Георгий Брянцев - Это было в Праге

• Название: Это было в Праге
• Автор: Георгий Брянцев
• Жанр: О войне
• Год: 1956

Роман «Это было в Праге» принадлежит перу известного советского автора  — Георгию Михайловичу Брянцеву, известному читателям по книгам «Конец осиного гнезда», «Тайные тропы», «Следы на снегу», «Голубой пакет», «По ту сторону фронта» и др.

Автор — участник Великой Отечественной войны, неоднократно выполнявший специальные задания в тылах фашистких войск, за линией фронта. Награжден десятью правительственными наградами, в том числе орденом Ленина, двумя орденами Красного знамени, орденами Красной звезды и Знак почета. В романе «Это было в Праге» рассказывается о чехословацких событиях предвоенных, военных и послевоенных лет: подготовке и осуществлению Мюнхенского сговора, сделавшего неизбежным начало Второй мировой войны, в ходе которого Англия и Франция согласились на расчленение Чехословакии и ее фактическую оккупацию Германией; о борьбе чешских и словацких патриотов с фашизмов в годы войны, а также о борьбе за сохранение демократических завоеваний, достигнутых в ходе освобождения Чехословакии, в первые послевоенные годы.

---

Блажек произнес совершенно неожиданные слова:

— Удирай, Ярослав, из Праги… Тебе и ряду других твоих единомышленников угрожает арест… Если не сможешь уехать сегодня же, то ночуй где-нибудь вне дома.

Лукаш ушам своим не верил. Пытливо он смотрел прямо в лицо Блажеку. Но взгляд Блажека был спокоен и прям. Нет, Ян говорил искренне, говорил то, что думал, Лукаш понимал кое-что в людях.

— Тебя знают как старого коммуниста, как участника Гражданской войны в России на стороне большевиков, — продолжал брат. — Ты проведен у нас по всем учетам… Вот так. Я свой долг выполнил, а теперь пойду.

Блажек поднялся. Ярослав крепко пожал руку гостю. Поступок брата тронул его.

— Спасибо, Ян. Чего-чего, но этого я от тебя не ждал. Спасибо. Скажу правду, я верю и не верю тебе.

— А ты верь, — тихо проговорил Блажек. — Верь и прими немедленные меры.

— Хорошо. Но почему ты торопишься?

— Так нужно, — ответил Ян Блажек. — Да и о чем нам говорить?

Едва заметная под усами усмешка тронула его губы.

— Я думаю, что найдем тему для разговора, — твердо сказал Лукаш и, положив тяжелые руки на плечи брата, вынудил его сесть на прежнее место. — Вот ты сказал, что совершаешь преступление. Перед кем?

— Перед кем? — удивленно переспросил Блажек. — Неужели это не ясно?

Ярослав качнул головой.

— Нет.

Блажек пальцем разгладил волосы.

— Перед полицией, службой… Перед государством.

— Перед полицией — это понятно, перед службой — тоже. А вот перед государством — с этим согласиться не могу, хотя мы по-разному понимаем государство. Ты скажи мне: любишь ли ты свою родину, Ян?

— Обидный вопрос, Ярослав. Если моя жизнь не нужна родине, то мне самому она не нужна тем более. Если бы я не любил родину, я не пошел бы в пятнадцатом году в легионеры.

— Все это не то, Ян. Совсем не то. Широко известно, и тебе тоже, какую роль сыграли легионеры по возвращении домой. Зачем вспоминать об этом? Легионеры — далекое прошлое. Важно, что родина сейчас в большой опасности. А ты преданно любишь ее. Правильно?

Блажек слушал Ярослава терпеливо, но без всякого интереса. Конечно, он мог бы встать и уйти. К чему эти разговоры? Свой родственный долг он выполнил, а Ярослав своей философией только зря отнимает время. Но какая-то непонятная сила удерживала его в этой комнате.

— Мне бы хотелось знать, — продолжал Ярослав, — мог бы ты служить немцам, против которых дрался в мировую войну?

— Ты не обижайся, брат, но это глупый вопрос. Что у меня может быть общего с немцами?

Ярослав сердито сдвинул густые брови.

— Когда люди ведут откровенный и прямой разговор, — заметил он, — то вопросом на вопрос не отвечают.

— Я служить немцам не собираюсь, так же как и ты.

Ярослав усмехнулся, погладил усы.

— Я-то и в самом деле не буду, а ты уже служишь.

Блажек резко вскинул голову. Он никак не предполагал, что Лукаш, его двоюродный брат, даст волю своему тяжелому языку.

— Ты хочешь меня оскорбить? — спросил Блажек, слегка меняясь в лице.

— Нет, Ян, я хочу высказать тебе все, что лежит у меня на душе. Я хочу быть откровенным с тобой, хоть ты и инспектор политической полиции. Своим сегодняшним благородным поступком ты дал мне право на это. Может быть, это моя вина, что за твоим полицейским мундиром я не разглядел человека. Выслушай меня до конца. Никто из коммунистов, и я в том числе, никогда служить немцам не станет, а ты сам, не сознавая этого, уже — служишь Гитлеру. И я тебе это докажу. По чьей указке, скажи мне, запретили деятельность коммунистической партии? Кому это на руку? Почему до Мюнхена мы, коммунисты, могли участвовать в политической жизни страны, а теперь нет? Все это делается по требованию Гитлера и в угоду ему. И осуществляют гитлеровский приказ Беран, Черны и твой начальник. Скажи мне: почему вы не бросаете в тюрьму гейнлейновцев, гестаповцев? Кто вам мешает? Почему правительство преследует только коммунистов? Или мы, коммунисты чехи, для вас страшнее, чем гайдовцы, влайковцы и гейнлейновцы? Вот, брат, как обстоит дело. Сегодня, послушные чьей-то воле, Черны и Беран смотрят на действия подлинных врагов родины сквозь пальцы, для нас же, патриотов-коммунистов, в спешном порядке строят трудовые лагери, а завтра они станут делать все, что прикажут им Гитлер и Гиммлер. И если это будет не так, то я сам приду к тебе, Ян, и попрошу арестовать меня за клевету на правительство. Со временем тебя и всех твоих сослуживцев они заставят выполнять приказы Гиммлера. Пойми, наши враги собираются душить чехов руками самих же чехов.

