Владимир Листенгартен - Рассказы

• Название: Рассказы
• Автор: Владимир Листенгартен
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Вновь прошли годы. Моему брату исполнилось 65 лет и снова его вызвал к себе заведующий кафедрой, которым стал к тому времени член-корреспондент АН СССР Б. Джелепов.

— Михаил Абрамович, мы вас очень ценим и уважаем, но вы вошли в пенсионный возраст, а в этом возрасте мы можем продолжать держать на работе только докторов наук. Вам грозит увольнение в ближайшее время.

В свои 65 лет мой брат был здоровым человеком, он мог пешком дойти от Малой Охты до центра города. Потерять работу, потерять возможность заниматься теоретической физикой для него было равносильно смерти.

— Дайте мне год, я все подготовлю.

Свое обещание он сдержал и через год защитил докторскую диссертацию.

В начале 1990-х годов перестал существовать Советский Союз, канула в Лету советская власть, наступили смутные годы, когда оплата труда ученых и даже профессоров вузов сократилась настолько, что не покрывала даже прожиточного минимума. Определенным подспорьем для семьи брата стала пенсия блокадника. Дом, в котором он жил, с годами обветшал, входящие пугались замызганного и обшарпанного темного парадного с выбитыми оконными стеклами. При отсутствии лифта стало очень тяжело подниматься по выщербленным ступенькам лестницы на пятый этаж. Комнаты были настолько малы, что в спальне, например, кроме двуспальной кровати ничего не помещалось, а небольшая гостиная была настолько завалена научными журналами и книгами, что через нее приходилось пробираться боком. Большую часть места занимал секретер, за которым Миша работал, в основном, по ночам, когда стояла полная тишина и никто ему не мешал, и диван, на который он ложился спать под утро. Кухонька была сверхминиатюрной — за микроскопическим столиком могли с трудом втиснуться три человека, прижавшись к стене и друг к другу.

В 1989 году я с семьей эмигрировал в Америку, но мой брат уехать отказался. Он за прошедшие десятилетия прирос к Ленинграду (Санкт-Петербургу), к своему Университету, к своей кафедре. В эти годы мы с ним постоянно вели дискуссии. Не имея ни копейки за душой, живя в замызганной «хрущевке», Миша, тем не менее, до конца жизни был бесконечно благодарен советской власти за то, что она дала ему эту квартиру, в которой он мог спокойно заниматься любимой наукой. Я убеждал его, что если бы он жил в Америке и в течение десятков лет работал профессором какого-либо университета, он несомненно имел бы собственный дом и солидный счет в банке, а заниматься теоретической физикой с успехом можно и не в Советском Союзе, сидя не за секретером, а за нормальным письменным столом в комнате, где по стенам были бы шкафы, в которых в полном порядке были бы расставлены его книги и журналы.

В 1994 году в Далласе проходила международная конференция по физике. Воспользовавшись помощью фонда Сороса, мой брат, один из докладчиков на этой конференции, приехал в Америку и имел возможность повидать меня и мою семью. Коллеги, американские физики, хорошо знавшие его работы, организовали для него поездку по штатам Новой Англии, он побывал в Нью-Йорке и других городах, его принимали профессора университетов в собственных больших домах. Но все это не произвело на него впечатления. Он по-прежнему считал, что советская власть его облагодетельствовала, дав простому советскому профессору, маленькую государственную, то есть не принадлежащую ему, квартиру. Мишу возмущало наличие в мире миллионеров и миллиардеров. Я ему говорил:

— Вот возьмем Гейтса, он миллиардер, потому что под его руководством были созданы компьютерные программы, которыми пользуется весь мир, потому что он создал компанию, которая эти программы разрабатывает и распространяет.

— Ну и что? Конечно, твой Гейтс — молодец, но надо было ему дать не деньги, а орден!

— Зачем ему орден? Вот ты сидишь в своем Петербурге, — отвечал я, — со своими орденами и медалями, но без копейки денег!

Но переубедить его было невозможно.

Один из учеников моего брата, профессор Ф. Карпешин, после его смерти написал в некрологе, что он — «один из старейших сотрудников отдела ядерной физики [Петербургского Университета], широко известный в нашей стране и за рубежом физик-теоретик, внесший важный вклад в развитие ядерной и атомной физики, активный член и организатор ежегодных Совещаний по ядерной спектроскопии и теории ядра, играющих важную роль в коммуникации российских ученых-ядерщиков». В приватной беседе со мной Федор Федорович добавил:

— Михаил Абрамович был крупным ученым-физиком, но к практической жизни он был совершенно не приспособлен.

И, к сожалению, это сущая правда.

