Гари Штейнгарт - Приключения русского дебютанта

• Название: Приключения русского дебютанта
• Автор: Гари Штейнгарт
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-86471-357-0

Когда Владимиру Гиршкину было двенадцать лет, родители увезли его из Ленинграда в Нью-Йорк. И вот ему уже двадцать пять, а зрелость все не наступает, и все так же непонятно, кто он: русский, американец или еврей. Так бы и варился Володя в собственном соку, если бы не объявился в его жизни русский старик по прозвищу Вентиляторный. И с этой минуты сонная жизнь Владимира Гиршкина понеслась стремительно и неуправляемо. Как щепку в море, его швыряет от нью-йоркской интеллектуальной элиты к каталонской наркомафии, а затем в крепкие объятия русских братков, обосновавшихся в восточноевропейском Париже 90-х, прекрасном городе Праве.

Экзистенциальные приключения бедного русского эмигранта в Америке и Европе увлекают не меньше, чем стиль Гари Штейнгарта, в котором отчетливо сквозит традиция классической русской литературы. «Приключения русского дебютанта» — это и лихой авантюрный роман, и серьезный взгляд на то, что значит быть чужаком в Америке и что значит быть американцем, и история…

---

У «Страдза» Лев и затормозил. Подвеска машины зловеще скрипнула, на что Владимир немедленно ответил кровянистым выдохом.

— Вылезай! — приказал Лев.

— Что? — прохрипел Владимир. — Я дал тебе четыреста долларов.

— Вон! Вон! Вон! Вон! — проорал Лев, сперва дважды на иврите и в заключение два раза на своем новом языке.

— Постой! — в полный голос заговорил Владимир (возмущение победило астму). — Мы же посреди… — Трудно было определить, посреди чего. — Что мне теперь делать? Довези меня по крайней мере до автовокзала. Или до Амтрака. Хотя нет… дай подумать. Просто поезжай на север.

Лев развернулся к заднему сиденью и сгреб в кулак Владимирову футболку. Его лицо — нос-обрубок с подвижными ноздрями, серые мешки под глазами, блестевшие от пота, — напомнило Владимиру отвратительную физиономию Джорди. И это человек одного с ним племени! Они говорят на одном языке, у них общий бог и задницы той же конфигурации. В такси наступила минута молчания, если не считать звука рвущейся футболки и пыхтенья Льва, явно подыскивавшего слова, которые поставили бы точку в их взаимоотношениях пассажира и водителя.

— Ладно, — опередил его Владимир, — я знаю, куда еду. У меня осталось девятьсот долларов. Вези меня в Нью-Йорк.

Лев подтянул Владимира к себе поближе, обдавая взмокшего пассажира запахом лука и тахини:

— Ты…

Далее должно было последовать ругательство, но Лев предпочел оборвать обличительную речь на стадии местоимения.

Он отпустил Владимира, повернулся к нему спиной и скрестил руки на руле. Засопел. Снял Руки с руля и забарабанил по нему пальцами. Выдернул золотую звезду Давида из волосатых глубин, скрывавшихся под рубашкой, и подержал ее между большим и указательным пальцами. Этот скромный ритуал, очевидно, направил его мысль.

— Десять тысяч, — произнес он. — Плюс обратный билет на поезд.

— Но у меня только девятьсот, — возразил Владимир, и вдруг солнечный зайчик сверкнул на его запястье. Ура! Он бросил «Ролекс» на колени Льву, часы с сочным, ободряющим звуком плюхнулись на мясистую ляжку таксиста.

Лев хорошенько встряхнул их и приложил к уху.

— Серийного номера на задней крышке нет, — вслух размышлял он. — Автоматический хронограф. — Он опять проконсультировался со звездой Давида. — Девятьсот долларов плюс «Ролекс» плюс пять тысяч, которые ты возьмешь в банкомате.

— На моей карточке всего три тысячи.

— Ох-ох-ох, — покачал головой Лев и, открыв дверцу, начал неуклюже вылезать из машины.

— Стой! Ты куда?

— Надо позвонить жене, объяснить ей, что да как. Она думает, что я завел подружку. — И, ссутулив плечи, втиснув обе ручищи в карманы шелковых брюк, таксист двинул в унылую пустыню «Страдза», заманивавшего скидками.

Все Восточное побережье Владимир проспал. Не то чтобы за время поездки ничего не происходило. Отрубившийся Владимир, бормотавший во сне детские слова (каша, Маша, баба), умудрился пропустить спустившую шину, лишенную настоящего азарта погоню, устроенную маломощным дорожным патрулем в Южной Каролине, вопли и бешеные прыжки Льва, когда дружелюбный южный зверек, вероятно бурундук, потерся о его ногу на стоянке в Вирджинии.

Двадцать часов беспробудного сна — вот во что вылилось путешествие Владимира на север.

Проснулся он в туннеле Линкольна и каким-то образом немедленно сообразил, где находится.

— Доброе утро, бандит, — проворчал израильтянин с переднего сиденья. — Здравствуй и прощай. Как только выедем из туннеля, я скажу тебе шалом.

— За пять тысяч мог бы подбросить меня до дому, — сказал Владимир.

