Маргарет Рэдклифф-Холл - Колодец одиночества

• Название: Колодец одиночества
• Автор: Маргарет Рэдклифф-Холл
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1928

Мы все большие дураки перед природой. Мы придумываем свои правила и зовем их la nature; мы говорим — она делает то, она делает это. Дураки! Она делает то, что хочет, а нам она делает длинный нос.

(Рэдклифф Холл. Колодец одиночества)

---

Стивен снова и снова возвращалась к этим душераздирающим дням с Барбарой и Джейми, обрушиваясь на возмутительную несправедливость, которая привела их к трагическому и жалкому концу. Она гневно стискивала руки. Доколе будет продолжаться это преследование? Доколе Бог будет сидеть и терпеть это оскорбление, наносимое Его творению? Доколе придется смиряться со скоропалительным утверждением, что инверсия не является частью природы? Ведь, поскольку она существует, то что она такое? Все существующее — часть природы!

Но с той же горечью она говорила о растраченных жизнях таких созданий, как Ванда, которые, загнанные в глубины мира, давали миру тот предлог, который он искал, чтобы указать на них обвиняющим пальцем. Это были дурные примеры, многие из них, и все же, если бы не непредвиденная случайность при рождении, Ванда могла бы стать великой художницей.

А потом она говорила о таких разных людях, существование которых стала со временем признавать; трудолюбивые, достойные мужчины и женщины, многие из них обладали прекрасным умом, но не обладали смелостью, чтобы признать свою инверсию. Достойными они казались во всем, кроме того, что навязал им мир — этой недостойной лжи, которая единственная могла дать им надежду на покой, позволить им право на существование. И эти люди всегда должны были носить с собой эту ложь, как ядовитого аспида, прижатого к груди; подло скрывать и отрицать свою любовь, которая могла бы стать в них самым лучшим.

А женщины, которые трудились на войне — эти тихие, сухопарые женщины, которых она видела в Лондоне? Англия призвала их, и они пришли; единственный раз они выглянули на свет без стыда. А теперь, поскольку они не были готовы снова ускользнуть прочь, скрыться по своим углам и норам, то же общество, которому они служили, первым обернулось и плюнуло в их сторону; оно кричало: «Прочь с глаз наших эту язву, это гнездо неправедности и разврата!» Вот какова была благодарность за тот труд, что они совершили из любви к Англии!

А это удивительное стремление к религии, которое часто идет рука об руку с инверсией? Многие из таких людей были глубоко религиозными, и это, без сомнения, была одна из самых горьких их проблем. Они веровали, и, веруя, они жаждали благословения тому, что для некоторых из них казалось священным — верному и глубоко любящему союзу. Но благословение церкви было не для них. Они могли быть верны друг другу, жить упорядоченной жизнью, никому не приносить зла, и все же церковь отворачивалась от них; ее благословения были предназначены лишь для нормальных.

Тогда Стивен переходила к тому, что из всех вопросов было для нее самым мучительным. Юность — как быть с юностью? Куда она может обернуться за развлечениями, естественными для нее и безобидными? Была Дикки Вест и многие похожие на нее, энергичные, храбрые и добродушные подростки; но они были отгорожены от столь многих удовольствий, что принадлежат по праву каждому юному существу — и еще более жалким был жребий девушки, которая, будучи сама нормальной, отдала свою любовь инверту. У молодых есть право на свои невинные удовольствия, право на общение и компанию; они по праву отвергают изоляцию. Но здесь, как и во всех крупных городах мира, им приходилось оставаться в изоляции либо пасть на дно; пока что, в своем неведении и в своем бунте, они обращались к единственному общению, которое мир, снисходя к их увечью, оставил им — они обращались к худшим из себе подобных, к тем, кто обитал в барах Парижа. Те, кто их любил, были беспомощны, ведь что они могли сделать? Руки их были пусты, им нечего было предложить. И даже те нормальные, что были терпимыми, были беспомощны — те, кто приходил на приемы Валери, например. Если у них были сыновья и дочери, они оставляли их дома; и, учитывая все это, кто мог винить их? А сами они были слишком старыми — и терпимыми, без сомнения, лишь потому, что они состарились. Им недоставало беспечности, к которой естественным образом тянется юность.

Голос Стивен невольно дрожал, и Валери понимала, что она думает о Мэри.

Валери действительно хотела помочь, но ей было мало что сказать в утешение. Молодым трудно, она и сама так считает, и все же некоторые держатся, хотя кто-то способен пасть на дно. Природа пытается сделать все, на что способна; инвертов рождается все больше, и через некоторое время их число будет доказательством даже для тех глупцов, которые еще игнорируют Природу. Они должны только подождать — признание придет к ним. Но тем временем они должны вырастить в себе больше гордости, научиться гордиться своей изоляцией. Она находила мало оправдания для несчастных глупцов, подобных Пат, и еще меньше — для пьяниц, подобных Ванде.

