Мэй Пэнг - Любить Джона: Нерассказанная история

• Название: Любить Джона: Нерассказанная история
• Автор: Мэй Пэнг
• Жанр: Биографии и Мемуары

Мэй Пэнг было всего двадцать два года, но она стала очень полезным человеком для Джона Леннона и Йоко Оно. Она сортировала их письма и подбирала за ними одежду, которую они бросали, где попало… Она перевозила их записи и бумаги из Нью-Йорка в Англию. Она составляла бюджеты и контракты их альбомов, нанимала 365 пар голых ног для фильма Леннона за мир, даже протаскивала чемоданы, набитые одеждой Йоко, через таможню. Капризы Леннонов были для нее законом, и какими бы чудными ни были приказы, Мэй ухитрялась выполнять их. И вот однажды утром в "Дакоте" Йоко сказала Мэй, что она должна начать

ЛЮБИТЬ ДЖОНА

"ЛЮБИТЬ ДЖОНА" — это история взаимоотношений между тремя людьми: Джоном Ленноном, Йоко Оно и Мэй Пэнг. В основе этой книги лежат собственные воспоминания Мэй Пэнг, а также интервью с рядом людей, знавших Мэй и Джона, когда они были вместе. После размышлений над полученными сведениями, авторы пришли к выводу, что связь между Мэй и Джоном в основном была инициирована, контролируема и разорвана Йоко Оно.

---

Было трудно прочесть реакцию Джона на мой рассказ. Из — за своего прошлого он был настроен чрезвычайно критически к родителям, особенно к отцам, потому что его собственный отец бросил его в раннем детстве. «Знаешь, — говорила я, — мой отец, когда вызывал маму, поставил ей условие: он не хотел, чтобы его ребенок, девочка, ехал в Америку. Он послал маме денег, чтобы усыновить мальчика, и привезти его с собой, а дочь — оставить.»

«Ни хуя себе!»

«В Китае супружеская пара, которая не может родить мальчика, может его купить. Моя мама купила десятилетнего мальчика за пятьсот долларов. Она бросила девочку и уехала в Штаты. Я родилась через три года после приезда мамы, 24 октября 1950 года. Мой отец пришел в ярость, узнав, что у него родилась девочка, а не мальчик, и не захотел прийти в больницу посмотреть на меня. Мое появление в доме не доставляло отцу никакой радости, к тому же у него был крутой нрав. Я также не нравилась Питеру, его тринадцатилетнему приемному сыну. Однажды, когда мне было два месяца, он вытащил меня из кроватки, положил на гладильную доску и ошпарил. Я показала Джону ожоги на руках и запястьях.

«Он был ебучим ублюдком, Фанг Йи».

Чтобы переменить тему, я показала Джону желтовато — зеленую цепочку, которую подарила мне мама. «Это амулет на счастье. Я обещала никогда не снимать ее.»

Мы говорили о моей католической школе. Хихикать было греховно, разговаривать — греховно, даже ходить в ванную было как бы греховно. Я действительно верила в ад.

Мы говорили часто о рок — н-ролле. Я рассказала, как в возрасте семи лет открыла для себя программу Дика Кларка, которая называлась «Сцена американских групп», и как я бросала все дела, чтобы смотреть это шоу. «Эта музыка буквально гипнотизировала меня», — говорила я. «В семь лет! — воскликнул Джон. — Раньше, чем я.»

Рок — н-ролл был нашей общей страстью. Дома Джон редко слушал рок, потому что Йоко не любила или не понимала его. Для нас же эта музыка была убежищем от призраков несчастливого детства; она означала свободу. Мы переключались со станции на станцию в поисках вещиц, которые нам обоим нравились. Мы любили слушать новые песни, новые группы, новое звучание, а также новые хиты. Джон отмечал необычные ходы — в аранжировках, инструментовке, записи пластинок. Слушая, он очень возбуждался. «Послушай, Мэй. Послушай, как они наложили здесь две гитары.» Мы знали слова всех популярных рок — н-роллов и ритм — энд — блюзов. Он также знал и сторону «Б» каждой сорокопятки и часто отдавал предпочтение песням, не ставшим хитами, например, «Я Не Могу Принять Этого» Карла Томаса. Когда его любимую песню проигрывали по радио, он обычно начинал подпевать, потом говорил: «Мэй, подпевай!», и мы пели вместе. Это было то, о чем я мечтала подростком — иметь любящего друга, который бы слушал со мной музыку. Я подозреваю, что мы оба были подростками.

* * *

В свои рабочие дни, со времени начала нашей с Джоном связи, я старалась избегать находиться в одной комнате с Джоном и Йоко. Это удавалось мне около двух недель, пока однажды мы все трое не очутились вместе в одной из жилых комнат. Мне было не по себе, и я незаметно взглянула на Джона, но он смотрел в другую сторону. Йоко же, похоже, чувствовала себя прекрасно. Она посмотрела на меня довольно весело и начала хихикать. Джон, посмотрев на Йоко, тоже начал смеяться. Мне, однако, было не до смеха.

«Мне было паршиво, когда мы встретились все трое, — сказала я Джону в ту ночь. — Я хочу уволиться.»

«Это было ужасно, — ответил Джон. — Такое дурацкое чувство.» На следующую ночь Джон сказал мне: «Йоко говорит, что если бы не она, мы не были бы вместе и считает, что это будет очень нечестно с твоей стороны — уволиться только из — за того, что тебе неловко. Так что подумай об этом перед тем, как предпринять что — либо.» Джон внимательно смотрел мне в лицо, наблюдая за моей реакцией: «О'кей?»

