Лэйни Тейлор - Дни Крови и Звездного Света

• Название: Дни Крови и Звездного Света
• Автор: Лэйни Тейлор
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Давным-давно, ангел и демон полюбили друг друга, и посмели мечтать о мире, свободном от войны и кровопролития. Это не тот мир. Художница и ученица монстров Кару наконец-то получила те ответы, которые так стремилась узнать. Кару знает кто она — и что она. Но с этим знанием приходит и иная правда, и девушка отдала бы все, чтобы изменить ее: она полюбила врага, и он предал ее, а мир пострадал из-за этого. В этом потрясающем сиквеле высоко оцененной книги «Дочь дыма и костей» Кару должна решить, как далеко она зайдет в стремлении отомстить за свой народ. Полные горя и красоты, тайн и сложных решений, Дни Крови и Звездного Света расставят Кару и Акиву по разные стороны баррикад, а старая как мир война вернется к жизни. Пока Кару и ее союзники собирают армию из монстров в стране пыли и звездного света, Акива готовиться к битве иного рода: битве за спасение. За надежду. Но может ли надежда возродиться из пепла их разбитой мечты?  

---

Почему же они были все еще здесь, спустя день, после их исчезновения из замка монстров, после того, как они натерли и сбили в кровь ноги, и нажили синяки от уплаты за подъем — их пурпурный предмет гордости?

— Я не хочу уходить, — призналась Сусанна писклявым голоском. — Возвращаться к туристам и ангельскому культу, к марионеткам и настоящей жизни? — Она канючила и понимала это. — Я хочу делать монстров, творить волшебство и помогать Кару.

— Это тоже настоящая жизнь, — сказал он. — И более того, она может привести к настоящей смерти. Это слишком опасно.

— Знаю, — сказала она, и она действительно, все прекрасно понимала, но чувствовала, что неправильно оставлять Кару здесь совсем одну. Ведь, если Тьяго один раз уже убил ее, откуда ей было знать, что он снова этого не сделает? — Черт побери, почему у нее нет телефона? — проворчала она.

Кару же была богата, она что, не могла разориться на спутниковый телефон или типа того? Короче. Если бы Сусанна в любой момент могла узнать все ли в порядке с ее подругой, она бы тоже была в порядке.

Что, однако, совершенно не означало, что она бы перестала ныть.

Она согласилась покинуть казбу, и вот она здесь. Ну, ладно. Она же не говорила, что покинет страну. Сусанна просто не могла отделаться от ощущения, что, если бы они пошли дальше, и уехали, то вся магия прошлой недели испарилась бы. И она осталась бы ни с чем, кроме сумасшедшей истории, которую она могла бы рассказать своим внукам — о том, как на неделю, в гигантской песочном замке на краю пустыни Сахара, она была помощницей воскресителя и создавала великолепных крылатых воинов для потусторонней войны.

А внуки бы крутили у виска и считали, что их бабуля свихнулась, потому что звучала бы эта история совершенно безумно.

И что тогда? У нее не было иного выбора, кроме как поморгать (потому как, о боже, она лишь это могла сделать прямо сейчас) и отлупить шалопаев свернутой газетой, а те, в свою очередь, бросились бы с криками врассыпную, от нее — старой кошелки.

— Из меня выйдет ужаснейшая бабушка в мире, — пробормотала она, с одной стороны, вроде как сетуя, а с другой — скорее желая в этом убедиться.

— Чего?

— Да так. — Она повернулась и уткнулась лицом в подушку. Сусанна покричала в нее, ощутив на вкус затхлость отельной наволочки, и ей немедленно захотелось прополоскать рот проточной водой. «Ну, конечно, наволочки стирали после последнего постояльца», — говорила она себе. Конечно, стирали. Именно поэтому они на вкус, как немытые волосы незнакомца.

Рука Мика гладила ее по спине, делая медленные круги. Она повернулась к нему лицом.

— Я своим пальцем рисую твоим потом на твоей же спине, — сообщил он ей. — Это сердце.

— Потное сердце. Как романтично.

— О, да ты хочешь романтики? Ладушки. Что это значит?

Она чувствовала, как он водил по ее коже пальцем и повторяла каждую букву, которую он на ней рисовал.

— С-У-С-А-Н-Н-А. Сусанна. Т-Ы. Ты. Б-У-Д-Е-Ш-Ь. — Она замолчала. — Будешь. — Девушка лежала неподвижно, прислушиваясь к следующей букве, которую он выводил на ее коже. — М. — У нее сорвался голос. Она посмотрела Мику в лицо. Он озорно улыбался, но только глазами. Его подбородок был покрыт рыжеватой щетиной. Через сломанную планку жалюзи проник солнечный луч и упал ему на ресницы; казалось, они, будто были припорошены светом.

— О, — сказала Сусанна. О Боже. Сусанна, ты будешь мо...

Ее сердце бешено колотилось. Чувствовал ли он это через ее спину? Когда они говорили о браке, еще там, в Праге, она была непреклонна. Ну, ладно. Она была смущена, чтобы думать об этом; она не была одной из тех девушек, которые мечтали о свадебном платье, и она была слишком молода.

Е, почувствовала она.

— Е, — прошептала она.

Рука Мика упала.

— Неверно, — сказал он. — Это была Р.

— Р? Это не то, что ты писал... — осеклась она.

