Златослава Каменкович - Ночь без права сна

• Название: Ночь без права сна
• Автор: Златослава Каменкович
• Издательство: Каменяр
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1980

В романе известной русской писательницы отображена революционная борьба трудящихся Западной Украины за свое социальное и национальное освобождение в начале нашего века. Исторические события здесь переплетаются с увлекательной, захватывающей интригой, волнующими приключениями героев.

---

Теперь Мишка и дворник, и сторож, и куда надо сбегать, что унести, что принести. Рад был, что сыт, одет, крыша над головой. Но однажды осенью попался «мешок» на каком-то мошенничестве. Нагрянули с обыском. Мишка через дымоход на крышу, а там по железной лестнице и в соседний двор… Лавку опечатали, хозяина в тюрьму. Он там «климата» не перенес, помер. Потом Мишка пустился по дорогам с полуслепым шарманщиком. Однажды зимой настигла их в дороге метель. Стали замерзать. Очнулся Мишка в больнице, ждал, что шарманщик придет проведать. А монашка, вся в черном, сказала: бог милостив, к себе на небо позвал старика. И так про бога и ангелов начала рассказывать… Крепко тогда Мишка позавидовал шарманщику. А монашка крестик ему на шею надела, велела каждый день молиться, мол, боженька услышит и на небо позовет…

Пятнадцать стукнуло — в порту грузчиком начал надрываться, пока не встретил знакомых, из тех, которые к «мешку» захаживали. И началось…

Большой шум подняли газеты, когда Мишка с корешами красиво очистили казино «Ампир», это «второе Монте-Карло», как, бывало, говорил «мешок».

Чего только не навыдумывали тогда. А все было очень просто. Заранее подкупили двух швейцаров (для близира их связали и кляп в рот). Тихо вошли в большой зал (роскошь, блеск, день бы так пожить!). На пяти зеленых столах крутятся рулетки, крупье уже нацелили свои лопатки, чтобы сгрести золотые монеты и екатеринки, ошалевшие от азарта игроки впились глазами в заветный шарик, который должен принести удачу, как вдруг: «Руки вверх!» Мишка наставляет один-единственный заряженный револьвер, потому что остальные девять в руках у бандитов — деревянные пугачи. И когда в тишине Борода извлекает из карманов крупье не только тайно присвоенные золотые монеты, скомканные екатеринки, но и револьверы, Мишка (впервой на таком крупном деле, хорошо, что черная маска надежно скрывает лицо) ощущает, как его бросает то в жар, то в холод от смешанного чувства ужаса и облегчения. Так бывает, когда удается избежать смертельной опасности. И ни единого выстрела, даже ножи не пущены в ход. Только крупье Георг, изящный, элегантный (обольстил и бросил сестру Бороды), выплюнул несколько зубов… Деньги и меховые боа затискиваются в обыкновенный мешок, какие накидывают на себя грузчики в порту, а перстни, медальоны, серьги, золотые часы на массивных цепочках распихиваются по карманам, и айда! Ищи ветра в поле!

— Когда меля схватили в Каменце, сперва два дня держали в холодном погребе, и ни маковой росинки по рту! — продолжал Мишка свою ночную исповедь. — Потом наверх, к следователю. Прикидывается человеком: «Ай-ай, как можно, без глотка воды, без куска хлеба… Подумай о матери и отце… У меня тоже есть сын, твой ровесник… Я тебе зла не хочу (это он клонит к тому, чтобы я раскололся). Назовешь сообщников, откроешь, где спрятали награбленное, — иди, простим не карая…» Потом били до полусмерти, думал, концы отдам. Молчу как рыба. Вот, заклеймили (выбранился). И не на том месте, откуда ноги растут, а прямо на фасаде… Ну и пусть! Краля отвернется, замуж не пойдет? Пойдет! Мне приданого не надо. Сам теперь с мошной. Такую свадьбу отгрохаю…

— Так ведь как еще суд решит, — замечает крепкий седой старик.

— Деньги — крылья! — Мишка полон бодрой уверенности. — Какие доказательства? Работали в масках… Мои дружки, что на свободе, через адвоката — судье в лапу — и чист!

Всего на несколько минут он умолкает, но это молчание, видно, ему тягостно. Не то с любопытством, не то с чувством превосходства Мишка обращается к Руденко:

— Вот я, к примеру, знаю, в чем мой барыш, за что цепью звеню. А политическим что за выгода? Зря вы только свою свободу в кандалы…

— Нас бросают в темницы, заковывают в цепи, но наша правда остается на свободе, — загорается Руденко.

