Василий Немирович-Данченко - Стихотворения

• Название: Стихотворения
• Автор: Василий Немирович-Данченко
• Жанр: Поэзия

В. И. Немирович-Данченко родился в Тифлисе, в семье офицера; учился в Кадетском корпусе. Результатом его частых путешествий по России и зарубежным странам стали многочисленные художественно-этнографические очерки. Немирович-Данченко был военным корреспондентом на трех последних войнах Российской империи — на русско-турецкой войне 1877–1878 гг., на русско-японской войне и на первой мировой войне. Русской армии посвящено много его художественных и документальных произведений, но наибольшую популярность у читателя он приобрел как автор развлекательных исторических романов («Королева в лохмотьях» и т. п.). Накануне революции вышло его неполное собрание сочинений в 50 томах.

Свою жизнь писатель закончил в эмиграции, в Праге.

---

Василий Иванович Немирович-Данченко Стихотворения

Биографическая справка

Василий Иванович Немирович-Данченко происходил из захудалого малороссийского дворянства. Его воинственные предки, среди которых были и запорожцы, воевали с поляками, татарами и турками, вели бродячую жизнь, перемещаясь от Кубани до Дуная.

Отец Немировича воспитывался в кадетском корпусе, в Петербурге. Из корпуса его исключили за чтение запрещенной литературы и отправили на Кавказ. Здесь он прослужил сорок лет, сражаясь под начальством А. П. Ермолова, М. С. Воронцова и других полководцев, не пропустив ни одной важной кампании. Здесь он и женился на пятнадцатилетней девочке-армянке, которая стала матерью двух Немировичей — писателя и режиссера (Владимира Ивановича).

Старший сын Василий родился 24 декабря 1846 года в Тифлисе. К десяти годам он вместе с отцом уже исколесил в обозной фуре весь Кавказ — от Дербента до персидской границы и от Каспия до Черного моря. Целыми днями Немирович пропадал один в горах, зачитываясь романами Купера и Вальтера Скотта, Загоскина и Масальского.

Первая попытка систематического образования кончилась неудачей: Немирович бежал из тифлисской гимназии, был пойман, водворен на место и снова бежал. Пришлось определить его в закрытое военное учебное заведение — в Московский Александровский кадетский корпус.

Это были годы, когда Белинский, Добролюбов, Писарев господствовали над молодыми умами. Под их влияние попали и кадеты. Появились молодые прогрессивно настроенные учителя, по рукам пошли «Колокол», герценовская «Полярная звезда», затрепанные номера «Современника». Кадеты устраивали демонстративные протесты против нелюбимых воспитателей и педагогов. Немирович отказался изучать военные науки и был из корпуса исключен.

Пятнадцатилетним подростком он прибыл в столицу с пачкой стихов за пазухой и — это ему хорошо запомнилось — с одним рублем и 22 копейками в кармане, и сразу же отправился по редакциям. Но предложение сотрудничать получил лишь от печально известных журнальных эксплуататоров Льва Камбека и Ильи Арсеньева. Причитавшихся ему денег Немирович так и не получил. Он голодал, обносился, ночуя в парках под открытым небом, пока, наконец, не решился попытать счастья в Москве. Но и там репортерская работа не избавила от нищеты. Доведенный до отчаянья, Немирович решился на кражу, был пойман, судим и, лишенный дворянских прав, в 1869 году выслан в Архангельск.

В Архангельске он служил по частному найму в канцелярии губернатора, собирал статистические данные и энергично корреспондировал в петербургские газеты и журналы. Последнее обстоятельство вызвало возмущение со стороны начальства и повлекло за собой увольнение со службы. Между тем сообщениями Немировича заинтересовался «Голос», и издатель газеты А. А. Краевский выслал аванс. Вскоре откликнулся и Некрасов, обещав напечатать стихи в «Отечественных записках». Воодушевленный успехом, Немирович предпринял несколько путешествий — в Соловки, в Кемь, на Мурман, в Лапландию, в Норвегию — и отовсюду посылал очерки, рассказы, статьи. В 1874 году он вернулся в Петербург довольно известным писателем.

В следующем году Немирович уехал на Кавказ, посетил Турцию; затем отправился в прикаспийские степи, на Волгу и на Урал, а оттуда — на Балканы, где началась русско-турецкая война. Немирович стал очевидцем и участником всех крупных сражений. Свои репортажи с театра военных действий он издал отдельной книгой («Год войны», СПб., 1878). Это было одно из самых сильных разоблачений армейской рутины, коррупции и карьеризма. «Год войны» был переведен почти на все европейские языки.