— Ой! Вы только послушайте этого гонифа! И где же твой дом? На Райкерз-Айленде?[22]

Где его дом? Владимир даже задумался на секунду. Но, вспомнив, не смог удержаться от улыбки. Если верить часам на приборном щитке, было три часа дня. Франческа, скорее всего, дома, в своей спальне-мавзолее, в окружении текстов и контртекстов. Владимир надеялся, что его двадцатичетырехчасовое отсутствие, нехватка его влажного дыхания на щеке Фрэн по ночам, пустота там, где всегда была его бесконечная заботливость, его «нечеловеческое терпение», как выразился Джозеф Руокко, уже дали себя знать и, когда он войдет в дверь, на лице Франчески возникнет совершенно несвойственное ей выражение — безоглядного счастья быть рядом с таким парнем, как Владимир Гиршкин.

Они свернули на Пятую авеню, и Владимир заерзал на сиденье. Осталась последняя минута. Ну Давай же, Лев! Израильтянин ловко втискивался меж желтыми такси, вслед ему грозили кулаками и возмущенно гудели (только посмотрите на этого выскочку в «краун-виктории» с флоридскими номерами!). Вывески на первых этажах казались близкими родственниками: «Матсида», «Меза Гриль»… В прежней жизни Владимир оставил небольшое состояние под каждой из них.

— Возвращение гонифа. — Лев затормозил у бежевого здания ар деко, где жили Руокко. — Не забудь про чаевые.

Наполовину из вежливости, наполовину не соображая, что делает, Владимир выудил из рваного кармана рваной футболки последнюю пятидесятидолларовую бумажку и протянул ее водителю.

— Оставь себе, — неожиданно отеческим тоном произнес Лев. — И постарайся жить праведной жизнью, если сможешь, вот мой совет. Ты еще очень молод. У тебя еврейские мозги. Значит, надежда есть.

— Шалом, — попрощался Владимир.

Его нелепые приключения в компании с этим огромным израильтянином подходили к концу. Финалом станет подъем на лифте. А вот и Джозеф Руокко, вышагивающий по холлу своей фирменной походкой динозавра, одетый по случаю жары в откровенно колониальный костюм из хаки («конрадианским» называла этот костюм Фрэн). Владимир уже собрался обрадовать Джозефа русским «Привет!», которому он обучил семейство Руокко, как вдруг увидел, что профессор не один…

Впрочем, все было не совсем так. Сперва до него донесся голос. Нет, сперва смех. Они смеялись. Нет, и это неправда. Сначала он услыхал гол ос профессора, потом смех — так смеются над какой-нибудь ерундой, потом он услыхал другой голос, а потом уж увидел.

Мощная рука в золотом браслете, с флоридским загаром, пахнущая детской присыпкой, дружески хлопала профессора по плечу.

Персиковый автомобиль знакомой марки стоял у обочины Двадцатой авеню, мигалки задорно мигали.

Джорди знакомился с новым другом. Смешно и грустно одновременно.

— Что с твоей футболкой? — достаточно громко спросил молодой привратник-бразилец, профессор и Джорди в дальнем конце холла запросто могли его услышать.

Ответа привратник не получил. Парень в синяках, этот коротышка, который каждый день выходит с дочкой Руокко и который всегда казался бразильцу то ли слишком застенчивым, то ли слишком высокомерным, когда ни от того ни от другого пользы ни на грош… этот трясущийся бритый дамский угодник выбежал вон, пересек улицу, свернул за угол и исчез. Канул в небытие, подумал привратник, улыбаясь фразе, вычитанной среди заголовков в «Пост».

— Я не поеду в Вичито. — Акцент Владимира преобразил топоним Вичито в самое иностранное слово в английском языке, какое только можно было вообразить. — Я хочу жить с Фрэн и чтобы все было хорошо. Ты сделаешь так, чтобы все было хорошо.

Хотя он и диктовал условия, но руки дрожали так, что с трудом удавалось удерживать трубку между ртом и ухом. Владимир стоял в покореженной телефонной будке. Слезы набухали в уголках глаз. Разразиться бы сейчас серией долгих, конвульсивных рыданий в стиле Роберты — пусть Баобаб послушает. Он всего лишь хотел добыть двадцать тысяч вшивых долларов. Не миллион же. Двадцать тысяч доктор Гиршкин зарабатывает на паре своих пугливых пациентов с золотыми зубами.

— Хорошо, — ответил Баобаб. — Значит, вот как мы поступим. Вводятся новые правила. Запомни их или запиши. У тебя есть ручка? Алло? Ладно, правило первое: тебе нельзя никого навещать — ни друзей, ни родственников, ни на работу ходить, ничего. Звонить мне будешь только из автомата и разговаривать не дольше трех минут. — Он умолк. Владимир представил, как он заглядывает в памятку, на которой отпечатаны правила. Неожиданно Баобаб понизил голос: — Дерево, девять тридцать, завтра. Встречаться мы не должны, — продолжил он громко. — Связь держим исключительно по телефону. Если остановишься в отеле, обязательно заплати наличными. Ни в коем случае кредитной картой. Еще раз: дерево, девять тридцать, завтра.

Дерево. Их дерево? То самое дерево? В девять тридцать? Утра? Неужто Баобаб поднимется в столь жуткую рань?

— Правило пятое: все время перемещайся или по крайней мере стремись к тому. Из чего вытекает…

Но правило шестое не успело перевалить через мембрану, в трубке послышалась возня, и на линии возникла Роберта. Коронным тоном дешевой шлюхи, от которой разит джином за девятьсот миль, девчонка воскликнула: