Гари Штейнгарт - Приключения русского дебютанта

• Название: Приключения русского дебютанта
• Автор: Гари Штейнгарт
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-86471-357-0

Когда Владимиру Гиршкину было двенадцать лет, родители увезли его из Ленинграда в Нью-Йорк. И вот ему уже двадцать пять, а зрелость все не наступает, и все так же непонятно, кто он: русский, американец или еврей. Так бы и варился Володя в собственном соку, если бы не объявился в его жизни русский старик по прозвищу Вентиляторный. И с этой минуты сонная жизнь Владимира Гиршкина понеслась стремительно и неуправляемо. Как щепку в море, его швыряет от нью-йоркской интеллектуальной элиты к каталонской наркомафии, а затем в крепкие объятия русских братков, обосновавшихся в восточноевропейском Париже 90-х, прекрасном городе Праве.

Экзистенциальные приключения бедного русского эмигранта в Америке и Европе увлекают не меньше, чем стиль Гари Штейнгарта, в котором отчетливо сквозит традиция классической русской литературы. «Приключения русского дебютанта» — это и лихой авантюрный роман, и серьезный взгляд на то, что значит быть чужаком в Америке и что значит быть американцем, и история…

---

Да, да, да. И завтрак, и обед, и ужин. А потом можно вздремнуть вдвоем. Нет, пусть лучше бодрствует и говорит. Ее речь, нежная, легкая, консистенции фруктового пирожного. Владимиру хотелось наклониться и откусить от ее слов. Слопать все дочиста прямо из ее маленького ротика. Но, кошмар и ужас, у Александры был парень, пухлый круглолицый чувак из Йоркшира по имени Маркус, и вид у него был такой, будто до всей этой заварухи в Восточной Европе он зарабатывал на жизнь игрой в регби. Пока Александра любезно расспрашивала Владимира о его творчестве («О твоей матери? Как интересно!»), ее бойфренд шумно задирал других посетителей в продвинутой манере отмороженных бриттов («Чё? Чё ты сказал? Ну-ка, иди сюда, срань!»), вызывая натужный смех у Планка и Коэна. Было ясно, что на недомерка Маркуса здесь смотрят снизу вверх. А как же иначе, ведь его девушка — Александра, бриллиант в короне Правы.

Еще была Максин, ее Владимиру представили как исследовательницу американской культуры. С ног до головы в синтетике, она сильно потела в кофеиновом чаду «Модерна»; коротко стриженные волосы с помощью геля тянулись ввысь, к звездам, а влажные голубые глаза смотрели на все вокруг, включая Владимира, с неизбывным удивлением. В общении Максин проявила себя великой Дипломаткой, к собеседникам она обращалась строго по рангу: сначала к Коэну, затем к Планку, Марксу, Александре и, наконец, к Владимиру.

— Я пишу монографию о мифопоэтике автомагистралей на юге Америки, — сказала она ему. — Приходилось там бывать?

Владимиру понравилась ее пылкость и теплые руки. Он поведал ей о своих приключениях на магистралях Среднего Запада. Как, сидя за рулем «вольво», принадлежавшего его чикагской подружке, он чуть не задавил семейство бурундуков. Этот бессвязный и, в отличие от водительских навыков Владимира, безопасный разговор длился, пока расхрабрившийся Владимир не осмелился спросить, почему Максин, причисляя себя к исследователям американской культуры, живет в Праве. Максин, поднеся чашку с кофе ко рту, пробормотала что-то насчет видения на расстоянии. Ах да, старое доброе расстояние.

В целом Владимир чувствовал, что набрал неплохие баллы на данном этапе конкурса популярности. Правда, Маркус и Планк, объединившись, прохаживались насчет богатеньких придурков. Но Владимир не поддался на провокацию. Врожденное чутье, обостренное послеобеденным спаррингом с Коэном, уберегло его и на этот раз: Владимир во всеуслышание объявил, что он намерен делать со своим богатством. Конечно же, издавать литературный журнал. Коэн поначалу обиделся, почему Владимир не сообщил ему о начинании первому, но вскоре шепоток о литжурнале охватил весь зал, и не успели завсегдатаи уголка Коэна переварить новость, как уже снисходительно и твердо отшивали обнадеженных литераторов, стекавшихся к вратам славы.

Владимир, сам изумляясь своей идее, немного струхнул. Под каким соусом, черт возьми, он втюхает это Сурку? Но потом вспомнил, что в его колледже издавалось аж целых два литературных журнала, а значит, и в Праве ничего не стоит запустить небольшое издание. К тому же «ПраваИнвест» уже взялся печатать глянцевые брошюрки, рекламирующие «фирму». Несколько сотен экземпляров на бумаге попроще не сильно увеличат расходы.

— У кого-нибудь есть опыт редакторской работы? — обратился Владимир к своей новой тусовке.

Опыт был у всех, чего и следовало ожидать.

Напившись кофе в количествах достаточных, чтобы неделю летать под потолком, компания спустилась на первый этаж, на дискотеку. Обстановка была довольно простецкая, в колонках бухало нечто вовсе не авангардное.

— Ну прямо Кливленд какой-то, — скривился Планк, услышав прошлогодние хиты, но никто не развернулся, чтобы уйти (да и куда было идти?). Напротив, компания протиснулась к колченогому столику, одному из многих, окружавших ломаной линией танцпол.

