Елена Голуб - Алые нити прошлого

• Название: Алые нити прошлого
• Автор: Елена Голуб
• Жанр: Фэнтези

Есть три девушки. Одна из них — бывший коп. Другая — бывший психолог. Третья — преступница, благодаря которой в жизни первых двух появилась приставка «бывшая». Сёстры Грослин и Минерва Кроу даже не предполагали, что сбежавшая из-под стражи младшая сестра Синайя (по вине которой обе девушки потеряли работу и уважение в обществе) первым делом постучится в дверь именно к ним. И что ещё ужаснее — она же предложит им способ полностью эту свою жизнь изменить. Правда, для этого им придётся проехать полстраны, скрыться от полиции и найти древнее кладбище, на котором похоронены не только их предки и контрабандные бриллианты, но и некий Тёмный Секрет, раскрыть который — значит навсегда попрощаться с понятием «нормальность»…

---

Верпетий нацелил нож точно посередине груди узницы. Голосом твёрдым как алмаз и таким же чистым и холодным, он спросил:

— Что вы сделали с отцом Мануэлем? Где он? Отвечайте немедленно, или я вынужден буду применить силу…

Ведьма хитро подмигнула монаху и указала взглядом на камеру с кубом:

— Он там, где и надлежит быть ему подобным, — просто ответила она.

В это время из камеры донёсся сначала какой-то неприятный шорох, словно на землю высыпали целую гору грецких орехов вместе со скорлупой, а затем раздался сдавленный стон, плавно переходящий в приглушённое оханье.

Верпетий разрывался между тем, чтобы посмотреть, в чём дело и Альбертой, готовой в любую секунду уйти.

— Что это? — только и спросил он.

— Перечитай на досуге «Парцифаля» и трактат «Сияющие» Павла Карпатского — возможно, это изменит твоё мнение, — сказала ведьма и, заволновавшись, поспешила пройти мимо Верпетия, ничуть не опасаясь того.

Однако юноша не мог допустить подобного исхода. Он быстро шагнул наперерез, намереваясь преградить девушке дорогу, и в этот момент случилось неприятное: лезвие ножа случайно скользнуло по руке Альберты, чуть выше предплечья, оставив после себя глубокий, кровоточащий след.

— О, простите, я не хотел, честное слово…, - пытался оправдаться библиотекарь.

Но ведьме, казалось, это было неинтересно. Она мельком заглянула поверх плеча Верпетия — в камеру, и, убедившись, что время на исходе, начала действовать. Не обращая внимания на серьёзную рану, она широко раскинула руки, словно птица, собирающаяся вот-вот взлететь — и в одно мгновение изменила форму. Это было подобно резкому хлопку: девушка «взорвалась» брызгами чего-то серого и в то же время переливавшегося всеми цветами радуги, уже через секунду взору Верпетия предстал бледный полупрозрачный призрак Альберты, парящий над полом на высоте трёх футов. Рана на её руке мгновенно затянулась, не оставив после себя и следа, а чёрные волосы стали неестественно развеваться вокруг маленькой головы, как если бы их законсервировали в бальзамическом растворе.

В последний раз заглянув в остекленевшие от ужаса глаза Верпетия с высоты своего полёта, ведьма повторила:

— Запомни, Павел Карпатский — «Сияющие». — Голос её при этом больше напоминал журчание воды, нежели голос человека, однако Верпетий чётко различал все звуки и слова, обращённые к нему.

Произнеся наставление, призрак бесшумно поднялся вверх, и исчез, «проплыв» сквозь высокий в этой части коридора потолок.

Вне себя от страха, молодой монах вошёл в камеру позади себя. Он по-прежнему держал наготове смоченный в крови ведьмы нож, ибо теперь не знал — чего ему следовало ожидать от этого места.

Стоны и оханье продолжались, но стали заметно тише — очевидно, их источник либо терял сознание, либо просто не мог подавать признаки жизни громко от терзавшей его боли. Двигаясь на звуки, Верпетий прошёл вдоль южной стены куба, и, немного помедлив, обогнул её. Сквозь стекло не было видно — что или кто находится на западной его стороне, так как видимость преграждал огромных размеров бельевой шкаф.

Как только Верпетий оказался рядом с западной стороной куба, сердце его громко стукнуло и упало, а вместе с ударом сердца из рук его выскользнул и окровавленный тесак, громко звякнув о каменные плиты — в проёме между стеной камеры и венецианским стеклом лежал отец Диего Хорхе Мануэль — животом вниз. Он был абсолютно наг, и кожа его казалась пористой, как у жабы, что рождает своих детёнышей прямо из собственной спины. В образовавшихся на спине инквизитора дырах пузырилась бледно-розовая кровь, она противно хлюпала и разрывалась крохотными яркими каплями, орошая окружающую их плоть. Мануэль стонал, не в силах выдержать страдания, и только скоро перебирал пальцами по полу, как будто пытался что-то с него соскрести.