Что до тех, кто стыдился заявить о себе, прячась, чтобы обеспечить себе мирное существование, она от души презирала тех, кто из них обладал интеллектом; они предавали себя и своих собратьев, считала она. Ведь чем скорее мир поймет, что хороший интеллект часто сопутствует инверсии, тем скорее ему придется отозвать свой запрет, и тем скорее прекратится это преследование. Преследование всегда ужасно, оно растит ужасные мысли — и такие мысли опасны.

Что до женщин, которые трудились на войне, они подали пример следующему поколению, и это само по себе должно быть наградой. Она слышала, что в Англии многие из таких женщин занялись разведением собак в сельской местности. Почему бы нет? Собаки — хороший народ, и их стоит разводить. «Plus je connus les hommes, plus j'aime les chiens[120]». Бывает удел и хуже, чем разводить собак в сельской местности.

То, что инверты часто религиозны — это правда, но ходить в церковь для них — форма слабости; у них должна быть собственная религия, если они чувствуют, что по-настоящему нуждаются в религии. Что до благословений, то, несомненно, церковь получает с них доход, а в остальном это чистый предрассудок. Но, разумеется, сама она язычница и признает лишь божество красоты; и, поскольку весь мир стал таким безобразным, она лишь благодарна ему за то, что он игнорирует ее. Может быть, это лень — она ведь довольно ленива. Она никогда не достигала всего, на что была способна, в своих письменных трудах. Но человечество делится на две группы — те, кто действует, и те, кто смотрит, как они действуют. Стивен принадлежит к тем, кто действует — если бы она родилась в другой среде и в других условиях, она вполне могла бы стать реформатором.

Они спорили часами, эти удивительные подруги с такими разными точками зрения, и хотя они редко соглашались друг с другом, если вообще соглашались, им удавалось оставаться учтивыми и дружелюбными.

Валери иногда казалась почти лишенной человечности, полностью отстраненной от какого-нибудь личного интереса. Но однажды она резко заметила Стивен:

— Я и в самом деле знаю о тебе очень мало, но я знаю одно — ты здесь залетная птица, ты не принадлежишь парижской жизни. — И, поскольку Стивен молчала, она продолжила серьезнее: — Ты представляешь собой довольно страшное сочетание; у тебя нервы инверта, со всеми их особенностями, и ты пугающе сверхчувствительна, Стивен. А вот и le revers de la médaille[121] — ты обладаешь всеми инстинктами респектабельного сельского мужчины, который растит детей и возделывает землю. Каждая брешь в твоей ограде тебя тревожит; в твоей душе есть сторона, которая настойчиво стремится к чистоте. Я не могу увидеть твое будущее, но я чувствую, что ты добьешься успеха; хотя я должна сказать, из всех невероятных людей… Но если ты сможешь привести обе стороны твоей натуры в некое дружеское единство и призвать их к себе на службу, а через твое посредство — и на службу твоему делу… тогда я действительно не знаю, что сможет тебя остановить. Вопрос один: сможешь ли ты когда-нибудь соединить их? — она улыбнулась. — Если ты взберешься на самую высокую вершину, там не будет Валери Сеймур, чтобы встретить тебя. Между нами очаровательная дружба, но она мимолетна, как часто бывает все очаровательное; однако, моя дорогая, будем наслаждаться ею, пока она длится, и… вспоминай меня, когда вступишь в свое королевство.

Стивен сказала:

— Когда мы впервые встретились, ты мне почти не понравилась. Я думала, что твой интерес — чисто научный или чисто извращенный. Я сказала это Паддл… ты помнишь Паддл, кажется, ты однажды ее встречала. Теперь я хочу извиниться перед тобой и сказать, как я благодарна за твою доброту. Ты так терпелива, когда я прихожу сюда и разговариваю с тобой часами, и это такое облегчение: ты никогда не узнаешь, насколько легче становится, когда есть с кем поговорить. — Она помолчала. — Видишь ли, это ведь нечестно — заставлять Мэри Ллевеллин слушать обо всех моих тревогах… она еще довольно молода, а эта дорога ужасно трудна… и теперь — это страшное дело с Джейми.

— Приходи, когда только пожелаешь, — сказала ей Валери, — и если когда-нибудь тебе понадобится моя помощь или совет, я здесь. Но попытайся запомнить: даже этот мир не так черен, как его рисуют.