Василий Немирович-Данченко - Трефовый король

• Название: Трефовый король
• Автор: Василий Немирович-Данченко
• Жанр: Прочие приключения

Немирович-Данченко Василий Иванович — известный писатель, сын малоросса и армянки. Родился в 1848 г.; детство провел в походной обстановке в Дагестане и Грузии; учился в Александровском кадетском корпусе в Москве. В конце 1860-х и начале 1870-х годов жил на побережье Белого моря и Ледовитого океана, которое описал в ряде талантливых очерков, появившихся в «Отечественных Записках» и «Вестнике Европы» и вышедших затем отдельными изданиями («За Северным полярным кругом», «Беломоры и Соловки», «У океана», «Лапландия и лапландцы», «На просторе»). Из них особое внимание обратили на себя «Соловки», как заманчивое, крайне идеализированное изображение своеобразной религиозно-промышленной общины. Позже Немирович-Данченко, ведя жизнь туриста, издал целый ряд путевых очерков, посвященных как отдельным местностям России («Даль» — поездка по югу, «В гостях» — поездка по Кавказу, «Крестьянское царство» — описание своеобразного быта Валаама, «Кама и Урал»), так и иностранным государствам («По Германии и Голландии», «Очерки Испании» и др.). Во всех этих очерках он является увлекательным рассказчиком, дающим блестящие описания природы и яркие характеристики нравов. Всего более способствовали известности Немировича-Данченко его хотя и не всегда точные, но колоритные корреспонденции, которые он посылал в «Новое Время» с театра войны 1877 — 78 годов (отд. изд. в переработанном виде, с восстановлением выброшенных военной цензурой мест, под заглавием «Год войны»). Очень читались также его часто смелообличительные корреспонденции из Маньчжурии в японскую войну 1904 — 1905 годов, печат. в «Русском Слове». Немирович-Данченко принимал личное участие в делах на Шипке и под Плевной, в зимнем переходе через Балканы и получил солдатский Георгиевский крест. Военные впечатления турецкой кампании дали Немировичу-Данченко материал для биографии Скобелева и для романов: «Гроза» (1880), «Плевна и Шипка» (1881), «Вперед» (1883). Эти романы, как и позднейшие романы и очерки: «Цари биржи» (1886), «Кулисы» (1886), «Монах» (1889), «Семья богатырей» (1890), «Под звон колоколов» (1896), «Волчья сыть» (1897), «Братские могилы» (1907), «Бодрые, смелые, сильные. Из летописей освободительного движения» (1907), «Вечная память! Из летописей освободительного движения» (1907) и др. — отличаются интересной фабулой, блеском изложения, но пылкое воображение иногда приводит автора к рискованным эффектам и недостаточному правдоподобию. Гораздо выдержаннее в художественном отношении мелкие рассказы Немировича-Данченко из народного и военного быта, вышедшие отдельными сборниками: «Незаметные герои» (1889), «Святочные рассказы» (1890) и др.; они правдивы и задушевны. Его эффектные по фактуре стихотворения изданы отдельно в Санкт-Петербурге (1882 и 1902). Многие произведения Немировича-Данченко переведены на разные европейские языки. «Избранные стихотворения» Немировича-Данченко изданы московским комитетом грамотности (1895) для народного чтения. В 1911 г. товариществом «Просвящение» предпринято издание сочинений Немировича-Данченко (вышло 16 т.). Часть его сочинений дана в виде приложения к журналу «Природы и Люди».

Василий Иванович многие годы путешествовал. В годы русско-турецкой, русско-японской и 1-й мировой войн работал военным корреспондентом. Награжден Георгиевским крестом за личное участие в боях под Плевной. Эмигрировал в 1921 году. Умер в Чехословакии.

---

— Вот что я хотел сказать тебе, Петя… Ты сегодня увидишь у нас много странного, но ты ничему не удивляйся и не слишком-то разевай рот… А то над тобою все двойки хохотать будут. Они у нас смешливые… Если ты чего не поймешь, спроси, я тебе расскажу. У нас ведь не как у людей, мы живем по-своему и порядки у нас особые, и законы не людские.

— Да где же ход к вам?..

— А вот…

Валет дотрагивается алебардою до угла в столе, и изумленный Петя видит в нем маленькую дверь. Точно нора мышиная.

— Да разве я могу войти туда…

— Еще бы… Ты всмотрись хорошенько!