— А что ты подумала? — поддразнивая, спросил Мик. — Я писал, Сусанна, ты будешь морить меня голодом, а дальше должно было быть, или сделаешь мне бутерброд? А ты что подумала?

Она одернула рубашку на спине.

— Ничего, — сказала она, скатываясь с кровати.

Мик схватил ее за талию и притянул к себе.

— Ты же не подумала, что...? О. Как неловко получилось-то.

Ее лицо пылало. Ну вот, он опять. Господи. По-видимому, она и была той самой легкомысленной девушкой, которая мечтала о свадебном платье.

— Отпусти меня, — сказала она.

Но он не отпускал ее. Он продолжал ее удерживать.

— Я пока не могу просить тебя об этом, — прошептал он ей на ухо. — Потому пока приберег несколько буковок.

— Очень смешно.

— Я не шучу. — По голосу он был абсолютно серьезным, а когда она взглянула на его потное лицо, поняла, что он действительно не шутит. — Ты бы согласилась? — спросил он.

Ну, да, только там, несколько буковок и целое слово. Серьезно. Она же не сказочная принцесса. Хотя прямо сейчас, она чувствовала себя именно ею, и это было не самое худшее ощущение.

— Нет, — сказала она и перестала пытаться вырваться. — И я не шучу, а вот теперь я тебе задам задачку. Раздобудь кондиционер и сможешь излечить мою скуку.

75

ЭТО БЫЛО РЯДОМ, И ЭТО БЫЛИ КРЫЛЬЯ

Кару была в своей комнате. Стояла ночь. Опять. Со времени событий в яме прошел день. Каким-то образом.

Дверь была закрыта, но подпорки Мика исчезли. Они их забрали, и повесили ставень на засов, а ее безопасность, что теперь было предельно ясно, всегда была не более, чем иллюзией.

Она представила, как луна по орбите огибает землю, а земля, в свою очередь, идет по курсу вокруг солнца, и блеск звезд в этих дугах — но... нет. И это иллюзия, как и то, что восход и заход солнца, были всего лишь уловкой. Это мир двигался, а не звезды, не солнце. Небо двигалось, панорамируя* через ту необъятность, катясь через пространство, мчась из конца в конец, и эта стремительность заставляла ее находиться здесь. Одну из миллионов.

«Неважно, что случится со мной, — сказала она себе. — Я одна из миллиардов. Я всего лишь звездная пыль, которая на мимолетное мгновение соединилась в единую форму. Я рассыплюсь на частички. Когда-нибудь звездная пыль соединится во что-то иное, и я буду свободна. Как свободен Бримстоун».

Звездная пыль. Это была целая наука, она слышала и читала о ней все самое важное, произошедшее от взрыва звезд, но это было скорее похоже на человеческую версию мифов Эретца. Может, несколько суше: без насильника солнца и палача луны. Никто никого не заколол. Это была история Кирин: солнце пыталось силой взять Эллай, и она заколола его, как Кару — Тьяго. Нитид расплакалась, и ее слезы обратились в химер. Детей сожаления.

Кару подумалось: «А Эллай плакала? Она искупалась в море, чтобы снова почувствовать себя чистой? Это могло стать частью легенды: ее слезы подарили морям соль и повсюду в мире родились насилие, предательство и горе».

Кару искупалась бы в реке. Ее слезы не превратились бы в море, они стали бы водоемом с пальмами в каком-нибудь оазисе; они превратились бы в фрукты, которые были бы съедены; и, возможно, были бы выплаканы другими глазами.

Но все происходит не так.

Именно так. Ничто никуда не девается. Даже слезы.

А как же надежда?

Она отмылась дочиста, насколько это было возможно без горячей воды и мыла. Она погружалась и погружалась в бурлящую воду, пока руки с ногами не онемели, а с порезов на коже не была смыта кровь — ее собственная кровь... и не только ее. Не в последнюю очередь.

И не только Тьяго.

Ей послышался звук, он был совсем рядом и это были крылья.

Она выбросила из разума воспоминание, словно это было лицо, которому она дала пощечину.

Думай о чем-нибудь другом.

О своей боли. Мысли о ней пойдут на пользу. Только вот, о которой? Ее было столько, и она становилась таким большим знатоком по части боли, что позволила ей перемешаться в единый туман в голове. Каждая царапина, каждый ушиб были ее сущностью, как звезды в созвездии. В созвездии под названием? Жертва?

Она была похожа на жертву. В ссадинах. Истерзанная. Правая сторона ее лица была исцарапана песком. Губа разбита, щека стала фиолетового цвета, окарябанная и в засохшей крови. Волдыри на руках были содраны черенком лопаты. Лопата. Не думай. Ее ухо. Вот боль, на которой следует сосредоточиться; с этим она может что-то сделать. Мочка уха там, где ее укусил Волк, была порвана и опухла. Она могла бы заштопать его, как сшила руки Зири и разрезанную улыбку, но она не думала, что у нее получится сосредоточиться. Но как бы там ни было, ей была невыносима мысль о тисках. Все ее тело болело и жгло, и кричало от боли.

— Ты заставляешь синяки выглядеть красиво, — сказала ей как-то Тьяго. «А ты нет», — подумала она, глядя на уродливые пятна растопыренных отпечатков пальцев, покрывающие ее руки, по которым было видно, что он сделал с ней.