Доминик Ливен - АРИСТОКРАТИЯ В ЕВРОПЕ. 1815—1914

• Название: АРИСТОКРАТИЯ В ЕВРОПЕ. 1815—1914
• Автор: Доминик Ливен
• Издательство: Академический Проект
• Жанр: Политика
• Год: 2000
• ISBN: 5-7331-0179-2

Книга известного английского историка, специалиста по истории России, Д. Ливена посвящена судьбе аристократических кланов трех ведущих европейских стран: России, Великобритании и Германии — в переломный для судеб европейской цивилизации период, в эпоху модернизации и формирования современного индустриального общества. Радикальное изменение уклада жизни и общественной структуры поставило аристократию, прежде безраздельно контролировавшую власть и богатство, перед необходимостью выбора между адаптацией к новым реальностям и конфронтацией с ними. Три различные модели поведения класса, утратившего свои позиции, реализованные в трех империях, во многом предопределили их судьбы в потрясениях XX века. Исследователь касается следующих аспектов проблемы; образование и культура, источники дохода (земельные владения, леса, промышленность), аристократия и война, аристократия и политика, жизнь и нравы, этикет и т. д.

Сочетание точного, статистически документированного анализа с широким кругозором и тонким пониманием не полной предопределенности исторического развития делает эту книгу по-своему увлекательным и поучительным чтением.

---

Однако в 1914 г., даже Крестовский остров, скорее всего, не обладал такой ценностью, как 8,3 десятины (22,4 акра) земли в самом центре С.-Петербурга, где располагался рынок Степана Антоновича Апраксина. Апраксин Двор имел самый большой оптовый оборот среди всех рынков Европы, здесь находились оптовая торговля фруктами, чаем и вином, главное управление Общества взаимного кредитования и широкая сеть магазинов и ларьков. Даже в 1895 г. некоторые частные лавки имели оборот свыше 100 000 рублей, а к 1914 г. доходы от рынка, надо полагать, были колоссальными. Мы не располагаем сведениями о доходе Апраксиных, но в 1873 г. графу Антону Степановичу его хватило, чтобы выкупить доли всех остальных наследников. Также и масштаб расходов его семьи на благотворительность достаточно свидетельствует о богатстве графа.

В период между 1883 и 1894 гг. граф, а после него его вдова, воздвигли церковь Воскресения Христова на набережной Фонтанки, строительство которой обошлось им в 1 миллион рублей (104 167 фунтов). И еще они пожертвовали 130 000 рублей (13 540 фунтов), чтобы обеспечить церковь и ее служителей достаточным содержанием. В конце 1870-х годов граф Апраксин построил Малый Театр на Фонтанке за некоторую необъявленную, но несомненно крупную сумму. В 1901 г. театр сгорел и всего за год был восстановлен вдовой графа. Кроме того, Апраксины отдали в дар большой дом на Фонтанке под школу и квартиры для ее учителей. Между 1893 и 1901 гг. они выделили 68 500 рублей для поддержки ее учеников. Графиня Апраксина пожертвовала землю на дом «Мурзинка» для слепых, куда она также вложила 243 000 рублей (25 312 фунтов) в виде дара и назначила 7000 рублей ежегодно на содержание данного заведения. Несомненно, Апраксины были невероятно щедры, но пожертвования такого масштаба предполагают царские доходы, которые, безусловно, не могли дать несколько десятин сельской земли, принадлежавшей этой семье. В двадцатом веке семья Апраксиных могла позволить себе такого рода благотворительность, какой занимались богатейшие помещики до 1861 года, потому что выжимала все соки из богатств городской и промышленной России[184].

Глава 6. Источники благосостояния: промышленность

До начала XIX века европейская промышленность в основном оставалась мелкомасштабной как в отношении капитала, так и в отношении рабочей силы. Большинство предприятий находилось в сельской местности и принадлежало аристократам. Знатные дворяне выполняли ведущую роль как предприниматели и инвесторы. Согласно утверждению Лоуренса Стоуна, именно такова была ситуация в Англии за столетие до Гражданской войны[185]. В тот же самый период аристократия занимала господствующие позиции в металлургической и горнодобывающей промышленности Германии, и некоторые из предприятий, например, заводы по производству меди, принадлежавшие графам Мэнсфилдам, были весьма крупными и располагали относительно сложными технологиями. В последние десятилетия правления Людовика XVI придворная аристократия была самым тесным образом связана с производством, и чем более технически развитым и передовым было дело, тем значительнее становилось участие в нем аристократии[186].

Индустриальная революция кардинально изменила положение, почти по всей Европе практически вытолкнув аристократию из участия в промышленном производстве на обочину. В английской текстильной промышленности, с которой промышленная революция началась, аристократы не играли значительной роли ни в качестве предпринимателей, ни в качестве инвесторов. В металлургической промышленности они имели несколько большее влияние, но учитывая количество принадлежавших им рудников и шахт, оно было далеко не столь велико, как можно было ожидать. Если в первой половине XIX века лишь небольшое число дворян владело металлургическими заводами, то во второй половине столетия среди владельцев подобных предприятий дворян практически не было. Примечательным исключением из этого правила был седьмой герцог Девонширский, который в 1866 г. основал Барроу Хеметайт Стил Компани, самый крупный завод в стране, где применялся бессемеровский процесс[187].