Петя глядит и видит — это не дверь, а целые ворота, и какие ворота!.. Высокие, широкие. По сторонам башни, на башнях — флаги всех четырех мастей. Или он вдруг сделался таким же крошечным, как сказочный мальчик с пальчик, или… или он уже ничего не понимает… У ворот сидят на страже четыре семерки, от всякой масти по одной… И как это ни странно, семерки, от нечего делать, играют в карты!.. Увидя валета, они вскочили и вытянулись, а трефовая подошла к нему.

— Никаких приказаний не будет? — спросила она.

— Нет, никаких… Заприте теперь ворота опять до утра… Утром, как мы пойдем назад, пожалуйста, не заставьте нас дожидаться…

Петя, оглянувшись, уже не видел никаких ворот. Их быстро затворили, и они слились со стеною, в которой были проделаны… Стена карточная; мостовая вся из крапу; громадная улица, которой и конца не видать, тоже из карточных домиков и домов. Фундаменты из кубиков, на которые употреблялись согнутые карты. На кубиках стояли карты углами, на них на платформах из карт красовались другие углы… Архитектура, при всей своей оригинальности, оказывалась Пете знакомой, потому что он и сам часто складывал такие же. Убедясь в этом, он почувствовал ко всему этому карточному царству полнейшее презрение.

— Дунуть и все ваши дома развалятся!

— А ну-ко попробуй дунь!

Только что Петя выпучил щеки, набирая в себя воздух, как вдруг точно по щучьему велению со всех сторон сбежались валеты — и бубновые, и червонные, и трефовые, и пиковые, и все они уставились в него остриями своих алебард. А издали с криками бежали двойки и тройки. Петя струсил и схватился обеими руками за своего трефового валета.

— Ну что, взял?.. — смеялся тот. — Видишь, мы тоже не промахи!..

Потом он сделал какой-то знак, и валеты разбежались во все стороны!..

Посредине улица пересекалась под прямым углом другой такой же, так что все карточное царство делилось на четыре квартала. Каждый был занят своею мастью, и по мастям они так и назывались бубновым, трефовым, червонным и пиковым. Красные с красными и черные с черными накрест. Стоя в середине, на большой площади, которая тоже вся была уложена уже не крапом, а синими и красными плитками, напоминавшими собою спинки карт 1-го сорта, Петя обнимал все кварталы и все четыре улицы отсюда… Зрелище было действительно величественное. Громады карточных домов — одни выше других — казались бы тяжелыми, если бы не были сквозными. Очевидно, свету и воздуху в этих домах не ставили преграды… «Вы не боитесь простудиться?» — спросил Петя. — «Отчего?..» — «А зимой от холода». — «У нас нет ни зимы, ни осени, ни лета, ни весны… Все наше царство у вас в комнатах — и вы сами, не зная того, заботитесь о нас…» Сквозь все эти ажурные и легкие постройки струился золотистый свет, но откуда он шел — Петя не мог никак заметить. Когда он освоился — ему мало-помалу становилось понятно все окружающее. В карточном царстве кипела своеобразная жизнь: двойки и тройки, на первый взгляд казалось, бесцельно суетились, сталкивались и разбегались, смешивались, кишмя кишели, посреди построек, каждая масть в своем квартале; четверки и пятерки работали в каких-то мастерских, приготовляя для королей, дам и валетов платье, оружие, украшения; шестерки и семерки играли роль полиции и солдат, одних они честью просили, других не пущали; куда тем хотелось, третьих, напротив, тащили, куда им вовсе не хотелось; восьмерки, девятки и десятки оказывались чиновниками и, сидя в карточных канцеляриях, департаментах и конторах, писали — только не перьями, а мелками, и стирали написанное щеточками, отчего из присутственных мест вырывались на улицы удушливые клубы белой пыли, заставляя неистово чихать и раскашливаться двоек и троек… Фигур не было видно вовсе… Они сидели в своих дворцах… Посреди центральной и единственной площади находилось громадное здание, выше всех, вроде дворца или храма, самой причудливой архитектуры. Кругом сутолка, гомон… У Пети даже голова закружилась. Еще бы: суетливые двойки и тройки кишмя кишели здесь у самых сеней, как у себя дома. С четырех сторон этого здания было четверо ворот, с вырезанными на одних трефовым крестом, на других знаком бубен, на третьих пиковым гербом, на четвертых червонным сердцем. У ворот сидели тройки, весело зазывая проходящих.

— Господа двойки! И вот заведения!..

— К нам, к нам!..

