Маргарет Рэдклифф-Холл - Колодец одиночества

• Название: Колодец одиночества
• Автор: Маргарет Рэдклифф-Холл
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1928

Мы все большие дураки перед природой. Мы придумываем свои правила и зовем их la nature; мы говорим — она делает то, она делает это. Дураки! Она делает то, что хочет, а нам она делает длинный нос.

(Рэдклифф Холл. Колодец одиночества)

---

Так горькие ночи переходили в дни, а тревожные дни снова переходили в ночи, и не приносили этой удивительной троице ни света, ни утешения.

2

Только после того, как они вернулись в Париж, однажды утром Мартин застал Стивен одну.

Он сказал:

— Я хочу поговорить с тобой. Я должен.

Она отложила ручку и посмотрела ему в глаза:

— Итак, Мартин, в чем дело? — но она уже знала это.

Он очень просто ответил ей:

— Дело в Мэри. — Потом он добавил: — Я ухожу, потому что я твой друг, и я люблю ее… Я должен уйти ради нашей дружбы, и еще потому, что, мне кажется, Мэри становится неравнодушна ко мне.

Он думает, что Мэри к нему неравнодушна… Стивен медленно поднялась с места, и вдруг она перестала быть просто Стивен — она олицетворяла всех себе подобных, и все они вступали в схватку с этим мужчиной, чтобы требовать своих прав, чтобы доказать, что их смелость непоколебима, что они не признают и не страшатся никаких соперников.

Она холодно сказала:

— Если ты уходишь из-за меня, потому что воображаешь, что я испугалась — тогда оставайся. Уверяю тебя, я нисколько не боюсь; здесь и сейчас, я заявляю, что ты не отнимешь ее у меня! — И, сказав это, она удивилась сама себе, ведь она боялась, ужасно боялась Мартина.

Он вспыхнул, услышав спокойное пренебрежение в ее голосе, задевшее все, что было в нем мужского и соревновательного.

— Ты думаешь, что Мэри не любит меня, но ты неправа.

— Очень хорошо: докажи, что я неправа! — сказала она ему.

Они поглядели друг на друга с холодной враждебностью, потом Стивен сказала мягче:

— Ты не хотел оскорбить меня своим предложением, но я не согласна с тем, чтобы ты уходил, Мартин. Тебе кажется, что я не могу удержать от тебя женщину, которую люблю, потому что у тебя есть преимущество передо мной и перед всеми мне подобными. Я принимаю этот вызов. Я должна принять его, если хочу остаться достойной Мэри.

Он склонил голову:

— Пусть будет так, как ты пожелаешь, — и вдруг он быстро заговорил: — Стивен, послушай, мне так не хочется это говорить, но, ей-Богу, тебе нужно это сказать! Ты смелая и прекрасная, и у тебя добрые намерения, но жизнь с тобой духовно убивает Мэри. Разве ты не видишь? Разве ты не понимаешь: ей нужно все то, что ты не властна ей дать? Дети, защита, друзья, которых она сможет уважать, и которые будут уважать ее — разве ты не понимаешь, Стивен? Есть немногие, кто способен пережить такие отношения, как ваши, но Мэри Ллевеллин не из их числа. Она недостаточно сильна, чтобы сражаться со всем миром, чтобы выстоять против преследований и оскорблений; это приведет ее на дно, и уже приводит, она уже вынуждена обернуться к таким людям, как Ванда. Я знаю, что говорю, я видел все это — бары, выпивка, жалкий бунт, ужасная, бесполезная растрата жизни — говорю тебе, это духовно убивает Мэри. Я ушел бы в сторону, потому что я твой друг, но перед этим я все равно сказал бы тебе все это: я умолял бы и заклинал, чтобы ты освободила Мэри, если любишь ее. Я встал бы на колени, Стивен…

Он остановился, и она услышала свою речь, довольно спокойную:

— Ты ничего не понимаешь. Я верю в свой труд, очень верю; однажды я доберусь до самой вершины, и это заставит мир принимать меня такой, как есть. Это вопрос времени, но ради Мэри я собираюсь добиться успеха.

— Пусть Господь сжалится над тобой! — вдруг выпалил он. — Если твоя победа и придет, она придет слишком поздно для Мэри.

Она уставилась на него, ошеломленная:

— Как ты смеешь? — запинаясь, проговорила она. — Как ты можешь подрывать мою смелость? Ты называешь себя моим другом и говоришь такие вещи…

— Я обращаюсь именно к твоей смелости, — ответил он. И снова тихо заговорил: — Стивен, если я останусь, я начну сражаться с тобой. Понимаешь? Мы будем сражаться, пока один из нас не признает свое поражение. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы отнять Мэри у тебя — конечно, все, что остается в рамках чести, — ведь я собираюсь играть в открытую, и, что бы ты ни думала, я друг тебе, только, видишь ли… я люблю Мэри Ллевеллин.