Даже в деле преобразования английских средств сообщения, аристократия не играла хоть сколько-нибудь важной роли. По мнению Бекета, наиболее весомым было участие дворянства в улучшении дорог, так как эта сфера традиционно находилась в ведении гражданских служб и местной администрации. Что касается железных дорог и каналов, то они рассматривались как частные прибыльные концерны, весьма привлекательные своей доходностью для промышленников и коммерсантов, которые, как правило, и вкладывали в них капитал. Пример с герцогом Бриджвотером, выступившим в качестве проектировщика и инвестора Уорсли Кэнэл, можно рассматривать, как исключение. Еще меньшую склонность питали аристократы к участию в железнодорожных компаниях. Бекет приводит данные, показывающие, что всего 23 процента инвестиций, вложенных в строительство каналов в период с 1755 по 1815 гг., и 18 процентов номинального капитала, вложенного в строительство железных дорог в период с 1820 по 1844 гг., принадлежало аристократии и джентри. На заре строительства железных дорог высший класс отнюдь не стремился рисковать капиталами, правда, со временем, когда железные дороги завоевали всеобщее доверие, капиталовложения аристократии в эту отрасль начали расти[188].

Пожалуй, наиболее значительной сферой участия дворянства в промышленности было горнодобывающее дело, аристократам принял лежала большая часть английских земель, и, соответственно, львиная доля минеральных богатств. Среди них были и корнуэльские медные и оловянные руды, добыча которых до конца 1850-х годов приносила крупные доходы. Медная шахта Грейт Консол, находившаяся в корнуэльском имении герцога Бедфордского, в первые двадцать лет своего существования принесла владельцу доход в размере 102453 фунтов стерлингов, а так как предприятие это было сдано в аренду, оно требовало от Расселов минимальных усилий. Пик добычи свинца, главные месторождения которого находились в северной Англии, также пришелся на 1850-е годы; и на протяжении этого десятилетия шахты, где добывали свинцовую руду, приносили своему владельцу, герцогу Девонширскому, в среднем доход 12000—15000 фунтов стерлингов в год. Впоследствии конкуренция с зарубежными предприятиями сделала добычу свинцовых, оловянных и медных руд менее выгодной. Наиболее крупные рудники герцога Девонширского были закрыты в 1896 г., а после 1884 г. Бедфордские медные шахты также перестали приносить дивиденды[189].

Добыча железа имела более широкое распространение и приносила доходы большему числу аристократов, чем олово, медь и свинец, вместе взятые. Ио даже эта отрасль была незначительна в сравнении с добычей каменного угля, который в период с 1815 по 1914 гг. служил Британии основным источником энергии. В 1800 г. в Британии добывалось примерно 10 миллионов тонн угля; уже к 1885 г. этот показатель возрос до 160 миллионов тонн. По мнению Дерека Спринга, «маловероятно… чтобы в первой половине девятнадцатого века значительное число поместий получали половину или более своего валового дохода из (несельскохозяйственных) источников», однако к 1914 г. ситуация изменилась в корне. Из двадцати девяти сверхбогатых аристократов, включенных Рубинштейном в перечень на 1883 г., большинство в значительной мере черпало доход именно из несельскохозяйственных источников. Среди этих источников добыча угля занимала второе место, уступая лишь недвижимости в Лондоне, и была чрезвычайно широко распространена. Некоторые удачливые магнаты, среди которых наибольшей известностью пользовались герцоги Девонширский, Портлендский и Норфолкский, наряду с крупными углеразработками, владели также и участками городских земель. Что касается герцогов Нортумберлендского и Сатерлендского, маркизов Бата и Лондондерри, графа Дадли и графа Фитцвильяма, то они своим богатством были обязаны главным образом углю. Если подобное утверждение было справедливо уже в 1883 г., еще более справедливым оно стало в 1914 г., когда сельское хозяйство пришло в упадок, а уголь еще не уступил нефти своих мировых позиций в качестве основного ресурса энергии[190].

В восемнадцатом веке большинство аристократов лично управляли своими угольными шахтами, но в девятнадцатом веке подобные примеры становились все более редкими. Как утверждает Бекет, в 1890 г. «всего одна восьмая часть йоркширского угля по-прежнему добывалась непосредственно владельцами», отмечая, что показатель этот был куда выше, чем в среднем по стране. К 1914 г. лишь незначительное число крупных угледобытчиков дворянского происхождения лично управляло собственными шахтами, хотя шахта, по-прежнему находившаяся в руках компетентного владельца-управляющего, приносила бульший доход, чем сданная в аренду. Даже Лэмтены, графы Даремские, которые в 1856 г. получили со своих шахт прибыль в 84207 фунтов стерлингов, а в 1873 г. — исключительно высокую прибыль в 380000 фунтов стерлингов, в 1890-х годах отошли от угледобывающего дела, «вложив крупные суммы, вырученные от продажи шахт, в биржевые акции и облигации»[191].