Когда Петя подошел ближе, он заметил на одних воротах надпись: «распивочно и навынос», на других «продажа и покупка (дешевый и быстрый кредит)», на третьих «Бубновый туз и Ком. Общество поземельного кредита. Контора банка всевозможных операций», на четвертых значилось кратко: «кутузка!» и тут двойки вели себя смирно. Сюда никого не приглашали. Напротив, у ворот стояли на часах две шестерки.

— А тут кто живет? — спросил заинтересованный Петя, подымая голову вверх, где находились второй и третий этажи с массою окон, закрытых плотно опущенными жалюзи.

— Тсс!.. — остановил его трефовый валет и, только когда этот палаццо был позади, наклонился к мальчику и прошептал: — Это дворец четырех тузов, управляющих нашею колодою…

— Чем?

— Ну, нашим царством, если хочешь!

— Отчего их все боятся?..

— Было время — не боялись… — и лицо валета сделалось угрюмо.

— Вот что, няня мне не хотела ответить или не умела, отчего туз такой маленький и из одного пятнышка только, а старше короля?..

— Много будешь знать, скоро состаришься! — проворчал валет и, очевидно, пришел в еще худшее расположение духа. — Да, вот навязали себе на шею — теперь и плачемся! — бормотал он про себя… — С королями-то жилось плохо, думали лучше будет… Нет купцы-то слопали нашего брата еще превосходнее!..

— Слопали? — радостно вмешалась проходившая мимо двойка… — Не нравится, видно?.. По-прежнему бы вам, хамову отродью, нашего брата в куски рвать. Нет, врешь. По нонешнему времени и на вас, валетов, управа есть. Только и свету-то мы увидели — как вас отменили…

— Ты отменил, что ли? — злился валет.

— Я ли, не я — а только вот хожу около, не опасаюсь. Тебе бы хотелось — в морду мне, а нет — руки-то связаны. То-то вы и грустите, что по-старому-то вам нельзя… Слава-те, Господи! Тузы-то на вас расчудесно намордники надели. Куснул бы — ан нет, простору-то того не оказывается… Сейчас туз тебя по шапке хлоп…

— Вам-то с тузами житье хорошее!

— Нам… Нам, брат, всегда плохо было, а только что, надо правду сказать, — теперь мы своих уважаем… Прежде — кромсали и увечили вы нас, а мы ничего не понимали… А теперь учуяли где и что. Видим!

— То-то и легче вам живется!

— Легче… Потому туз-то — и на вас, и на нас одну управу имеет. Нам не сладко — да и вам не рай!.. Тронь хотя мало, попробуй!.. Ну-ка…

— Стану я вязаться с тобою, пропойца!

— То-то… А в прежнее время бы ты со всем форсом, по благородству своему, в морду мне заехал… А теперь, вишь, вязаться-де не хочу… Морды-то пока нет, отменена… Чуть что — я сейчас тебя могу за шиворот и на расправу… А вам и прискорбно, что морды-то нет, потому вам за первое удовольствие по ней, значит, шаркать!.. Нет, что, брат, говорить — а мы тузами вот как благодарны. Потому погоди — придет время, мы и на них-то силу найдем. Сравняемся. Тогда и жить лучше станет. С тузом-то мы справимся, небось… Туз-то ведь нами держится. Дай нам только очухаться да осмотреться, мы и ему покажем порядки.

IV

Трефовый король жил в большом карточном дворце.

Как ни был мал и неопытен Петя, но и его поразил необыкновенно ветхий вид этого палаццо… Он весь был из захватанных и засаленных карт, из таких лопоухих, разбухших, изобранных, в которые обыкновенно его няня Аксинья играла на кухне в дураки с кухаркою Матреной. Мальчик обратил на это внимание валета, но тот опять нахмурился и точно про себя заворчал: «Все новые карты — у тузов теперь. В экономии их они держат, говорят: и так в старых-то поживете, не сахарные. Целыми колодами они их прячут у себя в подвалах. Ну, старичкам и приходится обходиться теми, какие у них были еще тогда».

— Когда — тогда? — добивался Петя.

— А в те времена, когда тузы еще не покрывали королей…

Вокруг самого дворца ходила какая-то дама. Петя засмотрелся на нее и рот разинул даже… Она была в красном плюшевом корсаже с синей каемкой вверху; на шее у нее красовалась в два ряда толстая золотая цепь с медальоном, на котором изображена пиковая масть. В руках она держала и жеманно нюхала белую лилию. Лицо у дамы точно лакированное, и волосы на висках завивались мышиными хвостиками. Петя даже увидал накладку у нее на темени и усики над верхней губой…