Верпетий рухнул рядом с Мануэлем и, невзирая на его изуродованное тело, попытался приподнять мужчину. Однако тот снова застонал, и Верпетий услышал, как в горле священнослужителя что-то булькает. Догадавшись, что это, должно быть, выходит скопившийся воздух, монах приподнял голову священника и аккуратно положил её себе на колени. Мгновением спустя, Мануэль громко отрыгнул, и из его рта хлынуло нечто серое, вперемешку с кровью — прямо на сутану юноши. Сдержав вздох отвращения, Верпетий попытался негромко позвать инквизитора по имени — он хотел узнать, помнит ли Мануэль хоть что-нибудь из того, что здесь с ним случилось.

В ответ инквизитор смог лишь прошептать слабым, еле слышным голосом:

— С…спа…спасибо тебе… В…верпетий. Позови сюда Ганса, он… поможет… мне.

После чего голова инквизитора безжизненно упала, и он вновь погрузился в забвение. Однако на этом развитие загадочного состояния священнослужителя не остановилось: челюсть молодого монаха невольно отвисла, когда он увидел, как страшные волдыри на спине отца Мануэля начинают постепенно затягиваться. Они зарастали — в прямом смысле слова! И сопровождалось это действие соответствующими, похожими на чавканье жующей лошади, звуками.

Верпетий не мог более выдержать созерцание этого тела, а потому решил поступить так, как и следовало, и как попросил сам Мануэль — оставив инквизитора лежать на холодном полу, и предоставив регенерации делать своё дело и дальше, Верпетий стащил с себя сутану и, накрыв ею холодную плоть священника, бросился прочь из подземелья. Он бежал звать того самого, верного юношу-слугу Ганса из столовой. Очевидно, это был единственный человек, который мог помочь отцу Мануэлю в данной, далеко незаурядной ситуации.

Альберта смогла добраться незамеченной лишь до окраины селения. После чего с облегчением «воплотилась» в человеческий облик. На то, чтобы долгое время поддерживать «плазменное» состояние тела, требовалось очень много сил. Как и всякое существо, обладающее магическими способностями, Альберта черпала свою энергию из глубины собственных эмоций. Но сейчас моральный дух девушки был истощён — несмотря на то, что ей удалось произвести на инквизитора «правильное» впечатление, само нахождение в зачарованной стеклянной темнице далось ей нелегко. И опыты, которые Мануэль успел над ней провести, также давали о себе знать — все внутренности девушки ныли тупой болью: это давали о себе знать сера и соляной раствор.

Облокотившись на стену чьего-то старенького соломенного сарая, девушка переводила дух и думала, как поступить дальше. Выход у неё был только один — следовало во что бы то ни стало добраться до Рима, и рассказать обо всём отцу. Он найдёт решение и поймёт, почему ей пришлось поступить с инквизитором столь жестоко. Но, в конце концов, он остался жив, хотя его вера, без сомнения, теперь не была тем устойчивым, непоколебимым оплотом — на который священнослужитель мог опереться в трудный момент.

«Хорошо, этот пункт плана получил своё законное разрешение, — думала Альберта. — Сейчас следует заняться поисками того, кто помог бы мне вернуться домой. И это должен быть человек, далёкий от деревни и её базарных пересудов. Тот, кто редко появляется в самом селении, но при этом является его жителем». Секундой позже жрица нашла решение и этой головоломки. Она знала, что недалеко от деревни, за дальним полем расстилался небольшой лес — охотничьи угодья для частенько приезжающего сюда из столицы герцога. Тот любил поохотиться на местных фазанов и больших, откормленных самой матушкой-природой зайцев, водившихся здесь в изобилии и являвшихся несомненной гордостью лесника, в обязанности которого входило следить за обновлением популяции.

У Фергуса — так звали лесничего, всегда находилась еда и питьё для странствующего путника и он, насколько могла надеяться Альберта, ни разу не видел её ни на площади — в момент официального оглашения приговора Мануэлем, ни потом — когда через два дня её «прогоняли» через «живой коридор» разъярённых крестьян в дом инквизитора. В селении он появлялся не чаще, чем раз в полгода — пополнить запасы продовольствия и бытовых снастей. И, как припоминала Альберта, последний раз Фергус был на ярмарке за четыре месяца до развернувшихся событий — она хорошо это знала, так как лесник иногда помогал ей собирать те или иные редкие травы. Альберта тогда жила как раз на окраине, за «золотым полем», так крестьяне называли лучший участок здешней плодоносной земли, а потому много раз бывала в лесу и встречала Фергуса. Тот иногда спрашивал её о здоровье и новостях, редко прибывающих из столицы. А порой даже помогал ей найти травы, которые можно было сыскать только в лесной чаще, и тогда Фергус являлся для ведуньи чем-то вроде проводника. В целом, они поддерживали между собой весьма хорошие отношения: он не трогал её, она не интересовалась тем, почему такой сильный и красивый мужчина как Фергус выбрал столь уединённый и монотонный образ жизни лесничего.