— Пива! — крикнула Максин, и вскоре бутылки «Юнеско» выстроились в ряд на столе, образовав Дополнительную линию обороны от тел, двигавшихся неуверенно и неуклюже в лучах сторожевых прожекторов и летаргическом мигании стробоскопов.

— Вот так и живем, — сказал Планк Владимиру, который явно вырос в глазах Планка после анонса Литературного журнала. — Надеюсь, ты не рассчитывал оказаться в Нью-Йорке-на-Тавлате.

— Ну, мы еще поглядим, что с этим можно сделать, — произнес приободрившийся Владимир. — Поглядим!

С другого бока его теребила Александра, ей не терпелось поделиться своим авторитетным мнением о публике.

— Посмотри на этих туристов! Какие же они все жирные! А вон тот расфуфыренный кабанчик в майке «Штат Огайо»! Ну просто прелесть!

— Что они тут делают? — спросил Владимир.

— Ничего, — ответил Коэн, утирая пиво с подбородка. — Они наши смертельные враги. Их, как рождественский окорок, надо отдать на съедение бабушкам, провезти в трамваях по всем двенадцати мостам Правы, повесить на самом высоком шпиле Святого Станислава.

— А где наши? — прокричал Владимир Александре, стараясь перекрыть шум.

Она показала на столики позади них, за которыми, как понял Владимир, сидели коллеги-художники, невозмутимо потягивая пиво среди всеобщей, в лучших традициях американских пригородов, обжираловки.

Посланец от одного из «наших» столиков, юный амбал в майке с картинкой Уорхола, принес тонкий синий кальян с гашишем. На сей раз Владимира представили как «магната, мецената, поэта-лауреата, а также издателя». Они курили сладкий, пряный гашиш, наполняя трубку снова и снова, пока пальцы не порыжели и не слиплись; такова уж разновидность этого зелья в странах, сопредельных с Турцией, — влажная и бьющая наповал. Амбал назвал Владимиру цену: шестьсот крон за грамм, но Владимир был слишком возбужден, чтобы совладать одновременно с кронами и метрической системой. Тем не менее он приобрел гашиша на две тысячи долларов и попутно еще одного верного друга.

Дальнейшее Владимир помнил смутно. Он танцевал с Максин и Александрой и, возможно, с парнями тоже. Дискотечная охрана в коричневых рубашках выкосила туристов с доброй трети танцпола, чтобы компания Владимира могла как следует оттянуться. Тогда и случилась серьезная заварушка. Девица из феминистской организации, громко сквернословя, ни с того ни с сего набросилась на Владимира. Обкуренный вусмерть Владимир подумал было, что его завлекают: тесный контакт с ароматной американской плотью и пара наманикюренных когтей, вонзившихся ему в бок. И лишь когда Александра принялась оттаскивать активистку за волосы, Владимир понял, что оказался в эпицентре некого классового антагонизма.

Александра ловко укротила феминистку, и Владимир, освободившись от груза девичьего тела, должно быть, пылко поблагодарил спасительницу, потому что та, бросив «ер-рунда», расцеловала его в сиренево-сером дискотечном дыму, пропитанном парами гашиша, в обе щеки. После чего он Даже обрадовался этому дурацкому инциденту, который помог провести четкую границу между «нами» и «ними». Вот так всего за один вечер Владимир твердо вписал себя в графу «мы».

Позже в такси, по дороге домой, он, помнится тормошил заснувшего Коэна, требуя, чтобы тот полюбовался городом, раскинувшимся внизу: городские огни уже погасли, но желтая луна по-прежнему плыла вдоль излучины Тавлаты; сигнальные огни самолетов отражались на манжете на Ноге, и одинокий «фиат» урчал на пустынной набережной.

— Перри, взгляни, какая красота, — настаивал Владимир.

— Да, ладно, — отвечал Коэн и снова засыпал.

А потом, глядя на стены своего замка-панеляка, Владимир припомнил, каким грозным казался ему палаццо Гиршкиных, когда он, поддатый, плохо соображающий подросток, возвращался поздно вечером из школы в Манхэттене, и мать, вечный страж, донимала его расспросами разом по-русски и по-английски, не получая ответа ни на одном языке. В холле спали ребята Гусева, некоторые с игральными картами в руках. Вонь, стоявшая в помещении, придала Владимиру сил, он принялся карабкаться по лестнице в поисках своей постели, однако на нужный этаж попал лишь с третьего захода. Наконец он нашел и свою комнату, и даже кровать.

«А она красивая… эта Александра», — подумал Владимир, прежде чем, сбрызнувшись миноксидилом, тихо вырубиться.

4. Физическая культура и ее адепты

Утром его никто не разбудил. И ничто. Будильник Владимир забыл сунуть в чемодан, Сурок же и человеко-щупальца его мощной организации до сих пор нежились в постели с подружками и оружием, хотя было далеко за полдень. Костя, как выяснилось, по утрам ходил в церковь.

Эту занимательную подробность Владимир узнал на пятый день пребывания в Праве. Он проснулся поздно — то ли от взрыва на одной из древних фабрик, что облепили бархатистый горизонт, то ли в самом Владимире что-то взорвалось. С пивом, водкой и шнапсом, поглощенными накануне, спалось тяжело; в стерильной типовой ванной Владимира вывернуло наизнанку, гнусный павлин понимающе ухмылялся на клеенчатой занавеске. Владимир только сейчас заметил, что птицу изобразили в тесных боксерских трусах расцветки столованского триколора и с огромным зобом в придачу.