Доминик Ливен - АРИСТОКРАТИЯ В ЕВРОПЕ. 1815—1914

• Название: АРИСТОКРАТИЯ В ЕВРОПЕ. 1815—1914
• Автор: Доминик Ливен
• Издательство: Академический Проект
• Жанр: Политика
• Год: 2000
• ISBN: 5-7331-0179-2

Книга известного английского историка, специалиста по истории России, Д. Ливена посвящена судьбе аристократических кланов трех ведущих европейских стран: России, Великобритании и Германии — в переломный для судеб европейской цивилизации период, в эпоху модернизации и формирования современного индустриального общества. Радикальное изменение уклада жизни и общественной структуры поставило аристократию, прежде безраздельно контролировавшую власть и богатство, перед необходимостью выбора между адаптацией к новым реальностям и конфронтацией с ними. Три различные модели поведения класса, утратившего свои позиции, реализованные в трех империях, во многом предопределили их судьбы в потрясениях XX века. Исследователь касается следующих аспектов проблемы; образование и культура, источники дохода (земельные владения, леса, промышленность), аристократия и война, аристократия и политика, жизнь и нравы, этикет и т. д.

Сочетание точного, статистически документированного анализа с широким кругозором и тонким пониманием не полной предопределенности исторического развития делает эту книгу по-своему увлекательным и поучительным чтением.

---

Даже в 1816 г., когда военная угроза для аристократии отступила в далекое прошлое, премьер-министр Англии, лорд Ливерпуль, ознакомившись с планом создания «Юнайтед сервис клаб»[337] заявил, что «учреждение единого военного клуба с главнокомандующим во главе — чрезвычайно неблагоразумная мера, которая не только не пойдет на пользу армии, а, напротив, неизбежно создаст предубежденное мнение против этой ветви наших военных учреждений, и воздействие этого мнения мы ощутим в парламенте»[338].

На всем протяжении восемнадцатого века в Англии отсутствовало офицерство в качестве однородной, замкнугой касты, отчетливо сознающей, что между ней и гражданским обществом пролегает определенная грань. Такое положение до некоторой степени сохранялось и в девятнадцатом веке. В полном несоответствии с традицией, позднее установленной континентальными европейскими парламентами, британские армейские офицеры нередко являлись членами парламента, и не считали для себя невозможным критиковать собственное правительство. В свободное от служебных обязанностей время офицеры носили гражданское платье — из всех особенностей Англии именно эта более всего поразила принца Пюклера в 1820-х годах. Примечательно, что этому обычаю не следовали ни в Ирландии, ни в колониях, где положение британской армии среди местного населения соответствовало тому, какое в Европе занимали династические армии vis-a-vis[339] своих собственных средних и низших классов. Именно исключительная позиция офицера в британском обществе была главной причиной того, что уже к 1850 г. дуэли в Соединенном Королевстве полностью прекратились, тогда как в Пруссии и России обычай этот, неуклонно утрачивая популярность, все же сохранялся вплоть до 1914 г. В этих двух континентальных государствах армия являлась главным поборником дуэлей. Высшие армейские чины провозглашали дуэли жизненно необходимыми для сохранения представлений о военной чести, представлений, которые недоступны пониманию ни одного из штатских. Защитники дуэлей использовали независимость армии от любых гражданских властей в качестве гарантии того, что их точка зрения не будет опровергнута каким-либо невоенным источником. Что касается Англии, то там армия подчинялась парламенту, и представления о чести разделяли с офицерами воспитанники престижных паблик-скул, да и весь правящий класс. В 1830-х годах, когда, в соответствии с ценностями этого класса и присущим ему чувством политической целесообразности, дуэль была объявлена безнравственной и противозаконной, армия незамедлительно отказалась от этого обычая[340].

Предубеждение английской аристократии против профессионального офицерства было исторически обусловлено; вплоть до конца девятнадцатого века географические и геополитические особенности способствовали укреплению этого предубеждения. Являясь одновременно островом и мировой экономической и морской сверхдержавой, Британия могла себе позволить иметь непрофессиональную армию, главная функция которой заключалась в поддержании порядка в пределах империи. По континентальным стандартам армия эта была мала и плохо организована. Однако вооружение и военная тактика, давно устаревшие в Европе, с успехом применялись для воздействия на темнокожих врагов империи. Способностей полковых офицеров, которые во всем блеске проявлялись во время колониальных компаний, было вполне достаточно, чтобы обеспечить победу. В 1840-х годах, во время войн против сикхов — один из наиболее серьезных колониальных конфликтов, в котором участвовала викторианская армия — «британским главнокомандующим был ирландец, генерал Гоф, закаленный солдат, горячий и совершенно бесстрашный; однако приказы его редко отличались ясностью, а офицеры его штаба имели милую привычку не только не записывать распоряжений, которые отдавали, но и нередко забывать, в чем они состояли. Сражения, проведенные Гофом, блистали проявлением доблести, но еще больше грешили неразберихой». Поскольку в девятнадцатом веке британской армии приходилось сталкиваться с сикхами, а не с пруссаками, она с легкостью одерживала победы, не задумываясь всерьез о проблемах современного военного искусства, соответствующего реалиям индустриальной эпохи. Подобное положение, в сочетании с установленной Веллингтоном традицией единоличного руководства и надменным самодовольством, порожденным британским могуществом, привело к тому, что в викторианской Британии отсутствовал армейский или флотский генеральный штаб, в чью задачу входило бы систематическое изучение влияния социоэкономических перемен на методы ведения войны[341].

В полную противоположность Англии, военные руководители России и Пруссии на всем протяжении предшествующего столетия и вплоть до 1914 года, решали весьма сложные задачи. Их армиям приходилось стремительно приспосабливаться к реалиям изменявшегося мира. Говоря о веке в целом, следует отметить четыре наиболее важные особенности. Во-первых, огромный численный рост населения и армий значительно усложнил как обеспечение тыла, так и, прежде всего, командование и контроль над проведением сражения. Во-вторых, появление железных дорог, телефона и телеграфа привело к подлинной революции в области коммуникаций, что имело огромное значение для мобилизации и контроля над военными подразделениями. В-третьих, колоссальные перемены произошли в области военной техники — так, например, резко возросла оборонительная огневая мощь при одновременном сокращении мобильных наступательных сил. И, наконец, солдаты в большинстве крупных армий в 1914 г. были куда более грамотны и развиты в умственном отношении, чем столетие назад. Методы ведения войны претерпели значительные изменения, и для того, чтобы соответствовать новым требованиям, военному руководству необходим был беспрецедентный уровень интеллектуальности и профессионализма[342].

Несомненно, после 1850 г. армия Пруссии справлялась со всеми требованиями модернизации более успешно, чем армия России. Причина этого, однако, заключалась не в том, что российская армия по своему составу была более аристократична — положение дел, если на то пошло, было как раз обратным. Вопиющие недостатки российской армии отнюдь нельзя поставить в вину офицерам-аристократам. Слабость армии прежде всего предопределялась бедностью империи и ее отсталостью по сравнению с Центральной и Западной Европой. В результате, страна обладала относительно малым резервом, из которого можно было набирать соответствующих требованиям офицеров и унтер-офицеров, а среди рядового состава ощущалась явная нехватка инициативности и просто грамотности. Жалованье было весьма скудным, и большая часть времени в полках тратилась на то, чтобы обеспечить себя продовольствием, обмундированием и оружием. В этой бескрайней, многонациональной и малонаселенной империи офицерам приходилось затрачивать непропорционально большое количество энергии на разрешение различных административных вопросов. К тому же, продвижение по службе было крайне медленным, так что высоких чинов офицер зачастую достигал лишь в преклонном возрасте, а в результате патронажа царственных особ и их родственников на высоких постах оказывались отнюдь не самые достойные кандидаты. Одна из специфических проблем состояла в том, что ведущие должности в армии занимали Великие князья Романовы. Даже если родственники царя были достаточно компетентны, они стремились превратить находившиеся под их командованием войсковые части в независимые империи, неподвластные контролю военного министра, усугубляя тем самым административные проблемы, и без того во множестве порождаемые излишним бюрократизмом.

Короче говоря, основной бедой российской армии была не перенасыщенность аристократами, а недостаток денег и образования при избытке бюрократизма и Романовых. У каждого, кто знаком с историей Российской империи, подобное утверждение не вызовет удивления.

К аристократии можно предъявить претензии другого рода. До 1861 г. сохранение крепостного права делало невозможным внедрение современной военной системы, основанной на воинской повинности и создание соответствующих резервов. Однако, даже если считать, что основной причиной сохранения крепостного права являлись интересы высшего класса, а не государственные интересы, нельзя не признать тот факт, что в самодержавной России толчок реформам могло дать лишь правительство, и у режима Николая I не хватило смелости взять разрешение этого вопроса на себя. Освобождение крестьян и военная реформа, осуществляемые в 1860-х годах, и относящиеся к 1870-м годам усилия либерального военного министра, Дмитрия Милютина, наталкивались на постоянный отпор со стороны высших офицеров-аристократов, в особенности князя А. И. Барятинского и Р. А. Фадеева. Но и Барятинского, и Фадеева нельзя с полным основанием назвать вождями аристократической военной партии, и в любом случае они были не в состоянии серьезно препятствовать проведению реформ Милютина.