Ян Блажек притушил окурок сигареты о пепельницу и резко встал. Разговор принимал слишком рискованный характер.

— Ладно, Ярослав, довольно… Мне пора идти. Да и вообще на эту тему говорить бесполезно. Я прочно стою на ногах, и другого пути у меня нет. Будь здоров и последуй моему совету.

— Спасибо, Ян, — ответил Лукаш. — Но не забывай: стать до конца честным человеком никогда не поздно.

— Хорошо, не забуду, — сказал Блажек и перешагнул порог.

После его ухода Лукаш сказал Божене:

— Если Ян придет и скажет, что хочет повидать меня, ты попроси его подождать, а сама извести меня.

— Хорошо. А ты думаешь, он придет?

— Непременно. И сейчас он приходил не только затем, чтобы предупредить меня об аресте; его сердце, сердце чеха, неспокойно. Ну, а теперь мне пора.

Лукаш прижал голову дочери к груди, поцеловал в лоб, в щеки, внимательно и долго смотрел в ее глаза. В их глубине он прочел: «Береги себя, отец, ведь, кроме тебя, у меня никого нет».

Лукаш сказал:

— Все хорошо будет, дочка, не тревожься…

Через полчаса после ухода Лукаша в дверь снова постучали.

За дверью послышался голос Зденека Сливы. Божена впустила его в дом.

— Где же Ярослав? — спросил Зденек, сразу проходя во вторую комнату.

— Уехал.

— Куда?

— В Пльзень.

— Хм! Странно. Уехал и ничего не сказал.

— Нет, кое-что он сказал.

— Что же?

— Он просил передать вам, что из вас двоих кто-то уже умер.

Зденек растерянно посмотрел на девушку, вялые губы его вздрогнули. Он почему-то подошел к туалетному столику, взял расческу и машинально провел ею несколько раз по лысой голове.

Божена невольно улыбнулась.

Слива положил расческу и вернулся к Божене.

— Так именно и сказал? — переспросил он.

— Да.

Ничего больше не спрашивая, Зденек напялил на голову шляпу и, не попрощавшись, ушел.

2

Встреча и неожиданный разговор с братом взбудоражили уравновешенного инспектора политической полиции. Он понял, что живет в плену противоречий.

Прежде всего, он остро почувствовал несоответствие между тем, что он говорил брату и что происходит в его сознании. Неужели Ярослав умеет заглядывать в душу человека? Кажется, он догадался, что привело Блажека к нему в дом.

Идя к Лукашу, он выполнял ясный план, который заранее выносил и обдумал. Он отлично понимал, что совершает преступление, предупреждая брата и тем отводя от него неизбежный арест. Понимал это — и шел. Стремился отплатить Лукашу добром за добро? Да, стремился. Честно это с его стороны? Безусловно, честно. Но только ли это руководило им? Только ли уважение к памяти матери, ее любовь к Лукашу толкнули Блажека на рискованный шаг, на шаг, способный поколебать его служебное благополучие и даже поставить под угрозу его жизнь? Пожалуй, нет. Далеко нет. Но обидно и досадно, что, кажется, это понял и Ярослав Лукаш.

Но как Ян Блажек мог допустить такой разговор? Он предупредил Ярослава об опасности и встал, чтобы уйти. Брат горячо пожал ему руку, очень горячо, и в глазах его мелькнуло неподдельное чувство признательности. Никогда Блажек не видел таких глаз у людей. Они смотрели на него с недружелюбием, со страхом или ненавистью. А в глазах Лукаша — благодарность. Это взволновало Блажека. Но он не подал вида и стал прощаться. Оставалось открыть дверь и уйти, но он, Блажек, уважил приглашение Ярослава и снова сел на стул. Вот отсюда-то все и началось. Лукаш сказал ему что-то обидное, ударявшее в самое сердце. Что-то о родине. Любит ли он родину? Не надо было слушать. Встать и уйти — и всему конец. Но он продолжал слушать. Сидел и слушал. Впрочем, не больше тридцати минут. Он хорошо помнит, что посмотрел на часы, когда стучал в дверь Лукаша и когда вышел от него. Полчаса — небольшое время, сущие пустяки. Но почему этот разговор растревожил Яна Блажека? Разве он самостоятельно не разбирается в том, что творится вокруг? Конечно, разбирается. Пока все идет нормально. Правда, кое-что Блажеку не нравится. Но… это еще далеко от того, что утверждает брат. Берут коммунистов. Верно. Однако их брали и раньше. Теперь решили взять всех. В этом правительство видит какой-то особой смысл. Видимо, оно решило подавить любые беспорядки в государстве. Только в одном Ярослав прав безусловно — это в недоверии к немцам. Блажек и сам обратил внимание на то, как подозрительно и нагло они себя ведут.