Екатерина Владимирова - Крик души

• Название: Крик души
• Автор: Екатерина Владимирова
• Жанр: Современные любовные романы

Тяжелое детство, ограниченное четырьмя стенами обветшалого дома и рыночной площадью, на которой она, всегда с протянутой рукой, просила подаяния, поставили на Даше очередной незаживающий рубец.

Слишком рано она стала взрослой. Слишком рано поняла, что в этом мире не нужна никому. Слишком четко осознала, что за выживание нужно платить.

Она никогда не знала, кем является на самом деле, и этот странный мужчина, который внезапно оказался рядом с ней, не смог бы дать ответ на этот вопрос.

Счастливое детство в любви и богатстве, рядом с отцом-профессором, никогда не ставили под сомнение рождение под счастливой звездой Антона, получавшего в этой жизни все, что он желал.

Слишком рано он осознал, чего хочет от жизни. Слишком рано стал успешным и самостоятельным. Ему ли не знать цену всего, что в этом мире продается?..

Он знал, кто он есть, и чертил невидимые границы между собой и теми, кто был не из «его круга», но ответа на вопрос, почему на жизненном пути судьба свела его именно с ней, девочкой, стоящей за этой невидимой гранью, не мог найти даже он…

---

Он тогда приказал себе не думать. Вообще ни о чем не думать в ту ночь. И, как ни странно, получилось.

Он почти не видел ее с того рокового дня, они почти не встречались и, конечно же, не разговаривали, но он уже почти ненавидел ее. За то, что она посягнула на самое дорогое, что у него было. На его отца.

Ему было все равно, что она думает, где ходит, чем занимается. Но его бесило, что отец носится с ней, как… черт! Как с дочерью!? В то время как его родной сын сходит с ума от безнадежного и откровенного безразличия к нему!? Этого Антон вынести не мог, а обманывать, уговаривая себя в том, что смог бы, что постарался бы, — уже не позволяла совесть. Он бы принял новую работу, смирился с новой женщиной. Он бы понял, если бы отец сказал, что ради карьеры должен, например, уехать за границу. Он бы смирился, понял, отпустил, не держал. Он бы поддержал его в этом. Но он никогда не сможет смириться с тем, что какая-то девчонка с улицы пытается заменить отцу его! Его — родного сына!

Он терпел. Довольно-таки долго терпел. Ради отца, ради Тамары Ивановны, которая тоже привязалась к девчонке. Он стал реже ночевать дома, пропадая у друзей или в компании подруг. Пытался заглушить разочарование и подавить одиночество в ночных клубах, где ритмы заводных мелодий стирали из его памяти ее тихий надрывный плач, когда он обнаружил ее после побега. Почему-то все мысли его вновь и вновь возвращались к той ночи, когда она убежала, и перед глазами кружились картинки этого прошлого.

Тогда он, действительно, поддался внезапному порыву, и злился потом на себя за него.

Какого черта какая-то девчонка вызвала в его душе такую бурю чувств?!

Она так смотрела на него своими глазками, что у него душа переворачивалась. Она так сильно боялась, и этот страх он будто ощутил кожей. Он обдал его горячей взрывной волной, накрыв с головой, как поток раскаленной лавы. Выжег изнутри всю злость, гнев и ярость, которые он к ней испытывал. Но лишь на несколько минут. Порыв прошел, и реальность обдала ушатом ледяной воды его разгоряченное тело.

Да, он ей сочувствовал, жалел ее, он испугался за нее, — ведь, действительно, испугался, когда она убежала! Но это ничего не значило. Ее прошлое, о котором он не знал, да и не хотел ничего знать, было в прошлом. И, несмотря на жалость и сочувствие, он не мог подавить в себе противоречивых к ней чувств.

Она по-прежнему была девочкой, которая отняла у него отца. И изменить этого было нельзя.

Если подумать, а в последнее время Антон думал очень много, наверное, он бы и смирился с тем, что она живет с ним под одном крышей, что ходит рядом, ест за одним с ним столом, с тем, что спит в комнате, в которой раньше спал он. Он даже с тем смирился бы, что она стала так много значить для его отца. Но он не мог смириться с тем, что Олег пытался навязать свою философию и ему!

Олег всеми силами пытался внедрить в сына любовь к этой девчонке, слепую и безудержную, какой была и его любовь к ней.

А Антона бесило это рьяное желание отца подчинить его своей воле. Сделать так, чтобы и он полюбил его воспитанницу. Он надавливал на него почти незаметно, но Антон ощущал это давление, так же остро, как сопротивлялся этому давлению. Он терпел, мирился, боролся с собой и сопротивлялся своим истинным чувствам к ней, которые переполняли его, словно ворвались в кровь, забрались под кожу.

И в один прекрасный момент он не выдержал. Сорвался. Вырвалось во вне все, что накипело.

Раскрутилась тугая пружина, взорвалась, разлетелась на тысячи крупинок боли, обиды, разочарования и злости. Обдала обжигающей искрой и вонзилась в кровь. Поставила его перед жестким выбором.

Это должно было случиться, рано или поздно. Антон чувствовал все нарастающее напряжение, которое сквозило не только в стенах его дома, но, кажется, дышало парами кислоты в воздухе.

Рано или поздно это должно было произойти.

Они не раз и не два уже ссорились с отцом из-за нее.