«В хорошие руки»

Женя и его жена Маша жили в Ленинграде, а престарелый отец жены — в Баку. Жизнь человеческая коротка, и в один малоприятный момент отец заболел и уехал к дочери в Ленинград, где через некоторое время скончался. Надо было освободить квартиру в Баку, в которой скопилось много разных вещей, не только принадлежавших отцу и ее ранее умершей матери, но и самой Маше, поскольку ее молодость до замужества прошла в этом городе. Пожилые люди часто превращаются в «Плюшкиных», выбросить что-либо трудно, даже ненужные вещи складываются куда-нибудь за шкаф: а вдруг пригодятся? Сама Маша после смерти отца чувствовала себя неважно и послала в Баку своего мужа — Женю. В Баку жил Женин брат Юра и, конечно, Женя сразу же попросил его помочь разобрать и ликвидировать вещи в квартире Машиного отца.

Надо сказать, что Маша хорошо знала, что́ хранилось в этой квартире, и Женя приехал в Баку со списком в руках — что надо отослать в Ленинград, что попытаться продать, сдав в комиссионный магазин, а что — просто выбросить. Но был в списке один смехотворный пункт, выполнение которого вызывало большие трудности. В квартире стояла кроватка, в которой спала Маша, когда ей было 3–5 лет от роду. Она была металлическая, покрашенная белой эмалевой краской, которая во многих местах облупилась, с продавленной сеткой и матрацем, порванным в нескольких местах. В те годы уже никто не пользовался подобными кроватками, у всех, у кого были дети, они спали в удобных деревянных кроватях. Но в списке у Жени было четко указано: «Кроватку ни в коем случае не продавать, не выбрасывать, а отдать в хорошие руки». Видимо, у Маши с этой кроваткой были связаны какие-то приятные детские воспоминания. Юра предложил не придерживаться всех распоряжений, изложенных в списке, а все-таки просто выкинуть кроватку. После долгих уговоров, телефонных переговоров с Ленинградом удалось добиться только одного: Маша разрешила выкинуть матрац. А кроватку во что бы то не стало надо было пристроить «в хорошие руки».

Юра понимал, что это бред, но переспорить брата не мог — тот не желал ни на йоту отступать от Машиных распоряжений. Пришлось привлечь на помощь приятеля, который водил грузовую машину. Звали его Костя. Юра ему сказал:

— Придешь в эту квартиру, когда мы будем там с братом, скажешь, что я тебя позвал, предложив взять что-либо из вещей. Когда осмотришься, увидишь старую детскую кроватку. Начни выражать по поводу нее свой восторг, скажи «Какая замечательная антикварная кроватка и как она хорошо сохранилась, видимо хозяйка ее очень берегла!», а потом добавь, что ты ее с удовольствием возьмешь для своего ребенка, которому 4 года. Мы погрузим эту кроватку на твою машину, но, пожалуйста, не выбрасывай ее близко от этого дома, не дай Бог, Женя увидит ее на мусорке!

План удался на славу. Женя поверил, но попросил Костю дать номер его домашнего телефона, чтобы Маша, его жена, могла позвонить и убедиться, что кроватка действительно попала в «хорошие руки». Кроватку погрузили на машину, и Костя уехал. Женя сообщил Маше, что ее поручение выполнено, а Юра вздохнул с облегчением: наконец-то, хоть и с трудом, удалось решить эту почти невыполнимую задачу!

Монолог

Всю жизнь я старался понять: счастливый я или несчастливый? И ни к какому выводу придти не мог. В 1937 году арестовали моего отца, которого я больше никогда не видел, значит, я несчастливый! В те времена обычно семьи «врагов народа» ссылали, но нашу семью не тронули — значит, я счастливый? В тяжелые военные и послевоенные годы наша семья часто голодала. Я не мог думать ни о чем другом, кроме еды. Я был очень несчастлив! В эти годы заболели и умерли мои младшие брат и сестра, а я выжил — значит, я счастливый? На экзамене при поступлении в вуз мне достался билет, в котором я не знал ни одного вопроса, и я понял, что я несчастливый. Но педагог, посмотрев мой билет, сказал: «Вам достался очень легкий билет, это все знают, вы лучше мне ответьте на такой вопрос…» — и задал вопрос, который я прекрасно знал. И я поступил в вуз, значит, я счастливый.

Когда я кончил учиться и стал геологом, я какое-то время работал на бурении мелких скважин. С вышки упал на меня вертлюг весом килограммов в 30. Ты когда-нибудь слыхал что-либо подобное, на кого-нибудь еще падали вертлюги? Это значило только одно — несчастливый я! Об этой истории рассказывали так: «Ему на голову упал тяжелый железный вертлюг, а ему хоть бы что… вертлюг разлетелся на мелкие кусочки, а на его голове даже шишки не было». Это неправда. Мне повезло — вертлюг лишь задел мою голову, поэтому она осталась цела, счастливый я!