страшнее“ нее, но они несут нечто новое. Как глоток воздуха. А с Машкой даже спать неинтересно. Я все про нее знаю. Это ужасно, когда у человека только начинает свербить в носу, а ты уже готов сказать ему „будь здоров“…

Костя с трудом отыскал место для парковки, и втиснулся между двумя „Жигулями“.

„Все хреново живем“, — подумал он, оглядывая стадо машин, замершее в беспорядке, перед „свечкой“ бывшего управления сельского хозяйства, упраздненного в самом начале перестройки, и теперь розданного в аренду коммерческим структурам.

Костина фирма занимала здесь часть подвала и три небольшие комнатки на одном из самых верхних этажей. В самой дальней находился его кабинет. Чтоб попасть туда, требовалось пройти через комнату, где сидели менеджеры — Лена и Юля. Сквозь тонкую дверь он мог слышать все их жуткие женские секреты, и беззастенчиво пользовался этим. Например, он знал, что Лена — мать-одиночка, и держится за эту работу всеми своими ровными белыми зубками и длинными ядовито-зелеными ногтями. К тому же ей нравятся раскрепощенные мужчины при деньгах. Этих сведений оказалось достаточно, чтоб Леночка стала задерживаться после работы для „подведения итогов дня“ на небольшом диванчике, стоявшем в углу кабинета. Впрочем, подслушанная информация, скорее всего, дала лишь толчок к ускорению событий. Костя, что называется, давно „положил глаз“ на симпатичную девчонку из соседнего офиса и переманил к себе, установив зарплату на пятьсот рублей выше прежней.

С Юлей ему тоже случилось переспать, но только один раз, в самый канун прошлого Нового года.

Перед каждым праздником Костя устраивал за счет фирмы банкет, на который приглашались все сотрудники, включая „рабов“ из подвала, которые, собственно, и обеспечивали общее благосостояние. В этот самый подвал и переместилось празднество, потому что двадцать пять человек не могли разместиться в тесном офисе. А между ярко-зеленым автоматом, изготавливающим всякие пакетики, коробочки и этикетки из полиэтилена, и стареньким флексографом, наносившим на них рисунок, все выглядело достаточно уютно, почти по-домашнему. Тем более, через подвал проходили толстенные трубы центрального отопления, и какая бы температура не стояла на верхних этажах, здесь всегда было жарко. Может быть, эта жара и подвела Юлю. Всегда такую до противности правильную и корректную, ее „развезло“ настолько, что она попыталась устроить стриптиз возле колонны, видимо, а потом повисла на одном из ребят-флексографистов и разрыдалась.

Она и не думала сопротивляться, когда Костя, заботясь о ее моральном облике, увел Юлю в темную бытовку, где переодевались рабочие, и стоял старый, доставшийся в наследство от „сельхозников“ диван. На нем все и произошло. Костя сам не знал, зачем это сделал. Скорее всего, из какого-то глупого азарта. Вытерев слезы, Юля пьяно улыбалась и потом заснула, а он, укрыв ее чьим-то халатом, вернулся к коллективу.

Об этом случае давно забыли даже те, кто смог тогда обратить внимание на их долгое отсутствие. Помнила лишь сама Юля. С тех пор на Костю она смотрела испуганно, словно боясь, что при любом неверном слове или поступке он обязательно сообщит мужу про ее „развратную сущность“. Костю раздражал этот затравленный, убитый взгляд, но ничего изменить он уже не мог. Уволить ее, значило полностью развалить сбыт, потому что работа держалась исключительно на ней, а в Ленины функции, в основном, входили только „отчеты“ на диване. Пытаться поговорить по душам Костя не решался, зная Юлин характер. Он вполне обоснованно полагал, что, приняв разговор за определенный намек, она могла и сама написать заявление по собственному желанию.