Он не сдерживался в выражениях, он срывался, он почти всегда теперь срывался в разговорах с отцом. Кричал, отчаянно жестикулировал и доказывал свою позицию, свою точку зрения. И негодовал, яростно негодовал из-за того, что Олег даже не пытался вникнуть в суть его проблемы, а твердил одно и то же.

Накануне той ночи, когда свершился роковой выбор, Антон серьезно поссорился с отцом.

— И ты хочешь променять меня на нее?! — кричал он, не задумываясь о том, что его могут услышать. — Ты с ней хочешь жить?! — он не мог сдержаться. — Какая-то… грязная девчонка с улицы заняла мое место?! — лицо его исказилось. — Да она никто для тебя, — никто, понимаешь?! А я — твой сын, черт побери!

— Антон…

— Что?! — воскликнул тот разъяренно, глядя на застывшего посреди комнаты отца.

Ему было больно видеть его таким, убитым горем, с тусклыми глазами, но и иная боль, более едкая и режущая, полосовала его ножами. Он не мог этого выдерживать. Его словно ножами резали. С двух сторон.

— Что ты хочешь мне сказать?! — закричал он, метаясь по комнате. — Что променял меня на нее? Так я это вижу и так! Подумать только, какая-то… беспризорница, какая-то оборванка… — он чуть не задохнулся он переполнявших его чувств, вскинул голову вверх и сильно зажмурился. — Черт!

— Антон, — решительно заявил Олег, — не смей так говорить. Ты совсем не знаешь Дашу, и…

— А ты знаешь? — резко спросил молодой человек, повернувшись к нему и пронзив мужчину острым взглядом серых глаз. — Ты ее знаешь?! Как долго ты был с ней знаком, перед тем как решил привести ее в наш дом?! Два дня, три, четыре? Как долго ты ее знаешь?! — уничтожающе восклицал Антон, пытаясь докричаться до сознания отца. — Что ты знаешь об ее наследственности, на худой конец?! Кто ее родители, черт возьми, тебе это известно?!

Он бил по больному и знал это, осознавал, какую боль причиняет отцу своими словами, но остановить поток сбивчивых ругательств и резких обвинений уже не мог. Как не мог заглушить и собственную кричащую боль, рвущуюся изнутри.

— Ты ей настолько доверяешь?! — спросил он напрямик. — А ты уверен в том, что, проснувшись утром, застанешь все свои вещи в целости и сохранности!?

— Антон!.. — задохнулся от возмущения Олег.

— Что?! — огрызнулся тот, со свистом выдохнув, отошел к окну и сквозь зубы со злостью добавил. — Ты бы хоть в больницу ее сводил, мало ли что она с собой притащила из своего Калининграда…

Антон знал, что переходит границы дозволенного, но остановиться не мог. Как запущенный маятник, он яростно атаковал и шел вперед.

— Антон! — закричал Вересов-старший, мгновенно после этих слов подскочив к сыну. — Это переходит уже всякие границы! — он повернул парня к себе лицом и, заглянув в беспощадные серые глаза, словно потеряв голос, прошептал: — Откуда в тебе столько горечи… столько злости?!

Антон качнул головой и, встречая вопросительный взгляд отца, выдавил:

— Да если бы не она, ты никогда не бросил бы свою семью! — и тихо добавил: — Свою настоящую семью!

— Я тебя не бросал! — возмутился Олег. — Я здесь, рядом с тобой, и всегда буду с тобой!

Антон грустно усмехнулся.

— Ты, правда, ничего не замечаешь, или делаешь вид, что не замечаешь? — спросил он с болью в голосе.

— Я не понимаю, о чем ты…

— Она уже забрала у меня отца, — по словам выдавил из себя молодой человек. — Уже. Забрала!

Олег не нашелся, что ему сказать. Потому что правда колола глаза сильнее заостренных кольев. И как бы Олег ни хотел противиться, понимал, что Антон прав. Как же сильно он прав! И Боже, как было больно от этой правды!

Антон тогда сорвался из дома и, схватив ключи от машины, бросился в немую майскую ночь, матерясь и пиная землю перед собой. Заскочил в автомобиль, нажал на газ и рванулся с места, словно за ним гнались.

Он носился по ночной Москве, как сумасшедший. Гнев, злость и обида застилали глаза, в ушах звучал монотонный голос отца, уверяющего его в том, что он должен подружиться с девчонкой.

Подружиться, с ней!?

Он матерился сквозь зубы, чертыхался болью, смешанной со злобой и детской обидой.

Ведет себя, как ребенок! Да, как ребенок, черт побери! Но кто вернет этому ребенку детство, в котором он рос без отца?! Кто-нибудь сможет, повернув время вспять, исправить то, что было надломлено много лет назад?! Кто осмелится обвинить этого ребенка в том, что он жаждет отцовской любви, которой его сейчас хотят лишить?!

Какова вообще грань между детством и взрослостью? Можно ли провести эту невидимую черту, когда, будучи взрослым, отчаянно мечтаешь вернуться в детство?!

Повторять себе, что он взрослый, что ему, черт побери, не девять лет, а почти девятнадцать, и что он старше, опытнее и мудрее нее, этой девчонки с улицы, он устал. Он пытался уверить себя в том, что она ни в чем, в общем-то, не виновата, но не смог убедиться в этом наверняка.