И она нанесла ответный удар. Довольно медленно, глядя в его чувствительное лицо, она заговорила:

— Видно, ты как следует все обдумал, хотя, конечно же, наша дружба дала тебе время на это… — он вздрогнул, и она улыбнулась, зная, что способна ранить его: — Может быть, — продолжала она, — ты расскажешь мне о своих планах? Предположим, ты одержишь победу… могу ли я выдать Мэри замуж за тебя? Может ли она уйти к тебе из моего дома, или это будет тяжким прегрешением против общества? Предположим, она вскоре захочет покинуть меня ради любви к тебе — куда ты отведешь ее, Мартин? В дом твоей тетушки, ради приличия?

— Не надо, Стивен!

— Но почему? У меня есть право знать — видишь ли, я тоже люблю Мэри, и я тоже беспокоюсь об ее репутации. Да, я считаю, мы должны обсудить твои планы.

— Ее всегда радушно примут у моей тети, — твердо сказал он.

— И ты приведешь ее туда, если она убежит к тебе? Ведь кто знает, что может случиться — ты говоришь, она уже к тебе неравнодушна…

Взгляд его стал твердым:

— Если Мэри согласится жить со мной, Стивен, я первым делом устрою ее в доме моей тети в Пасси.

— А потом? — с насмешкой спросила она.

— Там я женюсь на ней.

— А потом?

— Я приведу ее в свой дом.

— В Канаду… ну да, конечно, это довольно безопасное расстояние.

Он протянул к ней руку:

— Ради Бога, не надо! Почему-то это так ужасно… Будь милосердной, Стивен.

Она горько рассмеялась:

— Почему я должна быть милосердной к тебе? Разве не достаточно, что я принимаю твой вызов, что я свободно приму тебя в своем доме, что я не прогоняю тебя и не запрещаю сюда приходить? Приходи, когда тебе угодно. Ты даже можешь пересказать наш разговор Мэри; я не стану этого делать, но пусть тебя это не остановит, если ты считаешь, что это может дать тебе преимущество.

Он покачал головой:

— Нет. Я не буду пересказывать его.

— Что ж, вероятно, ты делаешь то, что считаешь нужным. Я предлагаю вести себя так, как будто ничего не случилось — а теперь я должна вернуться к своей работе.

Он помедлил:

— Разве мы не пожмем друг другу руки?

— Конечно, — улыбнулась она, — разве ты не мой добрый друг? Но, знаешь, теперь ты действительно должен оставить меня одну, Мартин.

3

После того, как он ушел, она зажгла сигарету; это был чисто машинальный жест. Она была охвачена странным волнением и странным оцепенением — удивительно причудливое смешение чувств; потом у нее вдруг страшно закружилась голова, и ей стало дурно. Она ушла в спальню, умылась, села на кровать и пыталась собраться с мыслями, сознавая, что ее мысли совершенно пусты. Она не думала ни о чем — даже о Мэри.

Глава пятьдесят пятая

1

Горькой и необычайной была война, которая теперь велась между Мартином и Стивен, но втайне, чтобы тому созданию, которое они любили, не приходилось страдать; одной из самых странных сторон в этой войне было то, что им часто приходилось старательно защищать друг друга, следить за своими глазами и словами, когда оказывались рядом с Мэри. Ради девушки, которую оба стремились защитить, им часто приходилось защищать друг друга. Ни один не унизился бы до клеветы или злобы; хотя сражались они втайне, они сражались с честью. И все равно их сердца изнывали от этой жестокой и коварной войны, наложившей руку на их обреченную дружбу — действительно, горькой и необычайной была эта война.

Теперь Стивен, вдруг оказавшись лицом к лицу с угрозой бесконечного одиночества, призывала себе на помощь все оружие, что было в ее распоряжении, чтобы утвердить свое право на обладание. Каждое звено в той цепи, которой годы сковали их с Мэри, каждое нежное и страстное воспоминание, что привязывало их прошлое к их пылкому настоящему, каждаую минуту радости и даже печали — все это она использовала в своей защите против Мартина. И среди ее оружия не самым слабым было совершенное товарищество и понимание, великая сила таких союзов. Она была хорошо вооружена, ее оружием было настоящее и прошлое — но единственным оружием Мартина было будущее.

С тонкостью, которую пробудила в нем любовь, он очень мягко направлял мысли девушки к безопасной и мирной жизни, которую сулил ей брак с ним. Он находил тысячи мелких способов, чтобы стать необходимым ей, окружить ее теплой, радостной защищенностью, которая заставляла даже враждебный мир казаться приветливым. И, хотя он еще воздерживался говорить открыто, разыгрывая свою партию с большим мастерством и терпением — хотя, прежде чем заговорить, он хотел быть уверен в том, что Мэри Ллевеллин по своей свободной воле пойдет с ним, когда он позовет ее, потому что любит его — но все же она угадывала его любовь, ведь мужчины не могут скрывать такие вещи от женщин.