Энн Стюарт - Холодный как лед

• Название: Холодный как лед
• Автор: Энн Стюарт
• Жанр: Остросюжетные любовные романы

Никогда не становитесь на пути выполнения задания. Работа предполагалась до ужаса легкой – собственноручно передать кое-какие юридические документы миллиардеру-филантропу Гарри Ван Дорну на его экстравагантной яхте, получить его подпись и удалиться. Но манхэттенская адвокат Женевьева Спенсер скоро понимает, что оказалась не в том месте и не в то время, и что открытый благожелательный плейбой имеет больные порочные наклонности. Пока он пытается вовлечь ее в свою игру на вечер, страстно желая использовать ее, оскорбить, избавиться от нее, как от остальных своих жертв, Женевьева вынуждена сохранять разум, если стремится пережить эту ночь. Но на яхте есть еще кое-кто, кто знает об истинной глубине дьявольской натуры Ван Дорна. Питер Йенсен гораздо больше, чем скромный личный помощник, каковым он прикидывается. Он секретный агент, который не остановится ни перед чем, чтобы только гарантировать: компания террора «Правило Семи», организованная Гарри должна умереть вместе с ним. Но присутствие Женевьевы вносит помехи в его планы, и сейчас он должен решить: рисковать своей миссией, чтобы спасти ей жизнь, или позволить списать ее как сопутствующую жертву.

Перевод осуществлен на сайте http://lady.webnice.ru

---

О, да, он был прекрасен – этого у него не отнимешь. И до сих пор она не осознавала, какой болезненно одержимой может стать, как хотеть его, как желать найти повод, что позволил бы Питеру коснуться ее.

– Вы меня за дурочку принимаете? – с трудом сдерживая в голосе ярость, сказала Женевьева.

Йенсен откинулся в кресле, вытянув перед собой длинные, облаченные в льняные брюки ноги. Он тоже был босиком, и она невольно заметила, какие у него длинные красивые ступни. Что еще там красиво?

– Мы оба знаем, что вы умная женщина, – произнес он. И начал расстегивать свободную белую льняную рубашку загорелыми, изящными и смертельно беспощадными пальцами. – Вы не упустите возможность получить надо мной любое преимущество, хоть эмоциональное, хоть физическое, и никогда не примиритесь с фактом, что это безнадежно. Раз уж чувства у меня искать бесполезно, так остается физическая сторона.

– Вы же заверяли меня, что ваше тело – просто хорошо налаженная машина, способная функционировать независимо от обстоятельств. Чем же это поможет мне?

– Неужели у вас отсутствует воображение, Женевьева? Вы и в самом деле думаете, все, что я говорю, – правда? Ложь – одна из трех ипостасей, в которых я поднаторел лучше всего. Насчет двух других вы уже в курсе.

Она взглянула на почти нетронутое блюдо и с надеждой спросила:

– Кулинарное искусство?

– Убийство. И секс.

– Но если вы такой искусный лжец, откуда мне знать, что это правда?

– Вам не узнать о моих способностях убивать, пока не станет слишком поздно, и, надеюсь, вы даже не осознаете, что происходит. Что касается секса… – Он развел руками: – Это на ваше усмотрение.

– Я собираюсь пойти спать. Без вас.

Но она не двинулась с места: просто не могла.

– Вы уже предупреждали. И вот все еще здесь. Не думаю, что именно этого вам хочется. Если не можете растопить мое сердце, всегда есть возможность попытаться взять надо мной верх, когда мое внимание так или иначе отвлечено. Я мог бы даже после уснуть – разве не так часто поступают мужчины?

– Не мои мужчины, – высокомерно заявила она.

Он улыбнулся.

– У вас нет никакого мужчины, Женевьева. И не было больше трех лет, с тех пор как вы перебрались в Нью–Йорк. Думаете, я не имею на вас полное досье? Я знаю, в какую школу вы ходили, как потеряли девственность, что предпочитаете на завтрак. Что у вас слабость к гонгконговским боевикам, французскому рок–н–роллу. Гарвардскую юридическую школу вы окончили третьей в группе и чуть не сошли с ума, что не окончили первой. Знаю, что вам нравится миссионерская поза, не хотите никому делать минет и редко кончаете. У вас нетерпимость к лактозе. Вперед, мисс Спенсер. Ставлю на то, что смогу заставить вас кричать от наслаждения.

Она почувствовала одновременно жар и холод. Осведомленность Йенсена в ее личной жизни была непостижимой и просто ужасала. Его ресурсы простирались куда дальше простого приобретения редкой содовой шипучки на Карибских островах. Если он уже внес столько сведений о ней в свою память, то осталось ли что там прятать?

– Нет, не сможете, – возразила Женевьева. Голос дрогнул.

Питер встал: ошибка с его стороны. Пока Йенсен вальяжно развалился в кресле, то выглядел почти безвредным, но когда встал в полный рост, Женевьева точно поняла, у нее против него нет никаких шансов.

– Вы всегда можете вытащить из–под матраса тот мясницкий нож и устроить мне мидоргазм. Тогда сами сможете убедиться, насколько это возбуждает.

– Ваша смерть не очень возбудит, – возразила она. – Удовлетворит – возможно, но возбудить… нет.

Он знал о ноже еще тогда, когда она прятала его. Есть ли вообще хоть что–то, чего он не знает?

– Если вы предпочтете устроиться в моей спальне, я вручу вам другой нож, – предложил тюремщик. – Вот видите? Я изо всех сил стараюсь угодить вам.