«Мне все равно это не нравится».

«Мне не хочется огорчать Йоко.»

Мысль, что Йоко будет расстроена, похоже, волновала Джона. Я не могла видеть, как он переживал, и в конце концов ответила, что пока останусь.

Джон находился в странном положении: его жена и любовница сосуществовали большую часть времени под одной крышей. Путь, по которому он пошел, заключался в игнорировании этого факта. С другой стороны, Йоко, похоже, с удовольствием наблюдала и пыталась контролировать положение дел. Я знала, что традиционно в Японии жена и любовница часто бывали подругами. Однако, я не была японской любовницей, и такое положение меня смущало.

На следующее утро Йоко вошла в мой кабинет, и спросила, как мои дела. Потом сказала: «Я знаю, что тебе неловко слушать это, но у вас с Джоном есть право побыть некоторое время вместе. Так что я решила отправиться на конференцию феминистов в Чикаго. Меня не будет неделю. Думаю, так будет правильно.» Затем она добавила: Я сказала Джону, что вы вдвоем будете продолжать работу, как обычно, пока меня не будет, так что никто не будет болтать о том, что происходит. Почему бы и тебе не делать вид, что ничего такого нет? По — моему, это тоже было бы правильно.

«Она сказала тебе, что уезжает?» — спросил потом меня Джон. Он ухмыльнулся. «Нам просто нужно делать вид, что ничего не происходит.» Джону очень понравилась эта идея «делать вид».

В ночь, когда уехала Йоко, Джон настоял, чтобы я осталась в Дакоте. Сначала эта мысль меня смутила, но Джон сказал, что мне будет очень хорошо, добавив, что двенадцать комнат в Дакоте гораздо удобней для нас, чем моя маленькая квартира — кабинет. Первоначальная неловкость от пребывания в Дакоте скоро перешла в огромное наслаждение от того, что наконец — то можно быть всю ночь вместе с Джоном. Я не хотела спать в их спальне, поэтому Джон перетащил матрас в гостиную. Но даже после этого я была слишком взволнована и не могла заснуть. Джон, который спал спокойно, всю ночью держал меня в своих объятиях. К рассвету я все же заснула.

Утром, за кофе я сказала ему, что не могу больше ночевать в Дакоте. Мне было слишком не по себе. Джон согласился со мной «Как только закончу альбом, мы уедем отсюда к черту», — объявил он.

До этого я никогда не задумывалась над тем, чтобы поехать куда — нибудь вместе, и эта идея застала меня врасплох.

В течение недельного отсутствия Йоко мы с Джоном исполняли ее пожелания. Днем я делала свою работу, а Джон смотрел телевизор, сочинял музыку или играл на гитаре. Вечером мы становились молодой парой, приходящей на свидания. Йоко любила лимузины и, чтобы доставить ей удовольствие, Джон повсюду разъезжал в лимузине. «Тебе понравится ходить пешком, — уговаривала я его. — Вот увидишь, так лучше. Когда сидишь в лимузине, невозможно рассматривать витрины.» Он не выносил никаких упражнений. В конце концов, после долгих уговоров мы прошлись один или два квартала. «Мне это нравится», — сказал Джон. Вскоре мы ходили пешком по кинотеатрам и ресторанам или проводили вечер, гуляя по Центральному Парку. Затем шли ко мне — как и договорились после моей первой (и единственной) ночи в Дакоте. Он уходил до рассвета, чтобы никто не подумал, что он ночевал не дома.

Как бы странно это не звучало, но именно Йоко устроила мне любовную связь — связь, принесшую мне небывалое счастье, о котором я и не мечтала.

Однажды Джон вошел в мой кабинет с макетом обложки альбома «Умственные Игры» в руках. На конверте на переднем плане была изображена маленькая фигурка Йоко на фоне огромного, как гора, портрета Йоко лицом вверх. На обратной стороне Джон был взят камерой с гораздо более близкого расстояния и принимал угрожающие размеры.

«Эта идея пришла мне во сне, я просто вычислил ее. Посмотри.» Я внимательно изучила конверт, потом вновь посмотрела на Джона.

«Что я делаю — это ухожу от Йоко. Неужели ты не видишь?»

Я посмотрела снова. Он уходил прочь.

В ту неделю Йоко звонила несколько раз. Наш разговор был всегда одним и тем же.

«Все идет нормально?»

«Да.»

«Никаких проблем?»

«Нет.»

«Хорошо.»

Затем она просила позвать Джона. Их разговор всегда был сердечным и легким. Йоко держала свое слово. Похоже, она делала все, чтобы мы с Джоном стали ближе друг другу. К концу недели Джон закончил со своим альбомом «Умственные игры». Узнав, что Йоко собирается прилететь на уик — энд, он сказал: «По — моему, надо смотаться куда — нибудь на время. Давай поедем в Лос — Анджелес. Там будет Гарольд и еще кто — нибудь для компании. Эллиот тоже там. Можем пошататься и с ним.» Эллиот был Эллиотом Минцем, работавшим на лос — анджелесском радио и телевидении. Он стал другом Йоко после интервью с ней, во время которого высказал ей множество комплиментов, и польщенная око стала звонить ему, и вновь слышала лестные слова. После нескольких телефонных разговоров око сказала Джону, что с Эллиотом «все в порядке» и подтолкнула Джона к дружбе с ним.