Вся дальнейшая жизнь Немировича представляет собой с внешней стороны бесконечный ряд путешествий — по Европе, Африке, Ближнему и Дальнему Востоку. Пережив нескольких царей, множество войн, три революции, он продолжал с энтузиазмом работать в области беллетристики и в годы советской власти: трудился над трилогией, охватывавшей период от первой русской революции до победы большевиков, писал историко-героические пьесы, воспоминания, переиздал немало прежних произведений, оказавшихся созвучными эпохе. В 1922 году ему было разрешено выехать за границу собирать материал для новой книги. Пробыв некоторое время в Берлине, Немирович переехал в Прагу, где и умер в возрасте 90 лет в сентябре 1936 года.

Сборники стихотворений Немировича-Данченко издавались трижды: «Стихотворения» (СПб., 1882, фактически — 1881); «Избранные стихотворения» (М., 1893); «Стихи. 2-е изд. 1863–1901» (СПб., 1902).

442. УЗНИКИ (С итальянского)

В душном каземате — глушь да темнота,
Скованные люди, скованы уста…

И среди молчанья только стон больной
С сдавленною силой прозвучит порой.

Прозвучит и смолкнет… а в окно глядит
День весенний, яркий; солнышко горит.

Сквозь бойницы смотрит тополь и росой
По листам зеленым — загорит порой.

И, принарядившись в листья и цветы,
День весенний полон вольной красоты.

За решеткой — воля! Песенка слышна,
Узники собрались тихо у окна…

Слушают… и лица, полные тоской,
Словно озарились светлой полосой.

Слушают… И кто же за стеной поймет,
Сколько здесь народу без конца гниет.

В этих темных лицах сколько вольных сил,
Сколько рук рабочих мир похоронил.

Прозвучала песня… Смолкнула она,
Узник не отходит долго от окна…

Если б не был слышен громкий звон оков,
Сколько бы запело вольных голосов!..

<1866>

443 (Из Тардье) «Вверху блеснул топор — и голова скатилась…»

Вверху блеснул топор — и голова скатилась.
Толпа на площади пугливо замерла;
Лишь где-то женщина рыдающая билась
И громко палачей неистовых кляла!..

Отчизна милая! Тебя благословляя,
Он встретил свой конец с улыбкою святой.
Прекрасней и честней ты не найдешь, родная,
Вождя отважного пред новою борьбой.

О, плачь же вместе ты с любовницей несчастной,
Могилу павшего слезами ороси
И память скорбную о жертве той прекрасной
В преданиях твоих и песнях воскреси.

Внимая сердцем им, окрепнем мы душою,
И доблесть старины воскреснет у рабов,
И пусть придут враги кичливою толпою…
Они лишь мстителей найдут перед собою —
Детей, карающих за муки их отцов.

1870

444 «Как много пало благородных!..»

Как много пало благородных!
Как много честных смерть взяла!
Резне конец! В полях бесплодных
Убитых жертв гниют тела…

По исковерканным дорогам,
К нагим полям великих битв
Идут в смирении убогом
Для торжества и для молитв.

И те поля, что победитель
Своею славою зовет, —
Сел разоренных робкий житель,
Народ слезами обольет.

Из рода в род пойдут сказанья,
Сберутся тучи божьих гроз, —
И месть воскреснет в день восстанья.
В день новых битв и новых слез.

И много сгибнет благородных,
И воцарится всюду мгла —
И будут гнить в полях бесплодных
Убитых мстителей тела.

1870

445 Поэту («Здесь, в царстве вечной суеты…»)

Здесь, в царстве вечной суеты,
Разлада, злобы и паденья,
Смолкают мирные мечты
И робко гаснет вдохновенье.

Минуты нет отдаться им,
Когда, глуша иные звуки,
Несутся с ревом грозовым
Валы отчаянья и муки.

Челнок ничтожный — мысль твоя,
Ему ли справиться с волнами?
Что значит утлая ладья,
Где вихрь играет кораблями?

Громады скал у берегов,
В клочки изорвано ветрило…
Таких немало челноков
Без цели море погубило.

Нет! нужен здесь поэт иной,
С такой же мыслью грозовою,
Безмерной, как простор морской,
Как чайка смелой над волною.

Пусть будет взгляд его суров,
Рука крепка и сердце твердо,
И грозный рев морских валов
Он, не смущаясь, встретит гордо.

И будет песнь его слышна!
Пусть перед ней не смолкнет море —
Но буревестником она
Зареет смело на просторе:

На гордой мачте отдохнет,
Иль на утесе сложит крылья
И, час придет, опять вспорхнет
Во мглу и бурю — без усилья…

Да будет песнь его слышна!
И те, что гордо с бурей бьются,
Бойцы, чья мысль еще сильна,
Ей отовсюду отзовутся…

<1875>