И веря, что этот парень еще не утратил способности воспринимать добрые чувства, Руденко рассказывает ему о Спартаке, о его несгибаемом мужестве, преданности и любви к тысячам угнетенных рабов, которых он поднял на борьбу за свободу. А потом рассказом увлекает Мишку на баррикады Парижской коммуны… Доверчивый, пылкий юноша полон симпатии к трудовому люду восставшего Парижа. Да, он с ними, отважными коммунарами! Он отбивает атаки, посылая заряд за зарядом в ненавистных версальцев… Но Коммуна потоплена в крови… Жестокий Тьер захватил Париж, по его приказу расстреливают даже женщин, стариков и детей…

— Это же было так недавно! А я не знал! Махнул бы со своими удальцами туда!..

Что-то неожиданное и значительное ворвалось этой ночью в Мишкину жизнь.

— А ты сам кто? — спрашивает Мишка.

— Рабочий и революционер, — отвечает Руденко.

— Коммунар, значит… Я тоже за бедных. Особенно жалею, если кто больной… или там сироты… Ох, много нужды кругом! Детей мне всегда жалко бывает… Под рождество мы вроде за Деда-Мороза… По подвалам задаром елки разносим, яблоки, орехи, игрушки. Пусть радуются…

— А наш девиз такой, — говорит Руденко:

Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, Отчизне посвятил!
Души прекрасные порывы!
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна.
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!..

Мишка горько усмехается:

— Случись мне получить ножа или могилу, никто и слезы за меня не прольет… — он словно признает себя побежденным в споре с политическим.

— А знаете ли вы, юноша, чьи строки произнес товарищ? — спросил один из арестантов, бывший учитель.

Нет, Мишка не знал.

— Их автор великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин.

Да, это имя Мишке знакомо. Когда-то нашел на чердаке книжку с вырванными страницами, только и уцелело в ней четыре листочка. На обложке: «А. С. Пушкин. Лирика». Что такое «лирика», Мишка до сих пор не знает, а вот одно стихотворение запомнил:

Сижу за решеткой в темнице сырой.
Вскормленный на воле орел молодой,
Мой грустный товарищ, махая крылом,
Кровавую пищу клюет под окном…

— Пушкин сочинил про нашего брата, вора, — убежденно заключил Мишка.

— Вы думаете? — улыбнулся учитель и спросил: — Какая у вас любимая молитва?

— Известно, «Отче наш…» — простодушно ответил Мишка.

— А у меня строки Пушкина из оды «Вольность». Вот эти:

Самовластительный злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.
Читают на твоем челе
Печать проклятия народы,
Ты ужас мира, стыд природы,
Упрек ты богу на земле…

— Так это… — у Мишки перехватило дыхание, — против царя?.. Выходит, Пушкин тоже с вами заодно? Политический?.. — он недоверчиво обвел глазами людей у костра: «Разыгрывают?..»

— Выходит, что так, — кивнул головой учитель.

Мы добрых граждан позабавим
И у позорного столпа
Кишкой последнего попа
Последнего царя удавим.

— Идут! — тихо предостерег чей-то голос.

Подошли три конвоира. Проверили у всех прочность замков на кандалах и увели отчаянно сопротивлявшегося Мишку.

Жгучие слезы

Месяц минул с начала этапа, прежде чем вдали показались тополя и белые мазанки. Наконец-то дошли. Это Украина. Все окружают придорожный «журавель» и жадно пьют из бадейки, из длинной колоды, где обычно кучера останавливаются поить лошадей.

И снова в путь.

Но что случилось? Почему по всем дорогам снуют жандармы?

— Стой! Садись! Быстро! — приказывают конвоиры.

Арестанты опускаются на запыленную полынь. Жандармы останавливают проезжающую карету. Перепуганный кучер изо всей силы натянул поводья:

— Тпрр, бисова тварюка!

Длинноусый жандарм лихо спрыгнул с коня. Распахнув дверцу, грозно прокричал:

— Господа, проверка документов!

С наступлением темноты заключенные прибыли в винницкую пересыльную тюрьму. Здесь Ярослав Руденко узнал, почему на дорогах мечутся жандармы.

Две недели назад из киевской тюрьмы бежали политические заключенные. Они были арестованы за попытку поднять вооруженное восстание крестьян Чигиринского уезда. Их ждал суд и смертная казнь. Среди беглецов находился и сын деревенского священника Яков Стефанович.

В какие-нибудь восемь месяцев этот энергичный, умный и решительный человек сумел привлечь к борьбе не одну тысячу крестьян. Они ждали сигнала к восстанию. Крестьяне наивно верили, что сам бог исполнился состраданием к мукам и горю мужицкому и благословляет их на справедливое дело. Поэтому в церквях было полным-полно народу. Откуда им было знать, что еще с давних времен действует указ Петра I, который обязывает священников доносить властям о выявленных на исповеди «преднамеренных злодействах» против службы государевой или церкви? И священники поспешили донести властям о готовящемся восстании.