Он подошел к ней, и Женевьева призналась себе, что слишком поздно. Скорее всего, было поздно с того момента, когда она увидела его. Питер положил ей на плечи руки, скользнул ладонями под густые волосы и добрался до застежки на спине у ворота.

– Давайте, мисс Спенсер. Я подарю вам лучший оргазм, – насмешливо прошептал он. – У вас такого сроду не было. Докажите, что я не прав.

Она подняла лицо, чтобы поцеловать его, потому что знала: именно это и случится. Только чтобы спасти свою жизнь, твердила себе Женевьева, закрывая глаза. Ее единственный шанс спасти себя и Гарри. Девственница, возложенная на алтарь бога смерти.

Впрочем, никакая она не девственница, да и жертвоприношением здесь не пахнет. Она ощутила, как Питер ухватил сзади платье и дернул, и услышала, как посыпался каскад крошечных пуговок по плиточному полу, а ткань разошлась, открыв спину прохладному ночному ветерку.

Руки накрыли плечи, потянули вниз кафтан, и вот она уже стоит здесь, одетая только в крошечные лоскутки дамского белья, которые с таким трудом выбрала.

Взгляд синих глаз прошелся по ее телу, и порочный рот сложился в улыбку.

– Я надеялся, что вы предпочтете белье, – пробормотал Питер. – Куда забавнее, чем совсем ничего.

У него даже не участилось дыхание. Женевьева подняла руки и прикоснулась к его груди, где, будь у него сердце, она услышала бы биение. Ее сердце неслось вскачь. Его же билось медленно и ровно, как у отлаженной машины. Если машины имели бы сердца.

– Да, сердце у меня есть, – сказал он, накрывая ладонью ее руку и проводя ею под расстегнутой льняной рубашкой. Женевьева ощутила всей ладонью, кончиками пальцев на ощупь его гладкую кожу, чуть ли не ожидая, что, коснувшись, почувствует холод, но он был теплым, почти горячим.

– У вас есть сердце, – согласилась она.

Питер положил ладонь на ее грудь, Женевьева вздрогнула, продолжая стоять как статуя.

– А ваше несется во весь опор. Почему, Женевьева? Неужели вы боитесь меня?

– А разве не стоит?

– Да. Но вовсе не поэтому ваше сердце сильно бьется.

– Вы думаете, я вся трепещу от желания? – с трудом вымолвила она. – Я не так податлива.

– Вы просто детская забава, – прошептал он ей у рта, легко, как перышком, касаясь губами, хотя поцелуем это было назвать нельзя. – Все, что мне нужно сделать – лишь коснуться вас, и вы таете.

Она раздумывала, сможет ли пнуть его, но Йенсен уже предупредил ее, что это выводит его из себя. К тому же, кажется, она не могла воскресить в себе энергию прежнего негодования.

– Вы опоили меня наркотиком, – обвинила она его, пока он целовал ее шею, и Женевьева чувствовала его зубы на своей вене. А под ладонью сердце Питера билось все так же ровно и гладко.

– Я опаиваю вас прямо сию минуту, – прошептал он. – Существует не один способ сломить оборону женщины. – Он отвел в сторону тонкую лямку бюстгальтера и поцеловал плечо, и сердце Женевьевы сбилось с ритма.

– Довольно, – сказала она, отшатнувшись от него. – Я вам верю. Вы можете завести меня против моей воли и остаться невозбужденным. Я впечатлена. Может быть, вы подарите мне тысячу оргазмов, хотя в этом я искренне сомневаюсь, но мне неинтересно даже попробовать. Теперь позвольте мне уйти.

Но он поймал ее за запястье, притянул к себе, и не успела она понять его намерения, как Питер провел ее рукой по переду льняных брюк, по шокирующему свидетельству, что он далеко не безучастен.

– Кто говорит, что я не возбужден? – прошептал он. – Я просто знаю, как контролировать свое тело. Мой член, может, и хочет вас, но остальная часть меня не настолько подвержена жажде.

Женевьева попыталась отнять руку, но он был слишком силен: длинные пальцы сковали как наручниками запястье, удерживая на месте, и он прижался к ее ладони, медленно, раскачиваясь.

– Прекратите, – воскликнула она. – Вы больной ублюдок.

– Может быть, – согласился Питер. – Почему бы вам не попытаться найти мои слабые места?

– У вас их нет, – задыхающимся голосом парировала она.

– Откуда вам знать? – произнес он и поцеловал Женевьеву. Рука ее так и пребывала в ловушке, зажатая меж их тел там, где он стал еще тверже.

Она ожидала поцелуя собственнического и подавляющего. А поцелуй вышел медленный, гипнотизирующий, словно этот мужчина удовлетворял свое любопытство, пробуя ее губы, язык, ее кожу. Другой рукой он обнял Женевьеву и прижал к себе: почти обнаженное тело к мягкому льну. Платье лужицей собралось у ног между ними. Женевьева ощущала сердце Питера. Ровное биение служило ироничным контрастом ее бешеному пульсу, пока Йенсен целовал ее, неспешно, глубоко. Хмельной поцелуй лишь служил подтверждением того, что говорил Питер: он опаивал женщину в своих объятиях прямо сейчас, и ему не нужны были никакие химические препараты.

Но она не из тех, кто ищет забвение или освобождение в сексе. Секс вечно притаскивал с собой новоиспеченное множество проблем, порой худших, чем изначально, и Питер был прав: последние три года она прекрасно обходилась без интимных связей.